Чародеи на практике - Елизавета Шумская

– А-а… – Грым снова лег, отвернулся от причины своей побудки и через миг захрапел.

Калли взволнованно блеснул синими очами, но ничего не сказал. Поколебавшись немного, последовал примеру тролля, особенно когда Златко улегся, чуть ли не с головой укрывшись одеялом.

И только стоило Синекрылому уснуть – а много времени на это не ушло, так кошмары возобновились. В этот раз Златко оказался уже в знакомой пещере, только теперь она плавно переходила в большой зал. Камень ее сводов явно был не обработан, а в центре находилось небольшое озеро, так что, скорее всего, это своеобразное помещение было создано самой природой. У воды находился уже знакомый высокий худощавый мужчина в балахоне из замши с бахромой. Он стоял боком, и было видно и серьгу в ухе, и кривоватый тонкий, очень характерный нос. Он его совершенно не портил, но в сочетании с многочисленными морщинами выглядел жутковато.

Шаман молча смотрел в воду. Златко нисколько не сомневался, что в ней видно каждый камушек, а, скорее всего, много больше – прошлое, настоящее, будущее.

– Явился? – разрезал прохладную тишину его резкий голос.

Златко перевел взгляд на лицо мужчины. Он не сменил позы, так что прочесть что-либо на его лице, заглянуть в глаза, было невозможно.

– Да, – ответил юноша, когда молчание стало просто невыносимым.

И тут Эзгио усмехнулся.

– Что – пришел замаливать грехи своих предков, а, Бэррин? – Шаман наконец повернулся, и Синекрылый еле удержался, чтобы не отшатнуться, столько злорадства и гнева было написано на его лице.

Внутри все просто заледенело. Юноша понимал, что вся эта и так полубезумная миссия фактически обречена на провал. Переубедить Эзгио не удастся.

«С другой стороны, просто повернуть я тоже не имею права».

– Типа того, – выдавил он из себя.

Сухие губы дернулись. От глаз шамана не укрылось все: и волнение паренька, и его обреченная подавленность, и то, с каким трудом он выдавливал из себя слова. И это невероятно забавляло Эзгио. Лениво он размышлял о том, как же легко из вот таких, немного неуверенных, но в принципе неплохих пареньков вырастают страшные монстры, которые так легко прикрываются высокими материями ради достижения каких-то не менее высоких и часто ненужных целей. А еще шаман знал – есть вещи, которые не простить. Никогда и никому. Ведь миф о всепрощении придуман для тех, кто слаб. Не только потому, что они не могут отстоять свою правоту. Скорее, чтобы они не стали сильными. Способный простить мягок, а такими легко управлять. И Эзгио это отлично знал. И ненавидел тех, кто так жаждал превратить людей в подобное пресмыкающееся, готовое оправдать свою слабость псевдодобротой и псевдопрощением. А еще он точно знал, что груз вечной памяти может нести только сильный. И это отзывалось горьким удовлетворением в его сердце.

«Только бы они не догадались…»

Златко вскинул голову и уперся взглядом в мужчину. Он что, действительно услышал его мысли? Тот же только усмехнулся:

– Ну что ж – начинай просить, очень хочется поглядеть на твое унижение. Люблю, когда Бэррины унижаются. Так приятно видеть, как вы сбрасываете спесь.

В душе Синекрылого начала подниматься волна гнева. Руки аж задрожали. Юноша, пытаясь справиться с собой, сжал их в кулаки. «Он просто издевается. Нарочно говорит все эти гадости. Чтобы больнее было. Надо просто это пережить. Стиснуть зубы и проглотить как лекарство».

– Я не хочу унижаться, да и спеси пока не так уж много, чтобы было больно сбрасывать. Может, все же скажешь – что тебе надо?

– А я уже говорил тебе – чтобы вы всегда умирали очень и очень рано. Мне это так нравится. Даже себе представить не можешь как.

Брови Златко сами собой нахмурились, юноша боролся с собой, пытаясь не взорваться, не броситься на противника.

– Не нравится, да, Златко Бэррин по прозвищу Синекрылый? – хохотнул тем временем Эзгио, заметив состояние юноши, вполне ожидаемое и специально вызываемое. – Утешайся тем, что вам хоть немного дают пожить. Знаешь, вообще говорят, что детство и молодость – лучшее время, а как раз они у вас и есть, так что можно сказать, что я щедр. Твой предок и твой Король такими не были.

Парень сноровисто вскинул голову, услышав имя своего сюзерена.

– Ну ты посмотри! – Шаман явно забавлялся. – Ты еще до сих пор веришь, будто бы стоит верой и правдой служить своему Королю? Ты еще не понял, что он представляет из себя?

– Не смей!.. – рявкнул Златко, наплевав на все намерения терпеть и молчать. Впрочем, его тут же прервали.

– Что не сметь? Не сметь говорить правду? – словно клыки на миг скользнули в нечеловеческой ухмылке. – Неужели ты думаешь, что тот, кто убивает детей, имеет право хоть на какое-то уважение?

– Ты был его противник! Враг! И ты был опасен! – вновь сорвался Синекрылый. – Врагов никто не жалеет!

– Даже если они дети? – вкрадчиво поинтересовался мужчина.

– В истории и не такое было!

– А зачем тогда лицемерить и прикрываться всеми этими заявленными идеалами? Зачем столько пафоса, а, Бэррин? Твой Король через твоего предка получил от меня все, все, что было: власть, сотрудничество, моих людей, мою жизнь, в конце концов! Разве этого было мало? Нет, ему чем-то помешал ребенок! Как ты это объяснишь, Бэррин?!

Юноша отчаянно замотал головой:

– У него не было другого выбора! Так получилось! Та-а… – Он хотел продолжить, но его вновь прервали.

– Вот и у тебя не будет другого выбора. Извини, так уж получилось.

И в этом голосе, в этих глазах было столько злобного удовлетворения, что выдержать все это Златко был не в силах. Меч сам появился в руке, и парень бросился на обидчика.

Пещера огласилась хохотом.

Щелчок пальцев – и Синекрылый летит в знакомую бесконечную бездну. Только теперь что-то постоянно его задевает. Рвет одежду, царапает кожу, дергает за волосы. Меч давно выдернут из руки, а легкие хоть и неприятные, но терпимые прикосновения превратились в удары. И крыльев не развернуть…

И не остановить этого падения. И можно только кричать. Кричать и кричать. От боли, от отчаяния, от невозможности что-то изменить.

На глазах слезы, а душу рвет на клочки осознание того, что наказание справедливо.

Только боль от этого не уменьшается.

Златко очнулся от пощечины. Реальная боль обожгла и вырвала из цепких объятий кошмара.

Бэррин резко сел и попытался понять, что с ним, кто он и кто это рядом. Спустя пару минут ему это удалось. По крайней мере, взволнованные синие очи Калли он опознал совершенно точно.

– Гоблин твою мать, Синекрылый, ты чего поспать добрым троллям не даешь?! – А вот и Грым. Да, Грыма лучше не будить, если рядом нет еды или врагов.