«Я вернусь, мама!..» - Даир Славкович

— Вон, вон! Третий справа! В ели всматривается, зарубки ищет… А возле него самый главный полицейский чин! Он меня допрашивал…

— Значит, — прошептал комиссар, — все пока идет, как задумано.

Дядя Леша отдавал последние указания подрывникам.

Все дальше и дальше в лес отходили передовые посты партизан. Вокруг полицейских и фашистов теперь была настоящая чащоба. И тишина. Ни человеческих голосов, ни команд. Нарушал ее только неожиданный треск сухой ветки под вражеским каблуком.

В лесу совсем рассвело, и черные цепи начали двигаться смелее и увереннее.

Но что это? Фашисты остановились. «Лесника» — он теперь был отчетливо виден в своей черной шинели и черной пилотке — обступили полицаи и немцы, что-то расспрашивают, похоже, злятся. «Лесник» оправдывается, смотрит по сторонам, растерянно разводит руками.

— Разиня! — шепчет Костя с досадой. — Свои же метки потерял! Среди белого дня дороги не найдет.

— Могут сменить направление или расползтись по лесу, — помрачнел дядя Леша. — Тогда наша работа пойдет насмарку. Только зря взрывчатку изведем.

— Как же им дорогу подсказать? — подумал вслух комиссар.

К «леснику» подошел немецкий офицер и с размаху ткнул его в грудь стволом автомата. Полицай отшатнулся, отброшенный ударом, и бестолково забегал от дерева к дереву.

— Товарищ комиссар! — прошептал Костя. — Разрешите я дроздом просвищу? Когда мы шли, я так свистел. Может, услышит и вспомнит…

— Попробуй, — сказал Муравьев.

Среди утренней тишины послышался тоскливый крик дрозда.

«Лесник» будто окаменел. Он внимательно вслушивался в птичий крик. Потом осторожно двинулся на него. И вдруг повеселел: заметил свою зарубку на елке, замахал полицейским и немцам руками — нашел!

Цепи врагов начали приближаться к прогалине. И неожиданно замерли на месте: перед ними стояла человеческая фигура с протянутой вперед рукой.

Старший полицай высунулся из-за ствола сосны, за которую мгновенно юркнул, увидев «противника». Встал из-за кочки немецкий офицер — секунду назад он молниеносно распростерся на земле. Теперь все видели: перед ними не человек, а чучело. Причем чучело Адольфа Гитлера!

Немецкий офицер жестом показал: убрать! Старший полицейский чин, «лесник» и еще несколько предателей бросились к чучелу. Сам офицер с немецкими солдатами остались на месте. Замерли в нескольких шагах от «фюрера» и остальные полицейские.

— Ну, дружище, твое время, — прошептал Муравьев в самое ухо дяде Леше. — Как только грохнет, включай…

Дядя Леша был начеку: держал в руках небольшую подрывную машинку со вставленным ключом.

Полицаи сняли с чучела офицерскую шапку, сбили прикладом голову «фюреру». «Лесник» схватился за вбитый в землю кол. Кол не поддавался. Тогда полицай начал раскачивать его из стороны в сторону, намереваясь вырвать из земли. Но кол был вбит крепко. Видя беспомощность подчиненного, старший полицейский поспешил ему на помощь. Они напряглись и разом рванули кол.

В то же мгновение утреннюю тишину расколол сильный взрыв. Вместе с остатками «фюрера» вверх полетели черные пилотки и останки их хозяев.

А вслед за первым страшным эхом начали греметь новые и новые взрывы. Передние цепи атакующих были уничтожены. Остальные бросились назад, но взрывы настигали их и на краю леса, справа и слева — со всех сторон. Казалось, взрывались пни, кочки, деревья, сама земля под ногами у оккупантов и предателей. В грохоте тонули стоны и крики раненых. Уцелевшие не обращали на них внимания, в панике разбегались во все стороны.

Наконец фашисты опомнились: ударили из пушек и минометов. С минского аэродрома поднялись в воздух вызванные по рации бомбардировщики. Однако основной удар вражеской авиации и артиллерии приняла на себя ложная «линия обороны».

Отбомбив «партизанские позиции», вражеские самолеты улетели, и сейчас же новые цепи полицейских и немцев пошли на штурм Колодинского леса.

Партизаны встретили атакующих прицельным огнем из пулеметов и автоматов.

Атака захлебнулась, фашисты залегли.

Снова загрохотали вражеские пушки и минометы. Но теперь они били не по ложным позициям, а по настоящим окопам и траншеям, в которых находились народные мстители. Партизаны несли тяжелые потери.

Командование приняло решение — разделить отряд на две части: первая половина примет бой и будет удерживать врага до тех пор, пока вторая не прорвется в Никольский бор.

