Путешествие на «Париже» - Дана Гинтер

– Я люблю приходить на палубу ночью. Здесь так тихо и красиво. – Николай обернулся к ней, и хотя он ее не касался, в ночной прохладе она ощущала исходившее от него тепло. – И я очень рад, что вы тоже сюда пришли. Я так надеялся вас снова увидеть.

– Да, пришла, – смущенно потупившись, отвечала Жюли и замолчала, обдумывая, о чем бы еще с ним поговорить. – А как сегодня было в машинном отделении?

– Жарко! – рассмеялся Николай. – И шумно. А как прошел ваш первый день на работе?

– Боюсь, не слишком хорошо, – вздохнула Жюли. – Весь день мучилась от морской болезни.

Сказав это, Жюли тут же пожалела о признании. Милая картинка! Она, вся зеленая, стоит, склонившись над унитазом. Однако Николай, похоже, был искренне озабочен.

– Ай, ай, ай, – пробормотал он. – Очень жаль. Впервые в море?

– Да, у меня, как и у «Парижа», это первое путешествие. – Жюли улыбнулась и, набравшись храбрости, посмотрела Николаю в глаза.

Он с высоты своего роста ей улыбнулся, а затем облокотился на перила, и их руки соприкоснулись.

– Послушайте, у меня с собой на случай качки есть имбирный чай, – тихо, придавая их беседе некую интимность, сообщил Николай. – Он на самом деле помогает. И я с удовольствием с вами поделюсь.

– Спасибо, – ответила Жюли. – Это просто замечательно! Я так надеялась на чудодейственное средство.

– Вы, наверное, абсолютно непривычны к морским условиям. Откуда вы родом? Из Эльзаса? Оверня?

– Нет, совсем из других краев. Вы были в моем городе сегодня утром. Я из Гавра. А вы? – Жюли тайком пригладила волосы. – Откуда вы, Николай, родом?

– Из Санкт-Петербурга. Теперь его называют Петроградом. Но моя семья уехала оттуда в семнадцатом году, после революции. Мы в конечном счете поселились в Париже.

– Уехать из России во время войны, наверное, было нелегко, – тихо проговорила Жюли.

Они продолжали стоять, молча глядя на воду, и от его руки по-прежнему веяло теплом. «Интересно, о чем он сейчас думает? – размышляла Жюли. – Неужели он находит меня привлекательной? Его не смущает моя родинка? Хорошо, что он стоит слева».

– Слышите музыку? – отвлекая ее от мыслей, заговорил Николай; и действительно из бального зала теперь доносились звуки вальса. – В России постоянно звучала музыка… Мы пели везде… в приютах для бедных, в тюрьме, даже на войне!

Николай грустно улыбнулся, повернулся к Жюли и посмотрел ей в глаза.

– Знаете, у вас музыкальная красота, – тихо произнес он. – Вы такая маленькая, такая хрупкая… И все же вы пленили меня, словно мелодия, которая не переставая звучит у меня в голове.

Таких комплиментов Жюли никто никогда не делал. Может, он шутит, подумала она. А может, выпил лишнего? Но Николай произнес эти слова совершенно искренне. У Жюли никогда прежде не было поклонников, и она не знала, что и ответить, как себя вести.

– В Гавре у вас, наверное, была тьма поклонников, – добавил Николай и накрыл ее руки ладонью.

– Н-н-нет, – краснея и запинаясь, проговорила Жюли. – Я бы этого не сказала.

Ее тело вдруг поддалось волне его тепла. Взволнованная и смущенная, она опустила взгляд, и перед ее глазами снова мелькнула его синяя татуировка.

– Можно мне поцеловать вас? – наклонившись к ней, мягко, почти напевно прошептал Николай. – Можно?

Жюли почувствовала его дыхание и мгновенно поняла, что события развиваются слишком уж стремительно.

– Мне надо идти, – пробормотала она. – Моя начальница спохватится, что меня нет, и рассердится. Честное слово, мне надо идти.

