Последний свет (Астриум-4) - Эл Лекс

— С вами хотят поговорить.

— Да? И кто же? Мэр Города? — я хмыкнул.

— Берите выше. Господин Арамаки.

Глава 11

Сперва я решил, что ослышался. Потом — что это такая шутка. Потом — еще раз, что я ослышался. И так как ситуация явно не располагала к юмору, я решил переспросить:

— Кто-кто, ты сказал?

— Арбисанд Арамаки. — четко, по слогам, явно для того, чтобы у меня не осталось никаких сомнений, ответил мотылек.

— Какого хрена ему от меня может быть нужно⁈ — одновременно и удивился и восхитился я.

— Не могу знать. — мотылек качнул головой. — Но приказ был дан недвусмысленный — если светлячок в черном выжил, то пригласить его к господину Арамаки.

«Если выжил»…

Да, это актуальное уточнение на данный момент. Выжили далеко не все… И, что логично, но от этого не менее грустно — в основном, выжили те, кто был ранен и оставался на крышах. Те, кто не мог спуститься вниз с целью защитить людей от надвигающейся Тьмы.

Я посмотрел на свой Пульс — в переговорном приложении светилось всего-то десятка два значков из более чем шестидесяти. Все остальные перешли в то состояние, в котором температуры их тел становится недостаточно для функционирования Пульса и с очень большой вероятностью это была даже не смерть. Пока еще — не смерть. Смертью оно станет лишь когда оставшиеся за непроницаемым горизонтом Света светлячки и мотыльки вспомнят о Кодексе и сделают то, что должны сделать в той ситуации, в которой оказались.

Или не сделают…

Из моего Спектра выжили Лиза, Кейра, Трилла и Фиби. Из Спектра Сола выжил сам Сол, Стеф и Роксана, причем последняя была еще и ранена. Сколько было потерь среди мотыльков, конечно же, я не знал, но глупо было бы предполагать, что сильно меньше. Я своими глазами видел их там, внизу, и видел, что они сражались с ТТ наравне со светлячками, а значит и потери их должны быть сопоставимыми. Возможно, чуть-чуть меньше за счет большей мобильности — банально, их больше успело свалить из ставшей смертельно опасной зоны, — но общий процент должен быть примерно одинаковым. Удручающе малым.

— Что вообще произошло? — спросил я у все того же мотылька. — Откуда взялись ТТ?

— Световые барьеры выключились. — ответил тот тезисом, который я и так уже знал.

— Это понятно. А почему они выключились?

— Не могу знать, нам не сообщили. — мотылек пожал плечами. — Только сказали об отключении СБ и велели сдерживать тварей, пока не включат систему «Горизонт».

— Система «Горизонт»? — я хмыкнул. — Это вот этот световой потолок, я так понимаю? Интересно получается, значит, вы были готовы к чему-то такому?

— Значит, да. — мотылек снова пожал плечами.

А потом внезапно вздохнул, поднял руки, расстегнул фастекс и стянул с головы шлем, выпуская из-под него водопад каштановых волос, а с нижней части лица приспустил маску, открывая милое, хоть и грубоватое лицо, со шрамом, пересекающим верхнюю и нижнюю губу.

— Слушай, чего ты от меня хочешь? — устало спросила девушка. — Я сама знаю не сильно больше твоего. О существовании системы «Горизонт» — да, я знала, мы все знали, что есть какой-то последний рубеж обороны Города… Даже не Города, а небольшой части города, но что он из себя представляет и как работает — нет, мы не знали. О том, что происходит сейчас и почему отключились световые барьеры — мы тоже не знаем.

— Но тем не менее я не вижу ни паники, ни даже какого-то удивления. — хмыкнул я, нисколько не обманываясь усталым тоном девушки.

— Паника и удивление не входят в наши служебные обязанности. — девушка покачала головой. — Равно как и вопросы в целом.

— Ваша задача — выполнять приказы, не ставя их под сомнение?

— Точно так. И, предвидя твой следующий вопрос — да, и с вами мы дрались тоже потому что таков был приказ. Никакой личной ненависти ни у кого из нас к вам нет… Хотя нет, кое у кого есть, но это отбитые люди, которых не одобряем даже мы сами. Уверена, что и среди вас тоже найдутся те, кто живет ненавистью к корпорациям и ликвидаторам.