Костю назначили в группу прорыва.

Партизаны сначала ползли, чтобы не попасть под пули фашистских снайперов, потом, перебегая от дерева к дереву среди рвущихся мин и снарядов, оказались наконец за линией артиллерийского огня. Но здесь было открытое поле. Первые группы партизан, пулеметные тачанки и обоз еще не успели его миновать, как появился фашистский самолет-разведчик. Одновременно с фланга, из ельника, начали стрельбу вражеские пулеметы. Дорога была отрезана.

Лишь несколько тачанок прорвались в Никольский бор и там, развернувшись, открыли огонь по ельнику, где засели немецкие пулеметчики.

Фашисты перенесли огонь на Никольский бор. Снова в небе появились фашистские самолеты, началась бомбежка. Все окуталось, хотя и ненадолго, дымом. Этим воспользовались партизаны. Костя и еще несколько бойцов поползли вперед, зажигая и разбрасывая дымовые шашки. Свистели пули, выли осколки, во рту горчило от пороховой и тротиловой гари. Под дымовой завесой остатки двух рот из группы прорыва и те немногие, оставшиеся в живых партизаны, которые прикрывали отход, достигли наконец Никольского бора и пошли в лесную глубь, куда противник, понесший огромные потери, не рискнул сунуться.

Бои и походы

…Обескровленный в жестоком бою с превосходящими силами противника, отряд остановился на короткий отдых в лесу между Теляковом и Долгиновом. То были родные места Кости — еще прошлым летом пас он здесь Красулю, потом был проводником в группе Уколова. Хотелось хоть на минуту забежать домой, обнять отца, увидеть сестер, брата Толика, припасть горячим лицом к сухим, натруженным рукам матери, попросить у нее прощения.

«Прости, мама, я не мог поступить иначе. Но я обязательно вернусь!» Эти слова он повторял всегда, когда думал о доме.

В составе небольшой группы юного партизана послали в разведывательную операцию под Минск. В родные места Косте попасть после выполнения задания не удалось: отряд перебазировался в Старосельский лес.

И здесь пробыли недолго: по следам отряда шли каратели. Фашисты применили новую тактику — стоило никитинцам проявить себя в коротком бою или малой диверсии, тотчас по их следам бросались два-три моторизованных батальона, которые завязывали бои, неотступно шли за отрядом, изматывая его силы и так бывшие на пределе. Если отряду удавалось оторваться, найти укрытие в лесу, фашисты «передавали» партизан другим свежим воинским частям. Приходилось делать большие переходы, часто менять стоянки, чтоб сбить врага со следа. Все это стоило огромного напряжения. В начале июля 1942 года отряд повернул на запад, обошел Негорелое и оказался у разъезда Колосове. Разведчики на конях выскочили к самой железной дороге. На путях под парами стоял состав с несколькими вагонами, в которых находились немцы. Фашисты, очевидно, хотели перехватить партизан при переходе через железную дорогу, но не успели еще выгрузиться.

Разведчики мгновенно укрылись в лесу. Возможно, фашисты их даже не заметили. А Костя замешкался: он впервые в жизни близко увидел настоящий паровоз, вагоны.

…И вспомнился новогодний школьный вечер. После самодеятельного концерта начались игры у нарядной елки. Нина, смуглая, с густыми черными волосами, сверкнув в сторону Кости глазами, загадала загадку: «Ем я уголь, пью воду, за собой обоз веду. Тот обоз на сто колес, а зовусь я…» — «Паровоз!» — хором закричали со всех сторон. Только Костя промолчал.

«Мальчики, девочки, ко мне! — возбужденно крикнула Нина. — Будем играть в поезд! Станция назначения — Будущее!»

К Нине подбежали все ребята. Девочки схватили друг друга за локти, мальчики стали за девочками. Зафыркали со смехом, затопали по полу валенками. А Костя стоял в стороне, почему-то не решаясь присоединиться к «поезду».

«Костя! Иди к нам, становись впереди!» — позвала Нина.

«Неужели все это было всего лишь год назад? — с изумлением подумал мальчик. — Как в другой жизни».

…Немцы бегали, суетились, начали устанавливать на площадке последнего вагона пулемет. Очевидно, все-таки увидели партизан.

Рыжий конь, на котором сидел Костя, нетерпеливо перебирал ногами.

— Костя! — услышал он из густого ельника голос командира группы. — Ты что, заснул?

— Скачите в отряд! — крикнул Костя в ответ. — А я здесь останусь, отвлеку их.

Разведчики вихрем полетели по просеке в глубь леса. А Костя увидел: фашисты уже заложили ленту и припали к пулемету. Сейчас они откроют огонь!