– Жюли, бросьте, – ухватив ее за прядь волос, принялся уговаривать Николай. – Побудьте еще немного.

– Спокойной ночи, Николай!

Жюли решительно зашагала по палубе. Она боялась, что он за ней последует, – правда, в какой-то мере ей этого и хотелось, – но Николай не двинулся с места.

– До завтра, моя маленькая Жюли! – выкрикнул он.

Сердце Жюли громко стучало, и она, словно пытаясь скрыться от собственного возбуждения, ускорила шаг, пока в конце концов не побежала. Жюли летела по коридорам и вниз по лестницам. Она мчалась в отделение третьего класса подобно мыши, которая стремглав несется в свою нору.

Добежав до спальни, Жюли остановилась, чтобы отдышаться. Она сбросила с ног туфли и подумала: что же все-таки случилось? Николай хотел ее поцеловать! Вспоминая, как этот красивый мужчина ей улыбался, как шептал ей комплименты, она изумленно теребила родинку и никак не могла поверить случившемуся. Наконец Жюли пробралась в спальню и снова переоделась в пижаму. Она укрылась прохладной простыней, и от одной мысли об исходившей от Николая теплоте и воображаемом прикосновении его губ ее пробрала дрожь. Жюли вспомнились его последние слова «До завтра!», и она, устремив взгляд к кровати Симоны, широко улыбнулась.

День второй

Раннее утро выдалось холодным, и тем не менее Вера рада была посидеть на солнце. Обернувшись красным пледом, она уютно устроилась в шезлонге, а в ногах у нее примостилась Биби. Большинству пассажиров первого класса в морских плаваниях куда более по душе было вечернее и ночное время: они играли в безик и юкер, развалившись в креслах, делились с незнакомцами сокровенными тайнами или, танцуя танго с одним партнером, обменивались многозначительными взглядами с другим… Но Вере было не до подобных развлечений, и ночным удовольствиям она теперь предпочитала утренние.

Даже в том, чтобы разодеться к ужину и сесть за стол с пятью-шестью незнакомыми компаньонами, она не находила сейчас ничего заманчивого. Прежде Вера обожала тонкие французские вина и изысканную французскую еду, но теперь она потеряла всякий аппетит и к деликатесам, которые без конца подавали в первом классе. Бархатистый суп из лобстера с каплей-другой коньяка, первоклассный бифштекс с кровью, сливочное мороженое, политое соусом из персиков и малины… Выбрать хоть что-то из этих бесчисленных блюд доставляло Вере больше хлопот, чем удовольствия. Накануне вечером она сидела за столом, ковыряла еду и почти не слышала, о чем говорят ее соседи – их беседа сливалась для нее с отдаленным шумом моторов, и Вера неожиданно подумала: «Какой древней, скучной старухой, наверное, я им кажусь». И сразу после десерта она, извинившись перед соседями по столу, удалилась к себе в каюту отдохнуть.

Мало того что Вера теперь была не в состоянии наслаждаться вкусной едой, она и от сна больше не получала почти никакого удовольствия. Раньше, завернувшись в летнее или пуховое одеяло, Вера любила поваляться в постели чуть ли не до полудня. Но теперь ее сон был таким же скудным, как и аппетит. За последние несколько лет все ее эпикурейские склонности исчезли без следа, на смену им пришла монашеская аскеза. Вера придвинула к себе взятый на палубу саквояж и вынула из него свой последний дневник. Она пристроила его поверх теплого пледа, достала ручку и принялась раздумывать, не сделать ли ей новую запись – одну из «цифровых». Когда накануне вечером они проплыли мимо острова Уайт, Вера вдруг стала вспоминать все свои путешествия через Атлантику: первое путешествие на утлой гребной лодке, когда ей было пятнадцать и она отправилась в тур по Европе, свадебное путешествие с Уорреном, ее переезд во Францию и все остальные поездки вплоть до этой последней тоскливой поездки на пароходе «Париж». Почему бы не добавить к своим мемуарам число «десять»? Десять пересечений Атлантического океана!