Время покупать черные перстни - Александр Борянский

— Вот что, бабоньки, — сказал Жора, — кхе-кхе, короче это… раздевайтесь.

— Вы чего это, дураки, удумали? — всей своей талией грозно двинулась на нас Наталия. Жора растерянно попятился к двери. И все дело было бы загублено на корню, если бы я, убоявшись провала, не выхватил из умывальника огромный кухонный нож и не заорал, вспоминая на ходу все виденные когда-либо детективы:

— Стоять, шампунь блатная! Век воли не видать, порешу, как котят! — На том мой запас уголовных выражений иссяк, и я добавил только последнее известное мне «блатное» слово: — В натуре.

Но Наташе этого вполне хватило. Она остановилась и, торопливо расстегивая ворот блузки, нерешительно, с какой-то полувопросительной интонацией крикнула:

— Ой?..

А потом еще, с тем же выражением:

— Насилуют?!

— Размечталась! — буркнул осмелевший Жора, помогая ей стянуть блузку.

Собрав одежду в охапку, он потоптался нерешительно на месте и спросил меня:

— А может того… задержимся, а?

— Иди, иди, ядерщик ядреный, — подтолкнул я его к двери.

— Эх, — с нескрываемым сожалением вздохнул он, — вы уж нас, женщины, извините. — А за что он извиняется — за грабеж ли, за раннее ли отбытие, одному богу известно.

— Дураки, они и есть дураки, — сварливо крикнула нам вслед Варвара, а мы ножкой стула заперли дверь снаружи и принялись переоблачаться в женское.

В костюмах беглого Керенского мы без приключений добрались до КПП. Часовой, прохаживающийся неподалеку, даже не взглянул на нас От волнения у меня образовалась очень неудобная слабость в коленках. Войдя в дверь, мы увидели вертушку и окошечко дежурного напротив нее. Я сунул туда найденный в кармане сарафана пропуск, заключенный в мутно-прозрачный пластиковый футляр. То же сделал и Жора. Пропуска были тут же возвращены нам, я толкнул вертушку, но она не поддалась. Спрашивать, в чем дело, я не смел — голос-то у меня отнюдь не женский. Но все разъяснилось само собой:

— Чего долбишься, — просипел вахтер, — руки сюда давайте.

Я испуганно покосился на Жору. Тот, задев губами мое ухо, прошептал: «Это какой-то тест». Мы сунули руки в окошко. Я почувствовал, как к ладони прикасается что-то плоское и холодное.

— Э-э, вы кто? — спросил вахтер озадаченно. Я выдернул ладонь и кинулся к дверце его комнатки. Толкнул. Естественно, заперто. Ко мне подскочил Жора, тоже попробовал дверь рукой, а потом принялся всей своей массой с размаху биться о нее. И с четвертой попытки мы вломились в прокуренную каморку. Уже вовсю ревела сирена. Старик тряс ладонями над головой, бормоча: «Сдаюсь, сдаюсь, в плен бери, давай…» Жора дернул какой-то рубильник, и сирена смолкла. Я нажал на педаль под столом и защелкнул ее специальным замком; вертушка теперь должна быть свободной. Мы ринулись к выходу, но на пороге столкнулись нос к носу с двумя бравыми охранничками.

— Стой! — рявкнул один из них.

Смелость тут ни при чем, наоборот, именно от страха у меня полностью атрофировался инстинкт самосохранения. Я бросился в дверь, прямо на автомат.

Но в меня не стреляли. Зато я получил оглушительный удар прикладом в висок и моментально провалился в темноту.

…Наверное, только после того, как тебя побьют, по-настоящему осознаешь, что ты — в тюрьме. Не в общежитии, не в казарме, а именно в тюрьме. Кажется, я понял это первым. Шел второй день объявленной мной голодовки.

Вчера, когда я перед строем заявил о своем решении Зонову, он сделал вид, что ему наплевать. Но я видел: именно СДЕЛАЛ ВИД. Рассчитывал, что я, столкнувшись с безразличием, откажусь от своего намерения. На самом же деле он начал нервничать, я заметил это. А сегодня майор Юра рассказал, что утром Зонов как бы мимоходом справлялся о моем самочувствии.

По книжкам о революционерах я знаю, что, голодая, нужно лежать, меньше двигаться — сохранять энергию. Я же, наоборот, без нужды суетился, слонялся по спальне, слушал анекдоты, пил чай (почти каждый взял в командировку пачку чая и кипятильник), курил, ругался, ложился и снова вставал. Не то что истощенным, просто голодным я себя почувствовать еще не успел. Только башка трещала, но это, наверное, от удара.

В нашем углу Жора со смаком описывал сцену раздевания поварих. Рассказ этот он «по просьбам трудящихся» повторял уже в четвертый или в пятый раз, но вновь и вновь успех имел место значительный. И с каждым разом повествование его обрастало все более интимными подробностями, а прелести женщин расцветали все пышнее и пышнее.

Вообще женщины стали главной и едва ли не единственной темой наших разговоров. Но сейчас ее на время потеснило обсуждение нашей попытки бегства; благо нашлись и точки соприкосновения этих двух тем. Большинство относилось к нам сочувственно. Майор Юра пожурил нас «за недисциплинированность», но не очень строго: посчитал, что мы свое уже получили. Но один человек был настроен крайне агрессивно. Сан Саныч. Мол, из-за вас теперь наши тюремщики усилят бдительность, пискляво митинговал он, и достанется всем. Нечего было лезть в бутылку, нужно было обсудить план побега коллективно. Возможно, он и прав, только все равно обидно.

— Если еще кто дернется без спроса, темную устроим, — закончил он угрозой очередную тираду. — А этих… простим на первый раз.

Вся моя нервозность вылилась во вспышку лютой ненависти к этому мозгляку.

— Слушай ты, умень, — цепко взял я его за грудки, — пойдем-ка выйдем, поговорим.

— Пойдем, пойдем, — пискнул он воинственно.

— Бросьте, — попытался урезонить нас Юра, — не хватало нам еще промеж себя собачиться.

Но неожиданно бесстрашный Сан Саныч сам поволок меня за рукав к дверному проему, бросив мужикам:

— С нами не ходите, сами разберемся.

В коридоре он вдруг вполне дружелюбно спросил:

— Ручка есть?

Я опешил и ручку ему дал. Он вынул блокнот и стал писать:

«Уверен, среди нас есть осведомитель. После ужина зайди в лабораторию № 1, есть дело. Если хочешь бежать, нечего переть напролом».

Он передал ручку мне.

«Что такое лаборатория № 1»?

Сан Саныч вырвал из блокнота исписанный нами листок и сжег его, чиркнув зажигалкой.

— Пока вы с Жорой дурью маялись, — ехидно ответил он вслух на мой письменный вопрос, — мы подали Зонову заявки, и он их все выполнил. Лично я работаю уже третий день. Под лаборатории нам отдали пустые кладовки, вон, — он указал пальцем на три двери в конце коридора, в стороне, противоположной столовой. — Ключ от первой — у меня. Все понял?

— Хорошо.

Мы вернулись в спальню, демонстративно не глядя друг на друга, создавая видимость, что хоть до драки и не дошло, но отныне мы — враги лютые.