Эврики и эйфории. Об ученых и их открытиях - Уолтер Гратцер

Как-то король Людовик попросил Нолле продемонстрировать чудеса электричества. Дело происходило в 1746 году. И вот Нолле установил свой аппарат в Версале, в Большой галерее дворца. Затем туда препроводили 148 гвардейцев короля и велели им всем взяться за руки. Первому и последнему дали в руки по металлическому проводу, подведенному к прибору Нолле. Когда все было готово, накопленный заряд побежал по проводам, и все 148 гвардейцев одновременно подпрыгнули от удара током. Опыт повторили с группой монахов-картезианцев в Париже — их Нолле выстроил в 270-метровую цепь, соединив друг с другом кусками железной проволоки. Монахи, подобно гвардейцам, от тока тоже подпрыгнули все вместе, как если бы исполняли балетное па. “Их восклицания прозвучали одновременно, — пишет Нолле, — хотя и исходили из двух сотен ртов сразу”. Этот поразительный опыт позволил сделать вывод — 270 метров ток пробегает мгновенно! Понадобился еще век, чтобы Джеймс Клерк Максвелл установил: электричество распространяется со скоростью света.

Шесть лет спустя Бенджамин Франклин сумел “поймать молнию в небе” при помощи ключа, привязанного проводом к воздушному змею. Заняться электричеством Франклина подтолкнула статья в лондонском журнале Gentlemen's Magazine, которую он прочел с некоторым опозданием в Филадельфии. В статье шведского биолога Альбрехта фон Халлера был описан вариант опыта, проделанного Стивеном Греем, с мальчиком в качестве конденсатора. Ребенка теперь ставили на изолирующую подставку из смолы и заряжали от электрической машины. При приближении кого-либо к мальчику между ними проскакивала искра, и оба испытывали острый приступ боли. Франклин долго размышлял над применениями этого явления, провел несколько похожих опытов сам и вскоре задался вопросом, не напоминают ли такие разряды обычную молнию.

Его опыты с молнией оказались невероятно опасными. Целью самого известного из них было продемонстрировать устройство громоотвода. Эксперимент проходил в Марли-ле-Вилль под Парижем. По указанию Франклина установили длинную металлическую мачту, и, когда грозовые облака наконец собрались, ученый попросил местного сторожа, отставного солдата, коснуться мачты проводом, конец которого заранее погрузили в стеклянную бутылку. Раздался страшный треск, шипение — все увидели, как проскочила огромная искра, и почувствовали запах серы. Ошеломленный ветеран выронил бутылку и побежал искать деревенского священника, поскольку решил, что только что стал свидетелем пришествия дьявола. На следующий год профессор Санкт-Петербургского университета Георг Вильгельм Рихман повторил тот же опыт — он был уверен, что “в такие времена даже физик имеет шанс проявить силу духа”. К несчастью, его эксперимент закончился трагически — Рихман во время опыта погиб.

Практическая полезность открытия Франклина вскоре уже не вызывала сомнений, а потому он заслужил уважение Людовика XV и ненависть Аббе Нолле, который до прибытия Франклина в Париж был убежден, что американец — вымышленная фигура, придуманная его, Нолле, многочисленными врагами и завистниками.

Отрывок об опытах Нолле взят из книги: Clark Ronald, Benjamin Franklin: A Biography (Weidenfeld and Nicolson, London, 1983). Cm. также замечательную статью Heilbron J.L, “Franklin's Physics” in History of Physics, ed. W.Weart Spencer and Phillips Melba (American Institute of Physics, New York, 19 85).

Замороженная курица и смерть философа

Принято считать, что Фрэнсис Бэкон (1561–1626) первым сформулировал, что такое научный метод. Дабы осмыслить природу, прежде всего необходимо отказаться от предрассудков. Истину следует искать путем индуктивных логических обоснований, оставаясь скептиком и проверяя на опыте все возможные выводы. Пристрастие Бэкона к экспериментам и сыграло с ним в конце концов злую шутку.

Бэкон был хитроумным политиком и сумел получить дворянское звание — за заслуги перед британской короной, при этом он умудрился нажить множество врагов, чем, по крайней мере отчасти, обязан изучению законов природы. Позже Роберт Гук говорил, что так случилось из-за его, Бэкона, “бесцеремонного вмешательства в дела философии того времени”. Неудивительно, что в конце концов Бэкон впал в немилость; обвиненный в коррупции, он был снят со своих должностей и изгнан из Лондона. Когда король Яков умер, Карл I смягчил наказание и позволил Бэкону посещать столицу. В один из холодных снежных дней в марте 1626 года философ оказался в одном экипаже с королевским лекарем; разговор зашел о влиянии холода на сохранность пищи. Попутчики обсуждали, что лучше — хранить мясо во льду или в соли? В конце дискуссии они договорились поставить эксперимент в Хайгейте, в деревушке к северу от Лондона, которую они проезжали. И вот они остановились в Хайгейте, купили цыпленка у крестьянки, которая его тут же зарезала и выпотрошила. Тушку спорщики набили снегом, а потом снегом же обложили ее со всех сторон.

