WikiLeaks изнутри - Даниэль Домшайт-Берг

Исландия в тот момент как раз находилась в процессе глобального расширения своих информационных центров, пыталась охватить весь мир своими щупальцами в виде толстых подводных кабелей. Термальные электростанции производили достаточно «зеленой» энергии. Поскольку в прошлом нами уже было воплощено в жизнь множество идей, изначально казавшихся фантастикой, мы решили, что и проект свободной гавани, возможно, тоже удастся пробить. Почему бы и нет?

Эгилль Хельгасон замер, даже не донеся чашку с кофе до рта, когда Джулиан рассказал ему о нашей идее. Я увидел, как заблестели его глаза. Стало ясно, что мы сможем представить свой проект в его воскресном шоу.

На обратном пути в гостиницу, в наш маленький номер с эркером, занавесками в цветочек, бежевым пластмассовым мусорным ведерком и удобствами в коридоре, мы обменялись еще несколькими фразами о нашем грандиозном плане. Мы были полны уверенности в себе: теперь мы немного поконтролируем исландскую политику. Неужели нам не под силу вытащить этот маленький симпатичный островок из кризиса? Смешно даже спрашивать. Мы были готовы к очередному приключению.

В то воскресенье за нами в пансион прислали шофера, который отвез нас в студию – она находится за городом, на возвышенности. Мы приближались к ней медленными витками. Я смотрел в окно. Заснеженный пейзаж, сильный ветер. Из-за белых хлопьев, мелькающих перед ветровым стеклом, казалось, будто мы стоим на месте. Рейкьявик – своеобразный город, одновременно сказочно привлекательный и неприветливый. Я бы целую вечность вот так и ехал в машине. Вероятно, здесь было не холоднее, чем в Германии, но мир за окном автомобиля представлялся мне Антарктидой. Солнце только один раз выползло из-за горизонта, посветило пару жалких часов и опять обессиленно удалилось из поля зрения. Я с самого утра был какой-то вялый, сонный, и за целый день мне так и не удалось до конца проснуться. Хотя я с первого взгляда полюбил Исландию, мне следовало еще тогда догадаться, что нам эта страна принесет не только хорошее. Пожалуй, я даже должен был заранее предвидеть, что мы поссоримся с Джулианом, если вернемся сюда на более продолжительный срок.

Я заметил, что между нами что-то разладилось, и это меня все сильнее беспокоило. Джулиан с преувеличенным раздражением реагировал на все, что бы я ни сказал. Иногда он вообще не считал нужным мне отвечать, делал вид, что меня нет, или исправлял каждую мою формулировку с этакой назидательной педантичностью, которая приводила меня в бешенство. Английский для него родной язык – конечно, Джулиан изъяснялся на нем лучше меня. В конце концов, мне же постоянно приходилось общаться и даже давать интервью на иностранном языке. Но проблема заключалась совсем не в этом. Мы цапались из-за всякой ерунды, чтобы избежать обсуждения основного конфликта.

И с моими глазами что-то было не так, веки казались необычайно тяжелыми, и я искал во взглядах собеседников ответ на вопрос, все ли со мной в порядке. Каждый день я по снежным заносам плелся в супермаркет за свежим апельсиновым соком, который якобы помогает от солнечной недостаточности. На бутылке был изображен аппетитный сияющий оранжевый шар, немного напоминающий такое желанное солнце. Раз уж увидеть его нельзя, приходилось его пить.

Ток-шоу тем не менее прошло чрезвычайно успешно. Белокурый Хельгасон задавал нужные вопросы, и в конце беседы о WL и банке «Кёйптинг» нам удалось поделиться со зрителями своей идеей свободной гавани для СМИ. После этого выступления о нас знал весь остров.

С нами здоровались на улице, нас обнимали незнакомые люди в супермаркете, нас приглашали в бары и угощали шнапсом. Это было невероятно, мы стали звездами. Мне это до того понравилось, что даже стало стыдно. Немного побыть героем так приятно! Я бы покривил душой, если бы вздумал это отрицать. В начале нашей деятельности мы так долго и отчаянно искали способов рекламы для WL. Журналисты по нескольку недель не отвечали на мои звонки. Мы организовывали лекции, на которые приходила горстка людей. Нас нередко называли шпионами, доносчиками и преступниками. Впервые наша работа получила признание, и мне это грело душу, а вот на Джулиане никак не отразилось. Казалось, слава для него – нечто само собой разумеющееся, причем он скрупулезно следил за тем, чтобы в его адрес говорилось побольше хвалебных слов, чем в мой.

