Ночная стража - Илья Деревянко

Дядя Миша сосредоточенно выслушал мой доклад (на сей раз подробный, с мельчайшими деталями). Дважды просмотрел видеозапись. Угостил зеленым чаем, пододвинул ко мне чистую пепельницу, пачку сигарет, зажигалку (сам он не курил, но, в отличие от Логачева, не придирался к курильщикам) и сказал:

– Задание выполнено на «отлично»… даже перевыполнено! Вдобавок к захвату Фуфела ваша группа зачистила изуверскую секту «Великий Змей» (к которой мы никак не могли подобраться) и, главное, спасла невинного младенца. Молодцы! Ребенок, уверен, похищен сатанистами не у алкашей, не у наркоманов (тогда бы его оставили на воспитание здесь, на базе…), а из нормальной православной семьи. По нашим данным, поклонники ползучего мутанта предпочитали именно таких детей. Полагаю, уже сегодня-завтра мы отыщем родителей мальчика. И через наших людей в «органах» вернем им сына. То-то радости будет!.. А вы отдыхайте, набирайтесь сил. Когда завершим допросы Фуфела, я вам сообщу. У вас есть какие-нибудь вопросы, пожелания?

– Целых два! – выпалил я.

– Выкладывайте, не стесняйтесь, – добродушно улыбнулся куратор.

– Поставьте нас в известность, когда ребенка передадут родителям.

– Без проблем! С превеликим удовольствием!

– И второе. Мне хотелось бы поучаствовать в казни Фуфела. Или хотя бы полюбоваться на нее!

– Зачем?! – нахмурился дядя Миша. – Мало вам крови, грязи?

– По горло хватает, – кисло усмехнулся я. – Но тут особый случай! Видите ли… Гм!.. Гнусное существо любило насиловать грудных детей до смерти… Буквально рвало их на части, заходясь в дьявольском экстазе. А мы… мы были вынуждены не только тащить на себе ЭТО несколько часов подряд, но всячески оберегать поганую тварь, – я нервно затянулся сигаретой и глухо продолжил: – К примеру, во время схватки с «чубайсами» мешок с Фуфелом охраняли не менее тщательно, чем отнятого у нелюдей ребенка… А ведь дай Фуфелу волю, он бы того малыша… – я замолчал, скомкал в пепельнице недокуренную сигарету и громко скрипнул зубами.

– Теперь понимаю, – задумчиво молвил куратор. – Вами руководит отнюдь не жестокость (как я, грешным делом, заподозрил), а… Впрочем, объяснять слишком долго, да и трудновато. У вас, Феникс, очень сложный психотип. Я сам, по правде говоря, не до конца в нем разобрался… Ладно! Так или иначе, ваше пожелание мы удовлетворим, пригласим на казнь Фуфела. Из бойцов к вам, скорее всего, захочет присоединиться Воробей. Ему тоже препятствовать не станем… У вас все?

– Да!

– В таком случае идите на место постоянной дислокации группы. Пропарьтесь в бане, поешьте, поспите. До связи!..

Вот так и начался тот вышеописанный курортный режим. По истечении первых его суток мне «позвонил» по прибору дядя Миша и довольным тоном проурчал:

– Ребенка зовут Виктор. Он действительно из хорошей семьи. Вернули через «органы» родителям. Те – вне себя от счастья.

Я немедленно поделился новостью с ребятами и отметил, как потеплел взгляд Олега Дунаева… Сегодня утром (после завтрака) куратор снова вышел на связь.

– В семнадцать тридцать состоится казнь Фуфела, – донеслось из мембраны. – Вам не расхотелось присутствовать?

– Нет!

– А Воробью?

– Тем более. Он весь сгорает от нетерпенья!

– …Так я и думал. Тогда подходите вдвоем в кабинет номер три в семнадцать сорок. Про маски, надеюсь, напоминать не надо?

– Нет. Мы уже привыкли.

– Хорошо. Постарайтесь не опаздывать. – Мембрана запищала гудками «отбоя».

Я посмотрел на часы. Через десять минут можно выдвигаться. Кабинет номер три приблизительно в километре от нашего «пансионата». Если идти не торопясь, прогулочным шагом, то успеем минута в минуту… Вызвав по селектору Воробья, я натянул «собровку», надел черную кожаную куртку. Вставил в специальные крепления четыре боевых ножа и сунул за пояс брюк пистолет с глушителем. Совсем без оружия нам возбранялось передвигаться по базе. Хоть и зачищенное, благоустроенное, надежно охраняемое, но… все-таки подземелье. Законы тут иные, чем на поверхности. Мало ли чего…

