Четвертая Беты - Гоар Маркосян-Каспер

— Так я же не знал!

— А зачем ты там сидишь? Не знал. А теперь узнал? От кого?

— По своим каналам.

— По своим каналам! Ну да, конечно, до твоих доносчиков только дошло, что к чему. Они просто водят тебя за нос… Или такие же болваны, как ты… — он сердито махнул рукой. — Где у него контора, у Илы Леса, на старом месте?

Старейшина Ила Лес имел внешность примечательную. Низкорослый — даже по бакнианским меркам, он был настолько широкоплеч, что казался квадратным. Длинные руки, огромные кисти и ступни — тело питекантропа, и на этом теле вдруг, резким диссонансом, голова мыслителя: высокий скульптурный лоб, большие умные глаза, тонкий нос…

Увидев в дверях Марана, он не растерялся и не смутился, даже не встал из-за стола, на котором стояла тарелка с остатками ужина, а только произнес, насмешливо кривя рот:

— Ба! Светлейший Маран!

Насколько это обращение задело Марана, Дан понял по тому, как раздулись ноздри его изящного носа и напряглись губы. Впрочем, он сразу овладел собой и ответил в таком же тоне:

— Мое почтение высокому Иле Лесу! Разрешите войти?

На явление Дана и охранников Ила Лес не отреагировал, увидев Главу Лиги, помрачнел, а при виде Начальника Охраны пренебрежительно усмехнулся.

— Донес?

— Не донес, а сообщил, — поправил Маран, но в его глазах мелькнули веселые искорки.

— Опять ты за свое, Ила, — сказал он почти дружелюбно, садясь на широкий табурет у дощатого стола.

Ила не ответил. После короткой паузы Маран положил на стол небольшой зеленый конверт.

— Я привез приказ о твоем аресте.

— Подписанный?..

— Изием Гранитом, в Крепости Бакна, сегодня, в два часа пополудни.

Ила усмехнулся с откровенным презрением.

— Еще бы! Нас осталось — по пальцам можно пересчитать, и все же мы застим ему небо. В чем меня обвиняют? Кого я тайно отравил, с кем вступил в сговор, на кого работал, Дернию или Латанию?

— Тебя обвиняют в извращении идей Лиги.

Ила Лес невесело рассмеялся.

— В извращении идей Лиги! Твой Изий слыхом не слыхивал о Лиге, когда мы ее идеи обдумывали и обосновывали, когда доводили эти идеи до людей. Я участвовал в Учредительном Собрании Лиги, тогда нас было всего сорок восемь, десятки раз я встречался с Роном Львом еще до того, как в Лигу вступил Изий… я уже не говорю о молокососах вроде тебя!.. Они, видишь ли, меня обвиняют — да это я вас обвиняю, это вы извратили идеи Лиги, и не только идеи, во что вы превратили саму Лигу? Во времена Рона Льва она объединяла самых честных людей страны, главным в нашей жизни была верность долгу, а долгом нашим было служение Бакнии. А вы? Вы превратили Лигу в сборище беспринципных карьеристов, вы поставили ее над народом…

— Отличная речь, — заметил Маран спокойно. — Тебе надо было произнести ее на Большом Собрании.

— Издеваешься?

— Почему же? Ты ведь выступал на последнем Большом Собрании, разве нет?

— Мне не дали бы договорить до конца.

— А ты бы попробовал.

Ила Лес вдруг сник.

— Ах, Маран, Маран, — пробормотал он.

— Что — Маран?

— Не знаю, кто ты и что ты есть, но в одном не сомневаюсь: ты не дурак. Неужели ты не понимаешь, что вы творите, и чем это кончится? Ну ладно он, — кивок в сторону Начальника Охраны, — но ты, неужели ты не разу не задумывался над тем, почему у нас с каждым годом падают урожаи?

Маран не ответил. Неожиданно вмешался Начальник Охраны.

— Не знаю, кто выполнял расчеты, — начал он вкрадчиво, — но, по-моему, они завышены. Мы оставляем крестьянам непомерно много зерна и плодов. Разве человек в состоянии за год съесть два мешка зерна? Полмешка можно бы спокойно скостить.

— Можно бы скостить и два мешка, — тихо, с трудом сдерживаясь, заговорил Ила Лес, — да вот беда… пустяковая, конечно, но все же… на будущий год уже некому будет сажать и выращивать это зерно.

— Я не говорил «два», я сказал «пол»…

— Идиот! — заорал Ила Лес, уже не пытаясь сдерживаться. — Два мешка — такой была доля крестьянина при императоре! Еще и плюс наградные. Да ты представляешь себе, что такое два мешка? Это полуголодное существование… если б не плоды и тана — это голод… Кстати, Маран, ты знаешь, что творится в соседних районах? Под корень вырубают тану и вместо нее сажают карну!

— Правительственное указание, — значительно произнес Начальник Охраны.

— Слушай, ты! — не повернув головы, тихо сказал Маран, — выметайся отсюда. Иди к мобилю и жди нас там.

— Но я…

Маран искоса взглянул на него. Начальник исчез.

— Под корень? Но указание было только насчет старых деревьев.

— Старые деревья и дают большую часть сока. Пойми, Маран, испокон веку тана была главной пищей бакнов. Карна бодрит, но не питает, они не взаимозаменяемы.

— Что я могу поделать, Ила? Это бредни Ласота! Он доказывает, что сок карны полезнее и экономичнее таны.

— Дело не в карне, а в Ласоте. Может, тебе неизвестно, что Ласот — однокашник Изия? Потому и вечно чем-то руководит. Теперь этот недоучка вообразил, будто что-то смыслит в сельском хозяйстве, и переворачивает в нем все вверх дном.

— Уже перевернул, — заметил Маран. — Ладно, Ила, это не в моей компетенции. Скажи мне лучше, у тебя сохранился список, по которому ты раздавал дополнительное зерно? Не торопись качать головой, сначала обдумай ситуацию.

— Мне нечего обдумывать, — упрямо сказал Ила Лес, — списков нет.

— И все-таки. Мне приказано отобрать и сдать это зерно. Если будет список, мы заберем только то, что роздано тобой, а если нет… ты же сам понимаешь, в горячке недолго прихватить и положенную долю.

— Будь проклят этот стукач! — хрипло выдавил из себя Ила.

— Ты лучше прокляни своих стукачей. Этот что — он на работе. А твои…

— Что ты имеешь в виду?

— А откуда он, по-твоему, узнал? Твои же крестьяне ему и сообщили. Может, даже из числа облагодетельствованных. Ты подумай над этим, Ила. Над этим стоит подумать.

— Мои крестьяне… Зерно получили все. Все! Правда, по-разному. По работе. По справедливости.

— То-то и оно. Справедливостью не наешься. Так есть список или нет?

— Есть.

Ила Лес достал из нагрудного кармана толстую пачку исписанных мелким почерком листков, молча протянул их Марану и отвернулся к окну.

Маран жестом заправского картежника развернул пачку веером, выудил один из листков, отдал его Миту и снова уселся.

— Подождем.

— Слушай, Ила, — вдруг сказал Глава Лиги, — а ведь они не отдадут зерно без драки.

— Без драки не отдадут, — согласился Ила.

— Но тогда ты погиб.

— Я давно погиб, Ган.