Недотрога - Яна Невинная

саму считают развратной особой, которая прыгнула в постель к богатому мужику, вытянула из него кучу денег и довела до сердечного приступа. Если с Суворовым что-то не так, я хочу сама в этом убедиться. И не буду верить в обвинения окружающих его людей или оставленных им любовниц. Он всегда проявлял ко мне только доброжелательность, хотя я этого не ждала. Самое главное, что я получу деньги. Остальное неважно.

— Боюсь, что ты горько пожалеешь. Но тогда будет слишком поздно. — Слава предпринял последнюю попытку переубедить меня, но в его взгляде уже читалось поражение, а еще, как мне кажется, затаенная злость, оставленная на потом — дожидаться своего часа, когда можно будет упрекать, мол, я тебя предупреждал, а ты не слушала.

— Извини, но я уже подписала контракт и ничего не могу поделать, мне выдали ноты, и я репетирую номер. Кстати, именно из-за этой репетиции я так поздно вспомнила об ужине и мне пришлось идти в магазин.

— Что за контракт? Ты можешь мне его показать? Конечно, Суворов с его юридическим образованием мог так тонко поймать тебя, что ты не заметила бы, как продала свою душу.

— Ну, это уж чересчур. Ты перебарщиваешь. — Оттого, как водитель сгущал краски, меня охватило раздражение, но, цепляясь за остатки вежливости, поинтересовалась: — Что ты хочешь делать с этим контрактом?

— Могу показать его своему знакомому юристу. Он подскажет, где собака зарыта.

— Ладно, я дам тебе контракт, чтобы ты успокоился и поверил в благие намерения Суворова, вернее, его профессионализм. Знаешь, Слава, поначалу я тоже сомневалась, что он хочет мне добра. Но, с другой стороны, если всегда подозревать людей в злом умысле, зачем тогда жить на этом белом свете? Лучше сразу в могилу.

— Дай бог, что твоя вера в людей оправдается и тебе не придется познать на собственной шкуре, как много в них гнили.

— Уже слишком поздно для таких разговоров. Я себя плохо чувствую и хочу лечь спать.

— Да, заметил, что ты приболела. У тебя есть лекарства?

— Да, конечно же, — с удивлением ответила на вопрос, благоразумно умалчивая, откуда взялись медикаменты.

— Покажи.

— Да боже мой! Ты что, меня совсем ребенком считаешь? Может, еще и продукты проверишь?

Изрядно разозлившись, я начала осознавать, что Слава цепляется за любую возможность продолжить разговор и задержаться в квартире. А у меня не хватало уже никаких моральных сил, чтобы оставаться вежливой. Хотелось попросту указать ему на дверь. Вот настырный!

— Я всего лишь забочусь о тебе. Чего такая подозрительная? Простые слова в штыки принимаешь.

— Сам меня заразил этой подозрительностью. Теперь во всем вижу какой-то подвох.

— Наверное, и правильно, Таисия, нельзя быть такой наивной.

«Нельзя пускать на порог людей, которых ты вроде бы знаешь?» — так и рвались наружу слова, но я опять промолчала, хотя любой идиот догадался бы по выражению моего лица, что лучше убраться подобру-поздорову. Но, судя по всему, Слава хуже идиота…

— Ты говоришь, как моя мама! — не выдержав, повысила я голос.

— Мы хотим тебе только добра. — Слава разговаривал со мной тоном заботливого родителя, что раздражало не меньше. — А пока она не может тебе ничем помочь, я хочу, чтобы ты не вляпалась в дерьмо.

— Могу пообещать, что буду осторожна. Хотя даже не представляю, чем мне может грозить выступление в этом клубе. Там же не только я одна выступаю, сокурсники из моей консерватории также участвуют с номерами.

Кажется, это его немного успокоило.

— Ладно, позвони мне, пожалуйста, как только выяснишь, в чем дело. Да и вообще при любых проблемах, в любое время дня и ночи можешь меня беспокоить, — с горячей убежденностью настаивал Слава.

— Даже не знаю, чем заслужила такую заботу. Я думала, что совсем одна и мне не к кому обратиться, — прошептала я тихо, словно самой себе, а Слава пододвинулся ближе и обхватил меня за плечи, медленно притянув к себе. Пришлось уткнуться ему в грудь, но я по-прежнему держала перед собой сцепленные руки, что стало отличным препятствием между нами. И оно сработало. Водитель отстранился и проникновенно сказал:

— Нет, ты не одна. Я хочу, чтобы ты знала, что существуют люди, которым есть до тебя дело. Которым не всё равно, что с тобой может что-то случиться. Запомни: в любое время дня и ночи. И не бойся меня потревожить. Я буду ждать твоего звонка.

— Спасибо тебе. Спокойной ночи.

— Обещай больше не ходить по темным дворам в такое время. Я могу тебя иногда подвозить. И не думай о плате. Уверен, когда Дмитрич придет в себя, всё вернется на круги своя. Вряд ли он будет жить с Натальей, когда выяснится, как она поступила с его любимой женщиной и дочкой. Он же тебя родной считает, я точно знаю.

— Ты думаешь? На самом деле меня удивляет, что он до сих пор ничего не сделал. Что ему мешает узнать о маме и помочь ей?

— Честно говоря, сам удивлен. Возможно, он находится под лекарствами. С сердцем не шутят.

— Но он был такой здоровый и полный сил, ничего не предвещало беды.

— Знаю, тем не менее ему предстоит серьезная операция. Мужчины часто носят боль в себе, не показывая никому. Ваша ситуация подкашивала его, жить на две семьи не так-то просто, даже если с Натальей у них была только видимость брака. Переживал Дмитрич. Да и на работе хватало проблем.

— Наверное, ты прав…

Откровенно зевнув, я проводила наконец дотошного Славу на выход, мечтая о том, чтобы смыть с себя его липкие объятия, его приторный сладковатый запах. Почему этот мужчина мне так неприятен? Почему я вижу в нем что-то неестественное, будто он притворяется добреньким, а на самом деле преследует какие-то свои цели? И почему я не задумываюсь о том же, когда речь заходит об Максиме? О Максе.

В своих мыслях не могу называть его полным именем, хотя должна сохранять дистанцию и выстроить между нами прочный барьер и даже не думать его преодолеть. По многим причинам. Что же нужно Славе? И почему я так сильно желаю, чтобы именно сейчас рядом оказался Макс?