Мешок с шариками - Жозеф Жоффо

Ветер налетал на нас порывами, и мы передвигались боком, посмеиваясь, – он дул во всех направлениях сразу. Казалось, что город стекает с холмов, как мягкий сыр. На каком-то большом перекрёстке мы остановились и пошли вниз по очень большому бульвару, заполненному людьми, магазинами и кинотеатрами. Не то чтобы мы были потрясены этим зрелищем – двух парижских мальчишек, излазивших весь свой XVIII квартал, было не удивить несколькими фасадами киношек. Но здесь во всём чувствовалась какая-то радость, какой-то чистый живительный воздух, от которого перехватывало дыхание.

На углу стоял большой, выкрашенный в синий цвет кинотеатр с окнами-иллюминаторами, напоминавший старый пароход. Мы подошли поближе, чтобы поглазеть на фотографии и афиши. Показывали «Мюнхгаузена»[11], немецкий фильм с Хансом Альберсом, большой звездой Третьего рейха. Один из снимков изображал его летящим на пушечном ядре, а на другом он сражался на саблях с полчищами разбойников. У меня потекли слюнки.

Я толкнул Мориса локтем.

– Смотри, билеты недорогие…

Он взглянул на кассу и табличку под ней и сказал:

– Откроется только в десять…

Это означало, что он согласен. Я приплясывал на тротуаре от нетерпения.

– Тогда погуляем и вернёмся.

Мы пошли дальше по широкому бульвару, вдоль огромных крытых террас, где мужчины в серых фетровых шляпах читали газеты и курили, как будто бы тут и не слышали про ограничения на табак. Потом дома внезапно закончились, резкий порыв ветра чуть не сбил нас с ног, и мы остановились как вкопанные. Морис пришёл в себя первым.

– Чёрт, это море.

Мы никогда не видели моря, и нам казалось невозможным, что оно могло вот так вдруг, без предупреждения, без подготовки, открыться нам.

Оно дремало меж покачивающихся лодок Старого порта, синело между фортами Сен-Жан и Сен-Николя и тянулось до самого горизонта, усеянное белыми крохотными островками, залитыми солнцем.

Мы стояли перед висячим мостом, целой флотилией небольших судов и паромом, который совершал своё первое путешествие. Мы подошли к самому краю набережной – вода внизу была зелёной и в то же время вдалеке казалась совершенно синей. Невозможно было понять, в каком именно месте она меняет цвет.

– Ребята, хотите прокатиться в замок Иф? Залезайте на борт, и сразу отчалим.

Мы подняли головы. У человека, который окликнул нас, был вид ряженого: кепка с галуном, белые, слишком широкие штаны, в которых терялись ноги-спички, и моряцкий бушлат, не дававший ему нормально двигаться. С туристами в то время было сложно. Он обвёл рукой жёлтый кораблик, который тихонько покачивался на воде. Сиденья там были красные, а палубу не мешало бы выкрасить свежей краской.

Но сколько всего в этом Марселе! Кино, лодки, морские путешествия, которые вам предлагают вот так запросто, ни с того ни с сего. Я бы чертовски хотел посмотреть на замок Иф. Замок в море, это же должно быть настоящим чудом!

Медленно, с явной неохотой, Морис отрицательно покачал головой.

– Ну чего вы? Для детей цена вдвое меньше! Вы же не будете мне рассказывать, что у вас нет этой маленькой суммы? Поедем, залезайте.

– Нет, качка слишком большая, нам плохо станет.

Тип рассмеялся.

– Что ж, это бывает.

Его светлые глаза глядели по-доброму. Он всмотрелся в нас.

– Слышу по выговору, что вы не местные?

– Да, мы приехали из Парижа.

От нахлынувших эмоций тип вытащил руки из карманов:

– Из Парижа! Я там всё знаю, у меня туда брат переехал. Он водопроводчик, живёт у Порт-д’Итали.

Мы немного поболтали, он хотел знать, как там обстоят дела и очень ли тяжко в оккупации; здесь, в Марселе сложнее всего было с продуктами – теперь ничего нельзя было достать. На рынках на улице Лонг, за церковью Реформатов или на площади Ла-Плен можно было разжиться только кабачками. За салатом выстраивались очереди, а за топинамбур люди чуть не дрались.

– Да что там, посмотрите только на мои штаны.

Он показал, как сильно на нём болтался ремень.

– За этот год похудел на одиннадцать кило! Ладно, лезьте сюда, покажу вам двигатель моей посудины, если интересно.

В полном восторге мы поднялись на борт. Кораблик тихо покачивался на волнах, и это было даже приятно. В носовой части возвышалось нечто наподобие садовой сторожки – там находился мотор. Тип рассказал нам, как всё устроено, пройдясь от винта до карбюратора. Он обожал механизмы и так и сыпал словами, мы еле от него отделались.

Мы обогнули доки со стороны набережной Рив-Нёв. Там были бочки, связки верёвок и особый просоленный запах, запах приключений. Он витал на улицах Фортиа, на площади Оз-Юиль, и я ждал, что откуда-нибудь вот-вот выскочат полчища пиратов и флибустьеров. Приходилось признать, что с каналами на улице Маркаде, в которых мы запускали кораблики из тетрадных листов, всё это не имело ничего общего.

– Переедем на ту сторону по воде?

– Ладно.

Паром оказался плоскодонным судном. Пассажиры спешили поскорее укрыться от ветра за стеклами, но мы остались снаружи. Стоя на самом ветру, мы вдыхали запах соли, который проникал прямо под кожу.

Переправа заняла не больше двух-трёх минут, но зато мы смогли поглазеть на то, как город плывёт у нас над головами. Снизу бульвар Ла-Канбьер казался прямой линией, рассекающей крыши надвое.

На другой стороне набережной всё было иначе: хаос крохотных улиц, бельё, висевшее на верёвках, натянутых между соседними окнами, – солнце, наверно, вообще не заглядывало в эти кварталы.

Мы прошли немного вперёд. Улицы тут поднимались, как лестницы, а для сточных вод в середине был устроен жёлоб.

Я начинал ощущать какое-то беспокойство. На ступеньках в тени болтали женщины, по большей части сидевшие на соломенных стульях; другие высовывались из окон, уперев скрещённые локти в подоконник.

Внезапно Морис вскрикнул:

– Мой берет!

Его беретом завладела какая-то толстуха с колышущейся необъятной грудью – она хохочет, широко раскрывая рот и демонстрируя нам все свои пломбы. Я непроизвольно снял свой берет и запихнул его в карман. Да, я ведь ещё не упоминал о том, что мы были в беретах. Сейчас дети их не носят – видимо, головы у них стали крепче и уже не мёрзнут так, как в былые времена. Как бы то ни было, берет Мориса проделал за несколько секунд приличный путь: покинув макушку своего хозяина, он перекочевал к толстухе, а та швырнула его полуголой девице, стоявшей позади неё в тёмном коридоре. Чей-то оклик заставил нас задрать головы.

Из окна во втором этаже высунулась другая толстуха, размерами превосходившая первую. В своих похожих на сосиски пальцах она держала столь дорогой нам головной