По праву сильного (СИ) - Саша Кей

class="p1">У меня вытягивается лицо. Ненадолго? То есть он не за этим?

Гордеев посмеивается, глядя на меня.

— Давай уже, Ксюша. Показывай свою норку, — это звучит двусмысленно, и я кошусь на него подозрительно.

— Мы не можем ничем таким сейчас заниматься, — указываю я ему на очевидный факт.

— Прямо сейчас это и холодно, и неудобно, — соглашается Гордеев. — Ты сейчас отморозишь задницу, а я потеряю терпение.

Посверлив вторженца взглядом, я вынуждена смириться.

Не сбрасывать же его с балкона.

— Только тихо! — предупреждаю я его.

Ящер закатывает глаза.

Впускаю его на кухню, запираю балкон и осторожными шашками пробираюсь обратно в комнату. Гордеев ступает за мной практически бесшумно. Только скрипит кожа его куртки. В другом случае, я бы так не шифровалась, но если мама застукает в доме незнакомого взрослого мужика… Даже думать не хочу, что будет.

Занырнув в комнату, я запираю за Ящером дверь на замок, который по моим настоятельным требованиям врезали в дверь, когда мы с братом подросли, и мне захотелось личного пространства.

Оборачиваюсь на Гордеева, а тот уже сидит в кресле и вертит головой, разглядывая мою девичью обитель.

Но вот его взгляд останавливается на мне.

— Ты в этом бабушкином кошмаре спишь? — спрашивает он меня, указывая на халат брата.

— Нет, я его только на балкон надела.

В глазах Ящера вспыхивает интерес.

— Ну показывай, что там у тебя.

Глава 19

— Чур, не приставать, — строго говорю я и сама понимаю, как глупо это звучит.

Гордеев смотрит на меня насмешливо и ничего не обещает.

Немного помедлив, я все же развязываю пояс халата, но снимать его не спешу.

Моя пижамка довольно скромная, но Ящер разглядывает меня так, будто на мне развратная шелковая комбинация, а не хлопковые розовые шортики в белых зайчиках и рубашка, застегнутая на все пуговицы.

— Подойди ближе, — тихо просит он.

— Зачем? — подозрительно спрашиваю я.

Ящер хмыкает:

— Это чтобы лучше тебя видеть.

Сказочник, блин!

Я делаю несколько шагов к нему и встаю перед ним.

Гордеев выпрямляется в кресле и проводит рукой по моему бедру.

Странно халат длинный, но кожа у меня после балкона все равно холодная, а Денис без перчаток, но его ладонь такая горячая…

— Сними этот кошмар, — уже совсем другим тоном требует Гордеев, указывая на халат, и у меня от его голоса бегут мурашки. Так вчера он просил меня раздвинуть ноги.

Халат падает к моим ногам.

— Милый зайчики, — хрипловато произносит Гордеев, с преувеличенным интересом он разглядывает кролей, расположившихся на моей груди. Будто отзываясь на этот взгляд, соски мгновенно напрягаются и натягивают ткань.

Как так?

Я же ничего такого не хочу!

Денис запускает руку под рубашечку и поглаживает мой живот.

Или хочу…

Но не так сильно, чтобы потерять голову!

Конечно, нет, но от поглаживаний хочется замурлыкать. Ящер гипнотизирует руку, скрытую ткань рубашки. Лишь иногда полы рубашки расходятся, и ему становится виден белый живот. Словно он дразнит сам себя.

Не знаю, куда деть руки, и пристраиваю их на широкие плечи. Холодная кожа куртки под пальцами вызывает у меня странное ощущение беззащитности. Хочется прильнуть, ощутить себя в безопасности, под защитой сильного тела, запустить пальцы ему в волосы, вдохнуть знакомый запах.

Но Денис не делает попыток меня приобнять, его ладонь забирается выше, оглаживает ребра и ложится на грудь. Слегка сжав попавшее в плен полушарие, он наклоняется и целует меня в треугольник из родинок, появившийся у него на виду, когда задралась рубашонка.

Мне становится жарко.

Нет, я не окунаюсь в животную страсть или что-то подобное, но мне становится всего мало. Мне хочется, чтобы он тискал меня обеими руками, хочется чувствовать кожей его кожу, чтобы он поцеловал не только живот, но и грудь. Облизал соски, черт побери! Он опять игнорирует их, просто наслаждаясь мягкостью плоти.

Господи, ну чего я стесняюсь после того, как сама ему предложила себя!

Денис явно не из тех, кто будет кому-то обо мне распространяться.

Зажмурившись я выдыхаю:

— Поцелуй ее. Грудь.

Гордеев ничего не отвечает, и мне даже кажется, что он оставляет мои слова без внимания. Однако, рука, лежавшая до этого на моем бедре, плавно скользит вверх, поглаживает мою попку свозь шортики и притягивает ближе к себе.

Повинуясь этому движению, я усаживаюсь к нему на колени верхом.

Денис медленно растягивает мою рубашечку, опаляя своим дыханием каждый сантиметр открывающегося тела, и как только полы рубашки расходятся, он накрывает губами воинственно топорщащийся сосок.

Наконец-то! И вчера, и сегодня утром он лишал меня этого острого ощущения, томил меня! Гордеев посасывает вершинку, а у меня внутри все натягивается словно струна. Вот дьявол! Умеет же!

Когда он рисует кончиком языка что-то вокруг ареолов, во мне тает каждая косточка, я вся превращаюсь в подтаявшее мороженное. Особенно сильно подтаявшее там, где я чувствую сквозь ткань напрягшееся естество Дениса.

Связные мысли испаряются из головы, тело выгибается навстречу Гордееву, наполняясь истомой, но…

Несмотря на внушительный стояк, тяжелое дыхание и темную поволоку в глазах, Денис отстраняется и, глядя в мои ничего не понимающие глаза, он медленно застегивает мою пижамку снова. Пуговичка за пуговичкой. Даже воротничок ее поправляет.

Я бестолково хлопаю ресницами, медленно возвращаясь в реальность.

— Ты начала постанывать. Мне понравилось. Хорошая девочка. Но мы не должны шуметь, — отвечает Гордеев на мое явное недоумение.

Ссадив меня с коленей, он поднимается, поправляет член в джинсах и как ни в чем не бывало направляется к двери.

— Накидывай свою шкуру убитой пенсионерки и пошли закроешь за мной балкон.

Что?

Он сейчас уйдет?

— Это что сейчас было? — поднимая халат, спрашиваю я, не в силах осознать, что он так и полезет со второго этажа с членом на перевес.

— Это чтобы тебе сегодня спалось так же плохо, как и мне, — ехидничает эта зараза.

— Я буду спать просто отлично! — огрызаюсь я, завязывая пояс так туго, что ткань начинает трещать.

— Разумеется, — ухмыляется Гордеев. — Тебя будут ждать сладкие сны.

Он отпирает замок и все так же тихо, идет на кухню. Мне ничего не остается как в бессильном бешенстве топать за ним. На балконе же Денис снова становится серьезным:

— Я разберусь с этими звонками. За твоим братом присмотрят. Тебе не о чем волноваться, — с этими словами он садится на бортик.

А где «спокойной ночи», «я позвоню тебе»?

— Ты… — мнусь я. — Тебя завтра не будет?

— Уже соскучилась? — приподнимает Денис брови.

Что тут сказать? Скажу «да», буду как все эти вешающиеся на него бабы. Скажу «нет», вдруг