Ловушка для птицелова - Элейна Уркхарт

стал настолько в себе уверен? – озлобленно спросил он. Уилл успел ответить раньше, чем Леруа.

– Слушайте, мы не утверждаем, что точно знаем его план действий. Если бы он был нам известен, у нас давно уже было бы собственное телешоу, и никаких убийств бы не случалось, – пошутил он. По комнате пронеслись смешки, а задиристый патрульный с фырканьем отвернулся. Леруа тоже усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Рен видела, что он еще не закончил. Она с нетерпением ждала продолжения.

– Все, что мы знаем: признаки ясно указывают, на фестивале произойдет что-то серьезное. Ложная ли это тревога или розыгрыш, значения не имеет. Мы не можем рисковать, и я не думаю, что нас осудят за то, что мы действуем с размахом, – сказал Леруа. Похоже, все в комнате с ним были согласны – чрезмерная реакция предпочтительнее возможного риска для еще чьей-нибудь жизни.

– Сейчас это у нас приоритет номер один, – произнес лейтенант глубоким, суровым голосом, заглушая начавшиеся разговоры. – Вы должны будете смотреть в оба и держать ситуацию под контролем. Если увижу у кого в руках телефон – заставлю его съесть, – предупредил он.

Шепотки вновь наполнили комнату, тревожно загудели голоса. Не обращая на это внимания, Леруа и Уилл перешли к плану. Уилл развернул карту фестиваля и прикрепил ее к доске.

– Сейчас там установлено три сцены: одна главная и две поменьше, – объяснил он, указывая на три точки на карте. – Очевидно, что большая часть толпы соберется вокруг сцен, а также мест, где продается еда. Люди любят поесть, и они обожают слушать громкую музыку поближе к динамикам. Так что большинство из вас встанут вокруг этих оживленных зон, а оставшихся мы равномерно рассредоточим по всей территории фестиваля.

Леруа согласно кивнул, сцепив руки вместе и поднеся их к подбородку.

– Каждый вход и выход должен быть перекрыт, а потом перекрыт еще раз. Никто не войдет и не выйдет без нашего ведома, – добавил он.

Рен видела, что некоторые из офицеров настроены весьма скептически, и знала, что Леруа тоже это видит. Даже она не могла отмахнуться от вопросов, возникающих в голове. Действительно ли убийца настолько нагл? И действительно ли он так глуп? Он казался очень уверенным в себе – всегда, еще с того момента, как они обнаружили самый первый труп. Не исключено, что он способен дойти и до такой грандиозной демонстрации силы. Но вот еще каким вопросом терзалась Рен: будет ли вообще польза от плана Леруа и толпы офицеров? Этот убийца – из тех, кто сливается с толпой. Вряд ли люди при встрече с ним переходят на другую сторону улицы или боязливо прижимают к себе сумочки, проходя мимо. Он талантливо умеет скрывать свою природу, по крайней мере, так казалось Рен. Судя по его профайлу, убийца смог убедить большинство своих жертв пойти с ним добровольно. Он не похищал их силой. Он заинтересован в том, чтобы сеять хаос издалека, а не участвовать в нем напрямую.

Рен еще раз окинула комнату взглядом. Сейчас ей было еще более неспокойно, чем вначале.

Глава пятнадцатая

Джереми нажал кнопку телефона и положил его динамиком к микрофону. Сквозь темноту зазвучала музыка, которую он тщательно подобрал специально для сегодняшней ночи. Улыбнувшись в предвкушении, Джереми вышел из сарая, где хранилась аудиоаппаратура, лишь ненадолго задержавшись, чтобы полить водой изнывающий от жажды куст магнолии. Погладив на прощание нежные белые лепестки, Джереми полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и повел плечами в такт музыке. Потом, под аккомпанемент разносящейся над болотом песни Дэвида Боуи «Город суфражисток», он в последний раз проверил свои инструменты. Легонько коснулся Глока-22, засунутого в нагрудную кобуру, похлопал по карману на правой штанине, чтобы убедиться – в нем все еще лежит длинный охотничий нож с зазубринами. Наконец, он потянулся за висящим на стене ружьем и не спеша побрел к раскинувшейся перед ним бездне деревьев.

Пока Джереми взрослел, семья всегда ограничивала его любопытство. Никто не поощрял его заниматься тем, что было ему действительно интереснее всего. Склонность к препарированию и изучению внутренностей мелких животных вызывала у окружающих дискомфорт. После смерти отца Джереми только сильнее обиделся на мать и на то, что она мешала ему раскрыть свой потенциал. Когда он освободился от нее много лет назад, то испытал ни с чем не сравнимое чувство долгожданного облегчения. Теперь его любопытство никто не подавлял, теперь он мог играть столько, сколько пожелает.

Интересно, послушали ли его гости, когда он приказал им бежать? Если считать, что да, и они не примерзли к земле от страха, то в какой-то момент они могут встретиться друг с другом. Это было бы… весьма неудобно. Неаккуратно. Джереми не любил неаккуратность, но принимал ее неизбежность.

Поднырнув под зарослями испанского мха, он опустил на лицо очки ночного видения, осторожно переступил через перекрученные корни и окинул взглядом лес. Ничего. Тогда Джереми потянулся к телефону: тот был подключен к многочисленным камерам наблюдения, расположенным по всему участку. Он пролистнул несколько кадров, пока не остановился на том, который показывал Эмили. Головокружительный ночной шум смешивался с бодрящей музыкой. Сквозь камеру видно: Эмили прижалась спиной к кипарису, заткнув уши руками. Пока Джереми наблюдал за тем, как она пытается отдышаться и привыкнуть к темноте, он задавался вопросом: о чем она сейчас думает?

Вот Эмили обвела взглядом окрестные деревья – должно быть, размышляла, не прячется ли он за одним из них. Только Джереми начал уставать от ее статичности, как она двинулась вперед. Сдаваться так просто она не собиралась. Теперь Эмили быстрым шагом шла по болоту, практически не подсвечивая себе путь фонариком. Джереми пришлось срезать несколько углов, чтобы не отстать. Пульс у него участился.

Вдруг она остановилась. Переведя взгляд налево, Эмили замерла на месте, внимательно вглядываясь в темноту. Фонарик она выключила, и теперь пыталась расслышать хоть что-нибудь сквозь какофонию льющихся со всех сторон звуков.

Джереми знал, что ее так встревожило – хруст треснувшей под ногой ветки, такой одновременно далекий и запредельно близкий звук.

В следующий миг Эмили озарил луч света.

– Ты кто? – раздался несомненно женский голос. В нем слышалась паника. Эмили шумно выдохнула, и Джереми видел: она вся дрожит.

– Эмили. Я Эмили, – запинаясь, выговорила она, прижав руку к груди и закрыв глаза, чтобы защититься от яркого света, бьющего прямо в лицо. Фонарик опустился, и из уст его владелицы вырвался ответный вздох облегчения.

– Слава богу, – Кэти закрыла усталые глаза и опустилась на корточки, придерживаясь за ствол