Стеклянный ангел - Зухра Сидикова

Жанна Александровна ушла на кухню. Принесла штопор, села, устало опустив руки.

Миша открыл бутылку, разлил вино по бокалам.

— Ну что, за знакомство?

— За какое знакомство, Плетнев? Я вас уже два года знаю. Мне кажется, ни один мой выезд без вас не обходится.

— Два года знаете, а имя мое так и не запомнили. Разрешите представиться: Михаил, можно просто Миша.

Она взглянула на него, поджала губы.

— И правда. Что это я вас все время по фамилии? Приятно познакомиться, Михаил.

— Лучше все-таки — Миша.

— Пусть будет Миша, — она вздохнула.

Он подумал, что ему следовало бы убраться, не надоедать измученной женщине, но отступать было поздно. И не хотелось ему уходить. Хотелось обнять ее, прижаться губами к этой нежной щеке, на которую упала каштановая прядь.

— Как вы меня нашли? — снова спросила она.

— Очень просто, Жанна Александровна. Я ведь журналист. Проныра, как вы сказали однажды. Помните?

— Помню, — она, наконец, улыбнулась. — Ну что ж, давайте выпьем, и вы мне расскажете: зачем пришли.

— Я вообще-то не пью, — сказал Миша, — но ради вас…

— Я уже поняла, что вы хороший мальчик. Но на меня это не действует, не старайтесь.

Миша засмеялся. И смутился под ее взглядом. Отпил из бокала. Вино было терпким с горчинкой. Приятно потеплело в груди. А она все смотрела на него, и он мучительно подыскивал слова, не зная с чего начать.

— Меня сегодня с работы уволили, — сказал наконец.

— За что? — спросила она серьезно.

— За то, что совал нос не в свои дела.

— А разве ваша работа не в этом заключается?

— В этом.

— А почему же вас уволили?

— Видимо, я слишком глубоко его засунул.

Она усмехнулась:

— Так вы еще и шутите. Видимо, все не так уж и серьезно.

— Более чем серьезно… Дело в том, что у меня определенные трудности с работой… С хорошей работой… Чтобы зарплата, возможности и все такое… не получается у меня… и уже давно… а тут подвернулся шанс… и мне… — Миша давился словами, не зная, как вырулить. Покраснел, и, чувствуя себя дураком, махнул рукой:

— А ну его! Не хочу вас обременять.

— Говорите уже, раз пришли, — Жанна Александровна смотрела очень внимательно.

— Мне нужна ваша помощь.

— Я слушаю. Говорите.

— Я знаю, что вы расследуете дело о серийных убийствах, — запинаясь, пробормотал Миша. — Тогда в лесопосадке… Этот человек с ангелом в руке… В общем, мне нужна информация, — выдохнул Миша.

— Да вы с ума сошли! — с раздражением в голосе воскликнула Жанна Александровна. — Пришли ко мне в выходной день, притащили это дурацкое вино! — она со звоном поставила бокал на стол. — Наврали с три короба, еще и какую-то информацию вам подавай! Вы отдаете себе отчет, о чем вы меня просите, Плетнев?! Или как вас там — Миша?! Идите-ка подобру-поздорову, Миша, пока я полицию не вызвала!

Она встала.

— Жанна Александровна, — Миша схватил ее за руку, — пожалуйста, прошу вас… Мне очень нужна ваша помощь!

Пытаясь отбросить его руку, она сжала его запястье, но он крепче стиснул пальцы, встал с кресла, и они оказались слишком близко друг к другу.

Она все пыталась разжать его ладонь, он не поддавался, его губы касались ее волос и, когда она подняла к нему свое разгоряченное лицо, ему оставалось лишь слегка наклониться. Он прижался губами к ее губам. От неожиданности она отпустила его руку, и он смог обнять ее так крепко, насколько у него хватило сил.

Самое лучшее, что есть в этом мире — думал он, глядя на спящую рядом Жанну, — это женщина. Теплая, нежная, слабая. Любящая женщина, ласкающая, целующая. Какое счастье эти руки, эти губы, это гладкая кожа, шелковые волосы, тихое дыхание.

Она проснулась от его взгляда, улыбнулась.

— Ты почему не спишь?

— Любуюсь, — прошептал он.

— Скажешь тоже, — тихо засмеялась она, — чем там любоваться? Целыми днями на работе, времени на себя совсем не хватает.

— Ты все равно самая красивая, — сказал Миша. — Когда я смотрю на тебя на этих выездах, мне не по себе становится. Ты такая нежная, хрупкая, а ходишь там среди всего этого, смотришь, трогаешь. Неужели тебе не страшно, не противно? Неужели не хочется домой — к телевизору, к своему печенью?

