Палачи и казни в истории России и СССР - Владимир Игнатов

«Вся Россия покрылась сетью чрезвычайных комиссий... Не было города, не было волости, где не появились бы отделения всесильной Всероссийской Чрезвычайной комиссии, которая отныне становится основным нервом государственного управления и поглощает собой последние остатки права», — пишет Мельгунов. И добавляет: «Это такой открытый апофеоз убийства как орудия власти, до которого не доходила ни одна власть в мире» (15:6). Крупной акцией «красного террора» был расстрел в Петрограде 512 представителей элиты (бывших сановников, министров, профессоров). Данный факт подтверждает сообщение газеты «Известия» от 3 сентября 1918 г. о расстреле ЧК города Петрограда свыше 500 заложников. По официальным данным ЧК, всего в Петрограде в ходе «красного террора» было расстреляно около 800 человек.

Согласно исследованиям итальянского историка Дж. Боффы, в ответ на ранение В.И. Ленина Ф. Каплан в Петрограде и Кронштадте было расстреляно около 1000 контрреволюционеров (17:92). Массовые казни в подвалах ЧК происходили по всей России, однако объемы репрессий не всегда можно было установить. О казнях на Украине и в Южной России известно гораздо больше, чем о том, что творилось на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири или на Урале, благодаря работе Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Последний этап «ликвидации буржуазии как класса» — казни заключенных в тюрьмах, «подозреваемых» и заложников — разворачивался во многих украинских городах после взятия их большевиками. В Харькове от 2000 до 3000 казненных в феврале—июне 1919 г.; от 1000 до 2000 во время второго прихода большевиков в декабре 1919 г. В Ростове-на-Дону — около 1000 в январе 1920 г.; в Одессе — 2200 в мае—августе 1919 г., а затем от 1500 до 3000 в период между февралем 1920ифевралем 1921 г.; в Киеве — не менее 3000 в феврале—августе 1919 г.; в Екатеринодаре — не меньше 3000 между августом 1920 и февралем 1921 г.; в Армавире, маленьком городе на Кубани, — от 2000 до 3000 в августе—октябре 1920 г. При этом все население города составляло до войны менее 30 000 человек. В Екатеринодаре перепугавшийся приближения казачьего десанта врангелевского генерала Улагая глава местной ЧК Атарбеков приказал расстрелять 1600 «буржуев» за три дня — 17, 18 и 19 августа 1920 г. Этот список можно продолжить (15: 62).

В России до революции 1917 г. публично извещали об исполнении каждого смертного приговора. В первые годы советской власти расстрел по приговору суда исполнялся органами наркомата юстиции, ВЧК (ГПУ, ОГПУ) зачастую прямо во дворе этих учреждений. Расстреливаемых выводили из подвала ночью, ослепляли фарами грузовиков и открывали по ним огонь. Шум заведенных моторов заглушал выстрелы. С конца 1920 г. монополия расстрелов принадлежала только ОГПУ, а с 1934 г. перешла в ведение НКВД (НКГБ, МГБ, МВД, КГБ) СССР. Казни совершались не публично, в подвалах специальных расстрельных тюрем.

В первые годы советской власти, как правило, применялись «упрощенные» технологии казней. «Для расстрела был оборудован специальный сарайчик... — при доме на Институтской, № 40, уг. Левашевской, куда перешла с Екатерининской “губчека”. В этот сарайчик палач (...а иногда “любители” из чекистов) заводил совершенно нагою свою жертву и приказывал ей лечь ничком. Затем выстрелом в затылок кончал со своею жертвой. Расстрелы производились из револьверов (чаще всего кольты). Но ввиду стрельбы на близком расстоянии обыкновенно от выстрела черепная коробка казненного разлеталась в куски... Следующая жертва приводилась тем же порядком и укладывалась рядом... Когда число жертв превышало... вмещаемое сарайчиком, то новые жертвы укладывались на прежде казненных или расстреливались при входе в сарайчик... Все жертвы шли на казнь, обыкновенно не сопротивляясь» (18: 111-141).

А вот свидетельство о расстрелах в Московской ЧК в 1918—1920 гг.: «Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не умирает. Тогда в него выпускают ряд пуль: наступая на лежащего, бьют в упор в голову или грудь. 10—11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее — в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший “коммунистом”) взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи» (15: 146).

