Ужасное наследство - Елена Хисамова

     Анна прижилась в отделении. Её любили больные и постоянно угощали девушку вкусностями и шоколадом. Девочки-медсёстры выкладывали все нехитрые сокровенные тайны, зная, что дальше Анны они не уйдут. Врачам хотелось, чтобы именно она ассистировала на операциях и перевязках. Жизнь наладилась и шла своей чередой.

      Янко в те дни ходил мрачный и расстроенный. Проблемы с сестрой не давали парню покоя. На Шукар имел виды крупный высокопоставленный чиновник. Он был богат, влиятелен и беспринципен. Чинуша хотел молодую цыганку с маниакальной страстью, невзирая на то, что у самого уже имелась семья: жена, никогда и нигде не работавшая, и двое трутней - сыновей, ровесников его объекту вожделения. Он был готов на всё ради Шукар, и на развод в том числе. Отказ девушки от этого брака угрожал всему цыганскому клану серьёзными неприятностями. Янко порывался убить старого извращенца. Мать то шипела на строптивую дочь, то сулила ей неземные блага и богатства. Угрозами, уговорами, но свадьба состоялась. Янко так и не смог смириться с мезальянсом, и почти перестал видеться с сестрой. Шукар переехала к супругу, а в редкие её визиты домой, юноша отсиживался у Анны или друзей, стараясь не пересекаться с ней. Одно радовало Янко: сестра пока не ждала ребёнка от старого денежного мешка.        

     Отношения между ними так и оставались только дружескими. Анна смотрела в любимые глаза и не раз хотела сказать, что знает о его чувствах и сама давно любит. Что они могут стать счастливыми. Хотела, но молчала, понимая, какие страдания причинит любимому человеку в нелёгком выборе: воля матери или любовь. Так они и жили: души вместе, тела врозь. Вокруг Янко постоянно крутились смазливые девицы. Но он щадил самолюбие Анны и никогда не афишировал личную жизнь. Конечно, девушка ревновала поначалу, но со временем смирилась, что им не суждено быть вдвоём. Такое общение даже стало приносить ей удовольствие. Она чувствовала себя защищённой от всех жизненных проблем – по первому зову всегда являлся человек, безмерно дороживший ей. Подружки завидовали. Они думали, что молодых людей связывает нечто гораздо большее, чем дружба. Анна их не разуверяла. Не будешь же людям объяснять, что, по мнению матери Янко, её пометил призрак, дьявол или кто там ещё, чёрт его побери, и им никак нельзя вместе.

     Анна обожала работу в гинекологическом отделении. Особенно ей нравились ночные дежурства. После одиннадцати вечера больные, наконец, затихали в кроватях. Никто не шаркал тапочками по коридору, не просил поменять бельё или выдать таблеточку, чтобы уснуть. Можно было спокойно попить чайку с вкусными конфетами, подаренными добросердечной пациенткой, и поболтать с санитаркой Петровной – презабавнейшей старушкой, сохранившей в немалом преклонном возрасте редкую ясность ума, резвость и неохватные познания русского мата. В отделении за ней прочно закрепилось прозвище – Электровеник, о чём пожилая женщина знала, но не сердилась, наоборот, гордилась кличкой невероятно.

     В ту ночь дежурили Акоп Арутюнович, Анна и Петровна. Не скажу точно, что понадобилось в соседнем корпусе урологии, только пришлось Анне спешно спуститься в запутанные подземные переходы, соединявшие больничные корпуса. Кто хоть раз ходил по таким коридорам, вряд ли в состоянии забыть их. Там и среди бела дня довольно неуютно, стоит ли говорить, каково там ночью. По какой-то причине было включено только аварийное освещение. Расстояния от лампочки до лампочки казались заполненными плотными тенями, которые представлялись девушке зловещими и шевелящимися серыми спрутами. Шаги Анны гулко разносило эхо. Холодным тяжёлым комом страх давил на сердце. Девушке казалось, что звук её шагов дублировал ещё такой же, словно кто-то пытался идти с ней в ногу. Анна остановилась, шаги затихли. Она продолжила движение. Невидимый преследователь тоже. Остановилась – тишина. Девушка решила не обращать внимания на пугающие звуки, но страх пересилил рациональность. «Кто здесь? Что за шутка? Зачем вы меня пугаете?» – Напрасно задавала она вопросы темноте. Анюта собрала всю волю в кулак, повернулась, упрямо сжала губы и пошла, с каждой секундой убыстряя шаг. Вскоре девушка почти бежала. Но и то, что преследовало её, побежало тоже. Анна резко остановилась и повернулась лицом к неизвестному мучителю. Нечто сбило её с ног, подмяло под себя. Оно было огромное, всё покрытое короткой жёсткой щетиной. Глаза существа светились красными огоньками. Его дыхание было шумным, жарким и смрадным. Анна выгибалась и дёргалась под ним, пытаясь освободиться, но чудовище только сильнее прижимало девушку к полу. Она чувствовала, как существо ощупывает её проворными пальцами, разрывая тонкий материал халатика, надетого на почти голое тело. Их прикосновения доставляли непонятное ощущение –  наслаждение, переходящее в боль. Казалось, пальцы твари оканчивались  крохотными ртами с мелкими и острыми зубами, которые посасывали, облизывали и покусывали кожу девушки. Непрестанно шевелившиеся персты с невероятной быстротой обследовали её тело, проникли во все складки и потаённые места Анны. Девушка извивалась под их жалившими прикосновениями. С каждым мгновением её разум и волю всё больше подавляло желание подчиниться существу, отдаться фантомному монстру,  высасывавшему из неё рассудок и жизнь. Собрав последние силы, Анна завизжала изо всех сил. И спасительная мгла накрыла девушку.            

     Её нашла Петровна. Анюта лежала в самой тёмной части перехода. На ней не было ни белья, ни халата. Только серебряное распятие, данное ей при крещении отцом Серафимом, осталось на шее. Петровна не растерялась. Где-то в недрах перехода шустрая бабка раздобыла каталку. Она умудрилась в одиночку поднять на неё Анну и рысью помчалась с ней к грузовому лифту, чтобы подняться в отделение. Акоп, увидев Анну на каталке, не задавал лишних вопросов, а покатил девушку в операционную. При осмотре он недоумённо цокал языком и качал огромной патлатой головой. Всё тело Анны до шеи, на которой висело распятье, покрывали мелкие укусы. Кое-где они ещё сочились кровью, но большинство ранок начало затягиваться. Хирург промыл повреждения, поставил Анюте капельницу, и они с Петровной перевезли девушку в ординаторскую. Она очнулась через сутки. Тело полыхало жаром, укусы зудели и чесались. Анюте постоянно слышались голоса, вернее один голос, постоянно менявший тембр от хихиканья до грозно рычащих басовитых раскатов. Он повторял одну и ту же фразу: «Моя сладенькая, моя вкусная девочка». Анна мотала головой, зажимала уши руками, и слёзы без остановки текли из её глаз. Акоп всерьёз забеспокоился о душевном здоровье Анны. Врач пригласил для консультации больничных психологов и психиатров, которые пришли к единому мнению – девушка на грани психического расстройства. Ей просто необходима срочная изоляция и медикаментозная терапия.