Кабинет номер три сильно отличался от того, за актовым залом. В первую очередь сугубо деловой, спартанской обстановкой. Ни тебе дивана, ни мягких кресел, ни прочих мелких удобств… Стол с тремя портативными компьютерами. Застекленные книжные полки со специальной литературой. Два жестких, привинченных к полу табурета. Трубчатые лампы дневного света под потолком. Окрашенные в казенный цвет стены. Серый линолеум на полу. Аптечка с психотропными препаратами и антидодами. Много свободного пространства и… казачья нагайка на стене. На столе лежали видеокамера и пухлая папка с надписью: «Фуфел К.В. Показания»… Очевидно, здесь и допрашивали нашего «дружбана»: с применением «сыворотки правды» или в режиме «Б» (в зависимости от состояния здоровья)[40]. За время персональных занятий с куратором я успел убедиться – он разбирается в медицине (в анатомии, психиатрии, наркологии, реаниматологии и т. д.) получше маститых профессоров с мировыми именами. А чтобы причинить человеку страшную, невыносимую боль, уютному «толстяку» не нужны ни иглы, ни электроды, ни прочие палаческие аксессуары, знакомые вашему покорному слуге по прежней жизни. Подручные и охрана тоже без надобности. Дядя Миша мог легким, небрежным на вид движением завязать человека в узел (в прямом смысле слова!). Мог заставить биться в диких судорогах, по-звериному воя от боли. Мог парализовать (как навсегда, так и временно). Мог лишить возможности дышать… И так далее и тому подобное[41].

Нагайку же он брал в руки, когда не хотел вставать с табуретки (или с дивана). Результат аналогичный: молниеносный (как бросок кобры) выпад свитой из кожи плетки. Едва заметное касание в нужную точку, и с человеком начинало твориться ТАКОЕ… Не приведи Господи на себе испытать! Кроме того, кажущаяся «жирность» куратора оказалась бутафорией, камуфляжем. В действительности он весь состоял из огромных эластичных, в совершенстве развитых мышц, которые умел полностью расслабить, придавая им вид студня. И таким образом изображал из себя тюфяка-обжору. А на деле… Гм! Даже объемистое «брюшко» его являлось не чем иным, как невероятно развитым прессом. Попробуй убежать от такого или напасть на него – сразу пожалеешь, что на свет родился! Теперь понятно, почему он не нуждался в охране?!.

Сегодня, впрочем, дядя Миша не притворялся Винни Пухом. Собранный, подтянутый, одетый в черное, как всегда без маски и с нагайкой в руке, он дожидался нас, стоя посреди кабинета. Обычно добродушные глаза его были твердыми и холодными, как арктический лед.

– Минута в минуту. Молодцы! – взглянув на часы, похвалил куратор и, указав на стену перед собой, сказал: – Давайте туда, ребята…

Послышался легкий щелчок, бетонный монолит сдвинулся в сторону, и мы вошли… в ярко освещенный тюремный коридор. Выложенный плиткой пол, беленый потолок, тяжелый запах гнили и немытых тел… В стенах виднелись решетки-двери, за каждой из которых находились небольшие одиночные камеры с «постояльцем» в полосатой робе, с унитазом в углу и с охапкой соломы на каменном полу. «Постояльцы» вели себя по-разному. Кто неподвижно лежал на гнилой соломе, кто сидел на унитазе как на стуле, кто нервно прохаживал взад-вперед. Подать голос ни один заключенный не решался. На лицах у всех застыла тупая обреченность, приправленная животным страхом. Похоже, порядки тут были еще те!.. Вдоль камер не спеша прохаживался здоровенный надзиратель: в обязательной «собровке», пятнистом камуфляже, с электрошоковой дубинкой и со связкой ключей у пояса. Второй страж стоял в конце коридора с автоматом на изготовку… Едва мы ступили на плиточный пол и прошли по нему несколько шагов, стена за нами тихо задвинулась обратно.

– Открой четвертую, – велел тюремщику дядя Миша. Тот молча загремел ключами, отпирая замок. Потом отодвинул засов и толкнул решетчатую дверь. Она распахнулась с неприятным скрипом. С соломы тут же вскочила сгорбленная фигура в полосатой робе, привычно раскорячилась у стены (ноги до предела раздвинуты, лоб уткнут в стену, ладони на затылке) и тусклым голосом отрапортовала:

– Арестованный номер ноль-ноль четыре к досмотру камеры готов!

– Выходи, Фуфел. Пойдешь с нами, – жестко произнес куратор.

При звуках его голоса сатанист вздрогнул, принял вертикальное положение и с ужасом уставился на нагайку. (Видать, успел с ней тесно познакомиться за время следствия.)

– Туда, – дядя Миша указал кнутовищем в сторону караульного с автоматом.

Гнусная физиономия Фуфела моментально побелела, взмокла от пота. Расшлепанные губы затряслись, челюсть отвисла. С громком треском он испустил нутряные газы. В без того тяжелом воздухе распространилось удушливое зловоние. «Противогаз бы сюда! – брезгливо скривился под маской я. – Подлое, трусливое животное! Сейчас начнет о пощаде молить, на коленях ползать, обувь вылизывать… Сатанисты они такие! Особенно посвященные высоких уровней! Зна-а-ают, уроды, ЧТО ждет их на Том Свете. А посему отчаянно цепляются за жизнь. Уж насмотрелся, блин, на своем веку…»[42] Фуфел, однако, не оправдал моих подозрений. Оцепенело таращась на нагайку, он еще больше сгорбился, беззвучно заплакал и, заплетаясь ватными ногами, побрел в указанном направлении. Страх перед плеткой в руке «добродушного толстяка» заткнул чертопоклонника получше любого кляпа.