Большевики во время Гражданской войны для казней применяли и шашки. Так, в Пятигорске в 1918 г. казнили генералов Рузского, Радко-Дмитриева и других заложников. Эта казнь описана Антоном Ивановичем Деникиным в его работе «Очерки русской смуты» (19: Гл. 9). «Когда умер командовавший Северо-Западным фронтом “товарищ” Ильин от ран, полученных в бою с добровольцами, Чрезвычайная комиссия казнила в его память 6 заложников. После расстрела Сорокиным членов ЦИК обещание было исполнено в более широком масштабе: “чрезвычайка” постановила “в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей” расстрелять заложников — по двум спискам 106 человек. В их числе были генералы Рузский и Радко-Дмитриев, зверски зарубленные 18 октября. Обоим им большевистские главари неоднократно предлагали стать во главе Кавказской Красной Армии, и оба они отказались от предложения, заплатив за это жизнью». «В одном белье, — говорится в описании “Особой комиссии”, — со связанными руками повели заложников на городское кладбище, где была приготовлена большая яма... Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносили удары шашками... Каждого заложника ударяли раз по пять, а то и больше... Некоторые стонали, но большинство умирало молча... Всю эту партию красноармейцы свалили в яму... Наутро могильщики засыпали могилы... Вокруг стояли лужи крови... Из свежей, едва присыпанной могилы, слышались тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны донеслись до слуха Обрезова (смотрителя кладбища) и могильщиков. Они подошли и увидели, как “из могильной ямы выглядывал, облокотившись на руки, один недобитый заложник (священник И. Рябухин) и умолял вытащить его из-под груды наваленных на него мертвых тел... По-видимому, у Обрезова и могильщиков страх перед красноармейцами был настолько велик, что в душах их не осталось более места для других чувств, — и они просто забросали могилу землей... Стоны затихли”». Сохранился рассказ о последнем разговоре генерала Рузского со своим палачом: «Признаете ли вы теперь великую российскую революцию? — Я вижу лишь один великий разбой» (20, 21).

Во время Гражданской войны в России политических противников казнили также путем сожжения и утопления. А.И. Деникин в упомянутой выше работе, говоря о расправах большевиков в Крыму в январе 1918 г., пишет: «Ужаснее всех погиб шт. ротм[истр] Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта». «Людей, приговоренных к смерти, топили, бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей; помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали и голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колосники» (19: Гл. 9). В эти годы многие видные палачи-чекисты буквально залили кровью отданные под их неограниченную власть области. Так, латыш Петерс залил кровью Дон, Петербург, Кронштадт, Тамбов. Его земляк Лацис (Судрабс) залил кровью Украину, Кедров (Цедербаум) — Архангельск и Вологду, Артабеков — Кавказ и Астрахань, грузин Саджая — Одессу.

Осенью 1921 г. начальник секретного отдела Новониколаевской губ-чека Карл Крумин так характеризовал работу начальника секретно-оперативного отдела и зампреда губчека Сергея Евреинова: «Тов. Евреинов лично принимал участие и проявлял максимум энергии в раскрытии нескольких белогвардейских организаций. Сам лично расстреливал участников в количестве нескольких сотен человек. Кто думает бросить тень сомнения на таких революционеров, тот враг Революции». О том, как выглядели «рабочие места» чекистов в эти годы, видно из сообщения, которое оставил член Сибревкома В.Н. Соколов, в июне 1920 г. обследовавший работу Енисейской губчека, чье руководство во главе с В.И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло более 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но когда я его осматривал, (он) оказался закрытым, и я подозреваю, что его подчистили. Кровь так и стоит огромными черными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах... гора грязи и слизи, внизу какие-то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека» (22). Справедливости ради отметим, что среди чекистов, правда нечасто, встречались эстеты и поэты. Так, ближайший подручный Дзержинского, член Коллегии ВЧК в 1919—1921 гг. латыш А. Эйдук, опубликовал в 1921 г. в Тифлисе в сборнике с символическим названием «Улыбка ЧеКа» лирическое стихотворение, в полной мере отражающее сущность палаческой профессии: