Сталин (Том 2) - Лев Троцкий

"... На Царицынском фронте началась борьба между Сталиным и Троцким --не столько борьба двух больших честолюбий, сколько борьба двух человеческих слоев и двух линий в революции" (С. Дмитриевич, стр. 221).

Наиболее выдающиеся организаторы и полководцы вышли не из Царицына. Я уж не говорю о центральных фигурах, как Склянский, действительный Карно Красной армии, Фрунзе, выдающийся военачальник, поставленный впоследствии во главе Красной армии, Тухачевский, будущий реорганизатор армии, Егоров, будущий начальник Штаба, Якир, Уборевич, Корк, Дыбенко. Все они воспитались в других армиях или на других фронтах, крайне отрицательно относились к Царицыну и его невежественному самодовольству, требовательности. Само слово "царицынцы" имело в их устах уничтожительное значение.

Городским головой Царицына был некий большевик Минин, ставший впоследствии членом Революционного Военного Совета. Этот Минин написал в 1925 г. героическую драму: "Город в кольце". Так как Сталин в этой драме не получил надлежащего освещения, это послужило в дальнейшем опале Минина, который был в конце концов разоблачен как "враг народа".

В изданиях годов гражданской войны эпопея Царицына -- одна из многих эпопей, которая совершенно не связывалась с именем Сталина. Его закулисная роль, очень краткая к тому же, была известна небольшому числу лиц и не давала решительно никакого повода для славословий. В юбилейной статье Орджоникидзе, посвященной 11-й армии, ни словом не упоминается Сталин. То же и в других статьях. Нужно было очень долго и настойчиво раскачивать качели истории, чтобы поднять Сталина на высоту героя царицынской эпопеи.

Продовольственные задачи оказались в сколько-нибудь широких масштабах неразрешимы из-за военного положения. "Связи с Югом, с его продовольственными грузами, прерваны -- писал Сталин 4 августа, -- а сам Царицынский район, связывающий центр с Северным Кавказом, оторван, а свою очередь, или почти оторван от Центра".

Причину крайнего ухудшения военной обстановки Сталин объяснял, с одной стороны, поворотом крепкого крестьянина, в Октябре боровшегося за советскую власть, -- против советской власти (он ненавидит всей душой хлебную монополию, твердые цены, реквизиции, борьбу с мешочничеством); с другой стороны -- плохим состоянием наших войск. "В общем нужно сказать, --заканчивал он, -- что до восстановления связи с Северным Кавказом рассчитывать (особенно) на Царицынский участок (в продовольственном отношении) не приходится".

4 августа Сталин пишет из Царицына Ленину, Троцкому, Цурюпе: "Положение на Юге не из легких. Военный Совет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего Военного Руководителя, отчасти заговором привлеченных Военруком лиц в разных отделах Военного Округа. Пришлось начинать все сызнова... Отменили старые, я бы сказал преступные, приказы, и только после этого повели наступление..."

Подобные сообщения получались тогда со всех концов страны, ибо хаос господствовал везде. Удивление вызывают лишь слова о "расстроенном наследстве". Военные округа были декретированы 8 апреля, едва успели приступить к работе, так что о "расстроенном наследстве" говорить было трудно.

8 апреля 1918 г. был издан декрет о создании волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатов. В июле я докладывал 5-му съезду Советов, что многие низовые комиссариаты еще не созданы за отсутствием компетентных военных людей.

В качестве члена Революционного Военного Совета армии с особыми полномочиями от ЦК и Военного Совета Республики Сталин пользовался крайне широкими, практически неограниченными правами. Он мог производить на местах мобилизации, реквизировать имущество, милитаризировать заводы, подвергать аресту, предавать суду, назначать и смещать. Другие члены Совета армии например, Ворошилов -- были слишком малозначительны по сравнению с ним, чтобы стеснять его волю.

Грубость, нарушение приказов, вызывающие резолюции -- все это был не просто взрыв темперамента, а обдуманный способ поднять свой авторитет. Военные, как и большинство комисса

ров, не знали Сталина, а к приказам из центра уже научились относиться с большим вниманием. Цель Сталина состояла в том, чтоб показать, что он равен по рангу тем, кто подписывает приказы, исходящие из центра. Никакой другой цели его вызывающие действия иметь не могли: если б он хотел изменения неразумного приказа, достаточно было бы снестись по прямому проводу с Москвой. Сталин стремился поднять свой авторитет за счет авторитета центра.