В итоге всех этих манипуляций Бэкон простудился. У него начался жар. Философа отвезли в находившийся неподалеку дом графа Арундела, который тогда был в Лондоне — он служил в Тауэре. Бэкона уложили в кровать. Постель, несмотря на манипуляции слуг с грелкой, оставалась влажной. Скорее всего, тогда Бэкон заболел воспалением легких. Перед самой смертью он написал прощальное письмо графу, где говорилось, что хотя он, Бэкон, и смертельно болен, но эксперимент с цыпленком “отлично удался”. Несколько часов спустя Бэкон, подлинный мученик науки, скончался.

Hesse Mary, in Dictionary of Scientific Biography, Voll, ed. C.C.Gillespie (Scribner, New York, 1970).

Ученая вражда

В наше время публичные ссоры между учеными — большая редкость; они, как правило, строят друг другу козни за закрытыми дверями, особенно тогда, когда принимаются решения о присуждении грантов. В прежние же времена ученый диспут мог стать темой газетной передовицы. Так, например, случилось с двумя знаменитостями XIX века, американскими палеонтологами Эдвардом Дринкером Коупом (1840–1897) и Отниэлем Чарльзом Маршем (1831–1899).

Конец девятнадцатого столетия был звездным часом охотников за костями; Коуп, профессор Пенсильванского университета, и Марш, профессор Йеля и президент Национальной академии наук, принадлежали к их числу. Всеобщее внимание их наука палеонтология привлекла к себе отчасти благодаря выходу в свет дарвиновского “Происхождения видов”, которое подтолкнуло ученых на поиски доказательств эволюции, а отчасти — найденным останкам динозавров. Между Коупом и Маршем, которые начинали как единомышленники, завязалась жестокая борьба. Причины ее неясны, но пылкость, с которой каждый говорил о “талантах" соперника, свидетельствует о силе разыгравшихся страстей. Один из коллег Коупа вспоминал: “В один из дней… он с лукавой улыбкой приоткрыл правый нижний ящик своего стола и сообщил: “Осборн, вот тут хранится накопившаяся у меня “маршиана”. В этих бумагах — все ошибки Марша, и рано или поздно меня все же уговорят их опубликовать”. Скандал получил огласку, в 1890 году о нем заговорили в прессе. Чего тут только не было! Обвинения в браконьерстве и открытой краже образцов, в плагиате и мошенничестве всех видов сыпались с обеих сторон. Вот несколько примеров далеко не джентльменского поведения обоих уважаемых профессоров.

Коуп обладал сверхъестественной зрительной памятью (которая, однако, не всегда приводила его к верным выводам: на рисунке, воспроизводящем вид плезиозавра, он разместил голову в неверном месте и был издевательски поправлен в статье Марша). Леонард Стейнегер, недавно умерший главный хранитель отделения морской биологии Национального музея США, рассказывал, как однажды он изучал забавную маленькую ящерицу, которую прислал из Нижней Калифорнии старый коллекционер Джон Ксантус. Стейнегер уже собирался составить первое описание экземпляра, поскольку ничего похожего прежде просто не попадалось, как тут в комнату вошел Коуп. Он разглядывал ящерицу считаные секунды, затем быстро надел пальто, отправился на телеграф и оттуда передал в American Naturalist безупречное описание животного, присвоив себе таким образом авторство открытия.

Оба профессора не только работали сами, но и нанимали других собирателей останков: те безжалостно уничтожали находки, если не успевали забрать их до прихода конкурентов.

Самюэль Гарман тоже занимался раскопками. В одно из своих путешествий он добрался до форта Ларами как раз в то время, когда Марш свез туда свои находки с целью переправить их дальше на восток. Ни Марш, ни Гарман не знали, что Коуп уже в городе. Остановиться было негде, и Гарман решил переночевать на вокзале.

И вот уже когда все спали, он услышал, как кто-то, стараясь не шуметь, пробирается в помещение. Неизвестный направился прямиком к дощатым ящикам с образцами Марша и стал внимательно их осматривать. Это продолжалось недолго, и посетитель ушел с пустыми руками. Утром появился Марш. Гарман рассказал, что произошло. Марш отозвался: “О, я предусмотрел такую возможность. Это был Коуп. Он любит делать описания по черепам, но все хорошие черепа, которые я раздобыл в этом сезоне, спрятаны в печи”. Довольный Марш подошел к печке, распахнул дверцу и извлек что-то вроде мешка с сокровищами. Хорошо зная конкурента, Марш не решился хранить свои находки там, где остановился сам, а предпочел спрятать их в более безопасном и укромном месте. Тщательно все упаковав, он сел в поезд и, довольный своей уловкой, уехал.