— Хочется иногда, — вздыхает Жанна. — Но ведь я училась столько лет и ничего другого не умею. Да и потом: кто-то ведь должен делать и эту работу.

— Ну и пусть кто-то делает, только не ты.

— Ты говоришь как мужчина… — сказала она.

— Расскажи мне о себе, — попросил Миша. — Я совсем ничего о тебе не знаю.

— Что тебе рассказать?

— Ну, например, сколько тебе лет. Откуда ты родом?

— Мне двадцать семь, — она погладила его по щеке. — Я из маленького городка, которого даже нет на карте… Закончила школу, поступила в институт, получила диплом и теперь работаю… Работаю и работаю… Но это ты уже знаешь… Послушай, Миша. Объясни толком, что у тебя случилось?

— Нет, — замотал он головой, — теперь не стану.

— Это почему?

— Потому что получится, что я с тобой из-за этого… А я совсем не из-за этого. Я уже давно…

Она прикрыла его губы ладонью, засмеялась.

— Тихо, тихо… Глупый… Молчи… Не надо об этом. Просто расскажи, что случилось.

И он рассказал. Рассказал обо всем — и о Сениных, и о маме, и об однокомнатной квартире. О бесперспективной работе внештатным корреспондентом, об увольнении, об отчаянии, о Рыжове и, наконец, о стеклянном ангеле, купленном в антикварном магазине. О том, что сенсационный сюжет о серийных преступлениях поможет получить место на Главном новостном канале, и не нужно будет больше крутиться как загнанная белка в колесе, можно будет заняться делом — чем-то большим, чем подвальные бомжи и драки в общежитиях.

Она внимательно слушала, и он не мог прочесть на ее лице ни сочувствия, ни осуждения. Она просто слушала, смотрела поверх его головы и гладила по волосам.

— Я не могу, Миша, — сказала тихо и серьезно. — Ты не представляешь, о чем ты просишь. Информация об этих преступлениях не должна просочиться в прессу. Если станет известно, что сведения исходили от меня, для меня все будет кончено. Меня вышвырнут с позором.

— Я понимаю, — сказал Миша и обнял ее.

Они помолчали, потом Жанна отстранилась, полежала на спине, закинув руки за голову. Встала, даже не взглянув на Мишу.

— Тебе пора. Мне нужно хотя бы немного поспать. Завтра у меня очень тяжелый день. Я вызову такси, одевайся.

Она вышла из комнаты.

Прощаясь, Миша поцеловал ее. Она прижалась лицом к его плечу. Он чувствовал ее теплое дыхание на шее.

— Я пойду, — сказал Миша, — такси ждет.

Он переступил через порог и обернулся, чтобы взглянуть на нее в последний раз.

Она быстрым движением вынула из кармана халата какие-то листочки, сложенные вчетверо.

— Вот, возьми… Но смотри, чтобы ни одна живая душа не узнала, что это от меня.

И прежде, чем он успел сказать слова благодарности, она закрыла перед ним дверь.

Глава пятнадцатая

В клубе орала музыка, свет слепил глаза, людей набилось как селедок в бочке. Наде немедленно захотелось домой, но со спины ее подталкивал Ромка, и она уныло поплелась следом за Ясей, энергично пробивающей дорогу к столикам.

Все столики оказались занятыми, и в Наде затеплилась надежда, что они вернутся в общежитие, но тут Ясю окликнули.

— Привет! — звонко поздоровалась она, стараясь перекричать музыку. — Можно к вам?

Их тоже было трое, но только соотношение было другим — два парня и девушка.

«Теперь все поровну, — подумала Надя, — мне, по всей видимости, этот маленький, веснушчатый».

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, — высокий кудрявый парень не сводил с Яси глаз.

— Здравствуй, Марик, — улыбнулась Яся. — А я всегда появляюсь там, где меня не ждут. Рома, Надя, это Марк, я вам о нем рассказывала. Он в этом году оканчивает наше училище.

Скоро все перезнакомились, выпили шампанского, стало веселее.

Яся разговаривала с Мариком, Ромка заметно нервничал.

— Пойдем, потанцуем, — он решительно потянул Ясю за рукав.

— Ты разве не видишь: я разговариваю, — ласково ответила та, — иди лучше с Надюшей потанцуй, а то она что-то совсем заскучала.

— Пошли, — Ромка выдернул Надю, допивающую шампанское, она едва успела поставить фужер на стол, — и потащил ее в самую гущу танцующих. Крепко прижал к себе. Надя взглянула в его мрачное лицо, почувствовала, как напряжено его тело.

То ли от шампанского, то ли от того, что он держал ее так крепко, так близко, она совсем потеряла голову. Она ощущала его руки на своем теле, ее волосы касались его щеки. Вспомнила, как днем в общежитии он поцеловал ее. Сейчас его губы были совсем близко — можно просто прикоснуться.