Живет… Нет, таких уже, наверное, не найдется… Но я знаю как минимум одного, кто этой ненавистью жил.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Хель. — просто ответила мотылек.

— Скажи, Хель… Я слыхал, что среди светлячков есть те, кто ушел из мотыльков. Тебе не приходило в голову, что бездумно выполнять приказы это не лучшая линия поведения, если от вас уходят люди? Потому что об обратных переходах я не слыхал.

— Плохо слушал. Ну, или тебе лапшу на уши вешали, уж не знаю. Среди ликвидаторов есть бывшие нелегалы, равно как и среди нелегалов есть бывшие ликвидаторы… Но, говоря откровенно, их процент от общей массы так мал, что можно их не считать вообще. Хорошо если один на сотню наберется. Так что отвечая на твой вопрос — нет, я не думаю об этих твоих линиях поведения. Работа ликвидаторов мало чем отличается от работы нелегалов, разве что обязанностей побольше, и не все из них касаются ноктусов.

— Ну конечно. — я хмыкнул. — А еще у вас куча правил и ограничений.

— А что, у нелегалов не так? — хмыкнула Хель тоже. — У вас же тоже есть свой кодекс неписанных, а, может, и писанных, правил, который каждый из вас обязан соблюдать, не так ли? Например не подвергать опасности остальных членов Спектра и тем более — простых жителей Города, если заразился, не скрывать это и быть готовым принять смерть, если это все же произошло. Верно говорю? Так вот разница между ликвидаторами и нелегалами только лишь в том, что у первых есть кому проследить за выполнением всех руководств и инструкций и в случае чего — исправить их ошибку или сделать то, что не было сделано. А у вторых таких людей нет. Они считают, что они сами себе хозяева, но на самом деле они — ходячая опасность для Города. Если кто-то из них заразится и испугается смерти, не сообщит об этом и уж тем более не найдет в себе сил спрыгнуть с самой высокой башни, какая только попадется в поле зрения — что будет в итоге? Известно что. А ликвидаторы всегда под наблюдением, и каждый из них осознает риски. Для чего, думаешь, у нас огнестрельное оружие? В первую очередь для того, чтобы быстро и без боли вышибать мозги тем, кто заразился. Даже если это наши собственные боевые товарищи.

— Светлячки для этого пользуются собственным оружием. — заметил я.

— И это очень плохо. — Хель покачала головой. — Ведь нелегалы не учатся убивать людей, они учатся уничтожать ТТ. А значит, нет никакой гарантии, что, когда придет время убить близкого человека, они смогут это сделать с минимальными страданиями для обреченного. Нет никакой гарантии, что они вообще смогут, что заставят себя это сделать. Выстрелить в человек намного проще, нежели снести ему голову с плеч или пронзить сердце.

Перед глазами снова встала картина, как обезглавили Дейдру и только я открыл было рот, чтобы не согласиться с Хель, как вдруг вспомнил вещь, которая все меняла. Я вспомнил, каким оружием это было сделано. Я вспомнил, кому в моем Спектре это оружие принадлежало. И пришлось признать, хотя бы для себя — именно Трилла из всех членов Спектра больше всех подходила на роль беспристрастного палача, которого от выполнения своей цели не удержит ничего. Включая личные пристрастия и чувства. Для нее одинаково что дафына выпотрошить, что снести с плеч голову своей собственной начальнице, а, может статься, и подруге, в случае, если та заразилась. В случае, если все вокруг, включая саму подругу, знали, что это надо будет сделать. Пока остальные расстраивались и колебались перед коленопреклоненной Дейдрой, Трилла уже намечала траекторию удара. И даже если у нее в душе в этот момент бушевала буря, снаружи она оставалась спокойной и холодной, как камень.

Как и всегда.

Так что возразить Хель нечего, если говорить совсем уж честно. Я был свидетелем всего одного устранения заразившегося светлячка и сейчас я могу с уверенностью сказать — оно было произведено руками человека, который подходил для этого как никто другой. Смог ли бы кто-то другой на месте Триллы так же хладнокровно сработать? Этого я не знаю.

Но зато я знаю, что даже я сам попадал в число тех, кто скрывал