Кровь за кровь - Виталий Гладкий

Будто бы вы где-то встречались, познакомились, ты рассказал, что тебя можно найти в нашем баре, он случайно попал в город и вспомнил о тебе… ну и так далее. Короче говоря, лапшу на уши вешал. Меня не проведешь.

– А что его конкретно интересовало?

– Есть ли у тебя семья, как часто у нас бываешь, с кем общаешься, остался ли ты таким же крутым, как он тебя помнит… Ну и еще масса всяких незначительных деталей твоего бытия. Должен признаться, выпытывать он умеет. Под таким соусом все подает, что поневоле язык отвяжешь. Ловкий тип, хитрый, как змей.

– Ты можешь "нарисовать" его портрет?

– А как же. У мена профессиональная память. Невысокого роста, худой, неприметный, глаза какие-то бесцветные и почти не мигают, нос острый, в нижней челюсти два вставных зуба, золотые, волосы редкие, русые, движения замедленные, но какие-то хищные, угрожающие – как у пантеры, вышедшей на охоту, лицо в оспинках, на шее с левой стороны аккуратный шрам. Одет он был в неброский серый костюм – как мне показалось, размера на два больше, рубашка не новая, застиранная, туфли на микропоре, темно-коричневые. Все.

– Спасибо, Жорж. Вполне достаточно.

– Кто это? – полюбопытствовал наш местный Штирлиц, сверля меня взглядом. – Ты его знаешь?

– Не могу сказать ни да, ни нет. Может, какой-нибудь старый кореш… фиг его знает. Мало ли мне приходилось встречаться и общаться с самыми разными людьми. Я действительно домашнего адреса не даю никому, а отсылаю всех в этот бар. Все как в кино – место встречи изменить нельзя.

– Разумно. Нужно взять твой метод на вооружение. – Жорж не поверил ни единому моему слову.

Я не стал продолжать беседу и потопал в свой угол.

Я соврал Жоржу. Нет, я не знал этого человека. Это точно. Память на лица у меня была не хуже, чем у бармена, но ни в одном ее закоулке серый хмырь не значился. Однако подобный тип людей мне был знаком. Притом конкретно знаком.

После окончания действительной службы, будучи старшим сержантом, я решил остаться в родном десанте еще на некоторое время. Отношения с командованием у меня были хорошие – как это ни странно, учитывая мой упрямый и строптивый характер – а потому особых проблем с оформлением на сверхсрочную я не имел.

Сложности начались, когда я подписал все необходимые бумаги. Мой ротный почему-то решил, что такого зубра, как старший сержант Сильверстов, ну никак нельзя держать на сидячей работе где-нибудь на вещевом складе или в старшинской каптерке. Чего я, кстати, очень хотел и рвался в синклит армейских сибаритов с прямо-таки неистовым желанием. Одно дело пахать с утра до вечера, а то и ночью, до седьмого пота на полигоне, как и положено десантуре, другое – не спеша обгладывать свиные ребрышки под стопарик в дружной, спетой и спитой компании "сундуков" и со смаком травить армейские байки.

В общем, как я ни брыкался, а меня все равно откомандировали в учебку спецназа. Злой, словно цепной пес, я рвал и метал, и поначалу отлынивал от занятий, используя любой повод. Почти все, чему учили в спецназе на первых порах, мне было известно, а потому, при всем своем нежелании постигать премудрости науки эффективного уничтожения себе подобных, я не ходил в отстающих и даже пользовался среди курсантов определенным авторитетом.

Гром грянул, когда закончились общие дисциплины и нас распределили по группам узкой специализации. Поскольку я был одним из лучших в рукопашных боях, меня зачислили в элиту спецназа – подразделение разведчиков-диверсантов. Однако у меня было и слабое место в подготовке – стрелял я отвратительно. Конечно, я не пас задних и для обычного десантника моя стрелковая подготовка оказалась вполне на уровне. Я щелкал привычные мишени-силуэты, как семечки. Но когда нас начали учить стрелять на звук и свет в полностью затемненном тире, я облажался по всем статьям.

Я, естественно, был сильно огорчен, однако, поразмыслив, решил, что это к лучшему.

Мой облом в стрельбе должен доказать командованию учебки лучше всяких слов, что на роль спецназовца я не тяну, а потому оно просто обязано произвести выбраковку и возвратить меня в родную часть. Такие случаи в учебке бывали, а потому я с легким сердцем начал паковать свой сидор и изображать перед курсантами глубокое уныние.

Наверное, так оно и случилось бы, но у нашей группы неожиданно сменили инструктора по огневой подготовке. Прежний, ветеран Афгана, по-моему, просто томился в ожидании пенсии и тянул свою лямку, что называется, на пределе. Это был уставший, изломанный человек, которого армия достала до самой печенки.