Такую WL-командировку не сравнить с нормальным отпуском в компании друзей. Мы никогда вместе не готовили, даже фильмов по вечерам не смотрели. Если мы вообще завтракали, то сидели за столом, уставившись каждый в свой ноутбук, печатали и жевали булочки в полном молчании. Еще немного – и я попросил бы Джулиана по электронной почте передать мне кофейник. Один раз мы все-таки вместе сходили в клуб в центре города. Там тоже всем хотелось с нами выпить и потанцевать.

Мы с Джулианом вообще-то не любители клубов. За все время нашего общения мы дай бог дюжину раз куда-то ходили. Помню один вечер в Висбадене, в клубе «Скотобойня». За свою манеру танцевать Джулиан получил прозвище Король диско. Он занимал большую часть танцевальной площадки и словно бы исполнял ритуальный танец: широко разводил руки и мерил помещение огромными шагами. Выглядело это не особенно красиво, не очень умело и не свидетельствовало о наличии чувства ритма, но отчего-то по-своему впечатляло. Ему было все равно, что о нем подумают. Как-то раз он сообщил мне, что его эго требует свободного пространства. Это высказывание превосходно отражает суть его манеры танцевать.

Для дневного времяпрепровождения мы облюбовали диванчики в кафе «Рот». Это был маленький самоорганизованный ресторанчик в старом доме, назначенном под снос. Там было очень уютно. По воскресеньям там танцевали свинг; можно было за один евро заказать себе кофе, который потом целый день подливали, и спокойно работать.

Три дня спустя началась конференция, на которой мы познакомились с Биргиттой. Она явилась в качестве парламентария, чтобы расспросить о нашей идее свободной гавани. Биргитта принадлежала к новой партии под названием «Движение», выбранной в парламент в результате финансового кризиса и общественных протестов. Биргитта принимала участие в кампании за гражданские права, кроме того, она была поклонницей Тибета и успела объездить весь мир. А еще она писала стихи и совершенно не походила на политика.

Она подошла к нам после выступления, и мы все вместе отправились ужинать. Как член парламента она немедленно вызвала у Джулиана жгучий интерес. Когда человек казался Джулиану важным, он обычно вел себя очень галантно. При этом церемония знакомства всегда проходила по одной и той же схеме: он подавал человеку руку, безуспешно (как и в случае Биргитты) пытался разобрать имя, переспрашивал, наклонялся вперед, чтобы получше расслышать, а потом пытался правильно его выговорить. Исландские имена довольно сложно произносить, особенно человеку, у которого, как у Джулиана, проблемы с иностранными словами. Так Биргитта стала Бригиттой. И так ею и осталась, несмотря на то, что в последующие месяцы постоянно нас сопровождала и в скором времени стала близким доверенным лицом.

В Исландии я сделал себе татуировку. Мне нравятся татуировки, но при этом я всегда ищу необычные мотивы, лично меня затрагивающие. Я часто увожу с собой татуировку как сувенир, напоминающий о каком-то особенном месте. Исландия – это очень особенное место.

Я долго колебался. Идея татуировать на спине песочные часы, эмблему WL, пришла неожиданно. Когда-то давно я уже замышлял нечто подобное, но потом передумал. Я хорошо помню, что рассказал об этом Джулиану и он мой замысел одобрил. А впоследствии неоднократно насмехался над его убожеством.

В кафе «Карамба», куда я частенько заходил выпить кофе по-американски и поработать, мне порекомендовали салон Icelandic Tattoo Corp.

Тату-салон располагался за матовой стеклянной витриной прямо на главной улице, и когда я под звон колокольчика открыл входную дверь, мне навстречу вышел молодой человек, который, к моему удивлению, говорил по-немецки. Он отрицательно замотал головой, когда я попросил назначить время. Все забито, причем на несколько месяцев вперед. Он так смеялся, как будто я спросил его, верит ли он в Деда Мороза. Я уже собрался уходить, как вдруг из одной из задних комнат выглянул второй татуировщик и узнал меня: «Эй, я видел тебя по телевизору, мне нравятся твои идеи!»

Он подошел улыбаясь, пожал мне руку и сказал, что зовут его Фьёльнир. Я показал ему свой мотив, и он тут же назначил мне время. К сожалению, сделать удалось только половину татуировки, потому что и татуировщик, и я совершенно вымотались и сдались после четырехчасовой сессии. Я принял две таблетки обезболивающего, без конца хлестал воду и постоянно спрашивал Фьёльнира, на каком континенте эмблемы он находится.

– Доделываю Исландию.

Я вздохнул.

– Марокко.

О боже!