Самочинно взятые на себя Сталиным функции руководителя всех военных сил фронта получают подтверждение Москвы. Несмотря на всю неприязнь Троцкого к Сталину, телеграмма Реввоенсовета республики, носящая пометку, что она отправлена по согласию с Лениным (вероятнее -- по настоянию Ленина) возлагает на Сталина: "Навести порядок, объединить отряды в регулярные части, установить правильное командование, изгнав всех неповинующихся".

Таким образом, полномочия, выданные Сталину для рабочих управителей были подписаны и, на сколько можно судить по тексту, формулированы мною. Дело шло о том, чтоб подчинить столицы центру, установить правильные взаимоотношения и подчинение армии и фронту. Основное направление работы Сталина в Царицыне имело прямо противоположный характер. О его резолюциях не принимать к сведению и пр. я не знал, так как сам он о них в центр не докладывал. Мое впечатление было таково, что Сталин недостаточно решительно борется с самоуправством и местничеством, партизанством и пр. местных людей. Я обвинял его в покровительстве неправильной политике Ворошилова и других. Но мне и в голову не приходило, что он является вдохновителем этой политики. Только позже из его собственных телеграмм и из признания Ворошилова и других, это стало ясно.

Каждый военный округ возглавлялся Революционным Военным Советом из трех членов: двух представителей партии и правительства и одного военного специалиста при одновременном назначении значительного числа военных специалистов. Разумеется, приходилось действовать в значительной мере ощупью. Мы создали военную аттестационную комиссию, но и она, разумеется, не располагала необходимым материалом для оценки ста

рых генералов и полковников с точки зрения их скверности к новому революционному режиму. Не забудем, что дело происходило весной 1918 года, т.е. через несколько месяцев после завоевания власти, когда административный аппарат строился в окружении величайшего хаоса, при помощи импровизации случайных связей, случайных рекомендаций. Никакого другого способа и быть не могло. Лишь постепенно совершалась проверка военных специалистов на деле и их отбор.

Среди офицеров было много таких, пожалуй большинство таких, которые сами не знали, как определить себя. Реакционеры бежали с самого начала, наиболее активные из них на периферию, строившую тогда белые фронты. Остальные колебались, выжидали, не решались бросить семью, не знали, что с ними будет и таким образом оказались в числе военно-административного или командного аппарата Красной армии. Дальнейшее поведение многих из них определялось тем отношением, которое они к себе встретили. Умные, энергичные и тактичные комиссары, а такие были, конечно, в меньшинстве, завоевывали сразу офицеров, которые смотрели на них снизу вверх и удивлялись их решимости, смелости и политической определенности. Такие союзы командиров и комиссаров длились иногда долго и отличались большой прочностью. Там, где комиссар был невежественен и груб и третировал военного специалиста, пренебрежительно компрометируя его перед красноармейцами, о дружбе, конечно, не могло быть и речи, и колебавшийся офицер склонялся окончательно в сторону врагов нового режима. Атмосфера Царицына с ее административной анархией, партизанским духом, неуважением центра, отсутствием административного порядка и вызывающей грубостью по отношению к военным специалистам, разумеется, не способна была расположить этих последних к себе и сделать из них слуг нового режима. Было бы ошибкой думать, что Царицын обходился без военных специалистов. Каждому из импровизированных командиров нужен был офицер, который знал рутину военного дела. Но такого рода специалисты набирались из худшей части офицерства: из пропойц или людей, потерявших человеческое достоинство, безразличных, готовых ползать на задних лапах перед новым начальством, льстить ему, не перечить ему во всяком случае и т.д.

Таких военных специалистов я нашел в Царицыне. В качестве начальника штаба я нашел покорного и тихого капитана царской армии, склонного к спиртным напиткам. Имя этого незначительного офицера нигде больше не упоминалось, и о судьбе его мне неизвестно. С глазу на глаз с этим начальником штаба командующий армией не раз вынужден бывал опускать глаза. Жизнь в штабе вовсе не была идиллической. Самородки: Ворошилов и Буденный --отстаивали каждый свои права.