Новый инструктор нас поначалу не впечатлил. Невысокого роста, какой-то засушенный, он выглядел среди громил-спецназовцев как тренер баскетбольной команды, человек обычных кондиций, на фоне своих двухметровых питомцев. И только его глаза – холодные, немигающие и безжалостные, для человека проницательного могли подсказать, что с ним лучше не связываться.

К сожалению, многие этого не поняли. В том числе и я. На первом же занятии под его руководством я по своей дурацкой привычке начал зубоскалить. Меня поддержали и другие. Ну в самом деле – стадом молодых слонов командует какая-то старая унылая Моська, из которой слова лишнего не вытянешь.

Реакция нового инструктора на наше выступление была быстрой и жесткой – чтобы не сказать жестокой. Выстроив нас в шеренгу, он с бесстрастным лицом отобрал четверых – самых крутых – парней во главе со мной, и приказал схватиться с ним в рукопашной.

Посмеиваясь – задавим козлика? задавим! – мы окружили инструктора и атаковали его по всем правилам бойцовских искусств.

Дальнейшее я помню смутно. Этот невзрачный, серый паршивец уложил нас за считанные секунды. Он наносил удары молниеносно, как змея, совершенно не придерживая руку.

Будь мы менее тренированные, нас унесли бы на носилках прямо в реанимацию. Сукин сын…

После этого "урока" мы уже не трепыхались. Нет, никто из нас нового инструктора уважать не стал. Мы его просто боялись. Правда, нужно отдать ему должное, в душу к нам он не лез и не пытался изображать из себя отца-командира. Это была сверхэффективная машина для уничтожения людей, почти биоробот, обучающий нас стрелковому искусству.

А уж в этом ему просто не было равных. Он стрелял как киношный терминатор и был безжалостен словно палач священной инквизиции. Гораздо позже я узнал, что наш инструктор принадлежал к весьма немногочисленному в спецслужбах клану профессиональных убийц, выполнявших задания по всему миру. Нашей группе можно сказать "повезло" – он как раз отдыхал от очередного "мероприятия" и согласился некоторое время поработать инструктором в учебке.

С той поры я перестал наплевательски относиться к таким малышам и в драке с ними выкладывался на все сто. Когда Жорж выдал портрет любопытного незнакомца, я с неприятным холодком в душе вдруг понял, кого он мне напоминает. Черт возьми, неужто на мой хвост упал профессиональный киллер!?

Я прекрасно понимал, почему он не взялся за дело сразу, без раскачки. Профи так никогда не поступают. Тем более, что этот "серый" тип наверняка знал, где и кем я служил. А значит он должен учесть все нюансы моего образа жизни и поведения, чтобы не дать маху.

Но почему!? Кому я, простой работяга, перешел дорогу? Бред…

Я просидел в баре почти до закрытия – с невольным трепетом в душе ждал появления незнакомца. Но он так и не объявился. Выяснил все, что нужно, и теперь сидит в засаде со снайперской винтовкой? Или ждет в подъезде с пистолетом? Черт возьми! До чего неприятно ощущать себя дичью. А при отсутствии оружия и вовсе скверно. Мне казалось, что я сижу в баре даже не голый, а вообще без кожи. И что теперь делать?

Когда я вошел в свою квартиру, то у меня от большого напряжения отказали ноги. Я рухнул в кресло, как подкошенный. Домой мне пришлось пробираться словно по вражеским тылам – задворками. Чтобы зайти в подъезд, я прождал в засаде полчаса, пока не подвернулась компания молодежи, возвращающаяся с тусовки. Я прилип к ним, как банный лист, и расстался только возле своей двери. Мое сердце колотилось словно заячий хвост, а адреналин долбил в виски большим кузнечным молотом. Мне уже давно не приходилось выходить на тропу войны и теперь сказывалось отсутствие постоянной практики. Я чувствовал себя салагой, молодым солдатом, которого бросили в бой, научив лишь нажимать спусковой крючок винтовки. Это давно забытое ощущение возвратилось ко мне как фантом, лишив здравого смысла и способности адекватно реагировать на окружающую обстановку. Мое моральное состояние было премерзким…

Телефонный звонок раздался, когда я находился в ванной, под душем. Чертыхаясь и оставляя мокрые следы на давно не мытом пыльном полу, я пробежал на цыпочках к журнальному столику, где стоял телефонный аппарат, и поднял трубку.

– Алло, алло! – голос Сереги.

– Чего орешь? Я не глухой. Я всего лишь мокрый – ты меня вытащил из ванной. У тебя что, пожар?