Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер

Не знаю, что в конце концов случилось со всеми 17 PzIV нашей части, которые так недавно выгрузились в Черновцах и которые переезжали путепровод над железной дорогой, но знаю, что случилось с нашим.

Наша рота ждала, наверное, в 75 км от южной окраины Черновцов. Поток советских танков — в основном Т-34–85 — с пехотой на броне просто должен был выйти на наш участок шоссе. Грязные поля. Канавы, полные воды. Немного возможностей маневрировать, чтобы поражать танки и их пассажиров более или менее в борт.

Гораздо лучше вначале было бы расположиться на боковой дороге, которая позволяла организовать широкий сектор огня. Такую выгодную позицию лучше занять в месте, где можно стрелять из пушки, развернутой поверх переднего угла корпуса, поскольку это меняло возможный угол встречи снаряда с вертикальной лобовой и бортовой броней корпуса. Понятно, ни водителю, ни радисту это не нравилось — из-за того, что тот или другой эвакуационный люк будет заблокирован пушечным стволом. Этим двоим такие вещи не нравились вдвойне — совершенно не нравились, потому что у нас был полный боекомплект из 87 снарядов, изрядное количество которых торчало в кассетах сразу за местами водителя и радиста, перекрывая им возможность выскочить из танка через башню. Как бы то ни было, мы заняли позицию вне дороги.

«Ага! На шоссе, один за другим, 19 Т-34–85 со своим пчелиным роем. Как и ожидалось. Первым делом — перебить танки. Тогда пехота тоже сыграет в ящик. Если нужно, используйте пулемет». Это было в 10 утра.

Под пулеметом имелся в виду пулемет радиста. То, что 75-мм пушка была заряжена бронебойным снарядом и, скорее всего, продолжала бы работать нашим страховым полисом, было важнее, чем точный огонь соосного с ней башенного МГ-34. Телескопический прицел «четверки» имел общую шкалу — 0–3200 м — для осколочных снарядов и пулеметных патронов, для бронебойных снарядов было две шкалы — одна, 0–2400 м, для снарядов с баллистическим колпачком, а другая, 0–1400 м, для подкалиберного снаряда. Те бронебойные снаряды, которые были у нас, давали возможность стрелять на 2400 м.

Бронебойные снаряды и цели, для которых они были предназначены, означали, что мы по возможности не должны были отвлекаться. Наводчику, чтобы управляться с орудием, нужны были обе руки. Управляемый с педали МГ-34 был строго вспомогательным оружием. Стрельба требовала концентрации.

На нашем PzIV все шло хорошо. С дистанции 250 м мы подбили один Т-34 с угла 45 градусов. Его пехота скатилась с него, как лесные сурки с прогретого солнцем валуна, пока винтовочные пули шлепают их по задницам. Танк загорелся.

Оттуда, где мы стояли на боковой дороге в 175 м от шоссе, чуть позже мы увидели, что другой PzIV тоже хорошо отработал. Судя по столбам черного дыма от горящего на открытом воздухе дизельного топлива — счет мог пополниться и другими Т-34, которые не загорелись, — наша часть минут за десять выбила, по крайней мере, восемь Т-34 на шоссе или рядом с ним.

Осторожный выбор позиции окупился, хотя мы потеряли два танка, чьи экипажи остались живы и готовились уйти — или уехать — в тыл. Лес рубят — щепки летят. Мы больше не видели советской пехоты. Уцелевших с подбитого Т-34 не было видно, наверное, они влезли на нетронутые Т-34, направившиеся на юг, к советскому плацдарму у Ясс.

Бой не был окончен. Мы знали, что максимальная скорость Т-34 и нашей поздней модели PzIV была на твердой поверхности примерно равна — 48 км/ч. Кроме того, Советы должны были беречься противотанковых мин, серых металлических контейнеров в форме хоккейной шайбы-переростка, каждая около 31 см в диаметре, с 5,44 кг тротила внутри.

Все танковые экипажи боялись всех типов противотанковых мин — советских и немецких. Одна мина могла порвать танковую гусеницу; обычно она повреждала или ломала подвеску. Другое ужасное действие противотанковой мины — сотрясение, особенно в нижней части танка. Водители и радисты, сидевшие в танке ниже всех, цепенели и часами не могли ходить, когда танк поглощал большую часть удара мины.

Наш ротный командир, прочитавший наши мысли о предельной скорости, скомандовал по радио: «Преследовать немедленно!» В погоню можно было пустить три танка. Остальные 12 оставались стоять, служа арьергардом. Мы покинули безопасную позицию на боковой дороге и присоединились на шоссе к двум другим танкам. Не было строя, просто мы следовали за ведущим. Вдоволь боеприпасов. Вдоволь горючего. Не нужно думать о противотанковых минах. Если Советы прошли через них — мы тоже могли. Перед нами шло достаточно Т-34, чтобы очистить дорогу от мин. Более того, они бы сами не успели поставить мины до встречи с нами.

В зависимости от направления ветра они могли попытаться использовать дым, чтобы заставить нас двигаться более осторожно; они тогда могли бы напасть на нас, когда мы бы выходили из дыма. Другая вещь, которая могла стать для нас смертельной, — волна Т-34, преследующих нас в обход арьергарда по боковым дорогам. Ничего этого не произошло.

Мы точно знали, что командир роты приказал нам сделать, и, кажется, это могло сработать. Атаковать все Т-34 с тыла. Несколько неортодоксально, но не нечестно. Вспомните, что весенние поля были непроходимы для танков, мы не могли исключить вероятности того, что каждый из Советов развернется на пятачке и встретит нас в лоб. Мы должны были догнать этих бегунов и, заметив их, немедленно атаковать их с тыла.

Догнать их — все одиннадцать, как оказалось, — мы, три «панцера-IV», смогли сразу за правым поворотом шоссе, проехав за ними около пяти километров. Совсем не подозревая о нашем присутствии, Т-34 ровно шли вперед растянувшейся колонной с неравными промежутками между машинами, на расстоянии легкой досягаемости наших бронебойных. Они явно не выставили тылового охранения, даже пешего.

Первым делом надо было сделать хотя бы один залп, наведя каждую пушку на воображаемое яблочко между выхлопными трубами или что там было. Попавший туда бронебойный снаряд легко пронзил бы моторный отсек, по крайней мере остановив танк, и, скорее всего, проплавил бы себе путь к экипажу. Идея стрелять прямо в задницу Ивану была не нова, и для этого требовалось низко придержать выстрел. Другая возможность — для этого нужно было придержать выстрел на шесть часов — была попасть выше моторного отделения, так что снаряд попадал в башню под погоном, заклинивая ее. Для каждого танка в бою «обездвижен» означало «мертв».

Первый залп из двух, о которых мы договорились между собой, должен был спугнуть выжившие Т-34. После второго залпа нужно было выбить, возможно на повороте шоссе, головной Т-34 или следующий за ним, чтобы остановить или замедлить Т-34, так, чтобы они дали бы заклеймить свои скошенные стальные зады бронебойным снарядом PzIV.