Театр теней - Кевин Гилфойл

21

Когда позвонил Большой Роб, Барвик уже лежала в постели, но еще не спала. Около семи ей позвонила из Нового Орлеана мать, и они проговорили часа два. Если, конечно, это можно назвать разговором.

— Ты в курсе, что твоя сестра выходит замуж? — спросила миссис Барвик.

— Естественно, в курсе, мам. Они ведь уже месяц как обручены.

Разговаривая по телефону, миссис Барвик продолжала возиться с чем-то на кухне, так что течение ее мысли сопровождалось звяканьем кастрюль и тарелок.

— А-а. Я просто не была уверена, сказала ли она тебе.

— Она сказала. Мы уже с тобой обсуждали, как будет проходить регистрация, ты разве не помнишь? И я знаю, что ты знаешь, что я знаю, потому что с тех пор, как все это закрутилось, ты перестала спрашивать меня о моих приятелях. Я даже решила, что мне вышла отсрочка.

— Ладно, — сказала миссис Барвик. — Ты занимаешься поисками работы?

Сэлли ответила так громко, что ее, наверное, слышал даже симпатичный сосед сверху, несмотря на работающий телевизор и пылесос:

— Господи боже мой, мама! У меня есть работа!

На это миссис Барвик ворчливо заметила:

— Да, но я-то спокойно относилась к этим твоим шпионским глупостям, поскольку считала, что ты выйдешь замуж и бросишь заниматься ерундой. А теперь я хочу, чтобы ты сделала карьеру. Наука шагнула вперед, так что, может, мне от вас с сестрой ничего и не нужно будет. Возьму — и клонирую себе внука.

— Работа детектива — отличная карьера, мам.

— Что? Гоняться за мужьями, обманывающими жен, и делать грязные фотографии сквозь пыльные окна дешевых мотелей — это, по-твоему, хорошая карьера? Неудивительно, что ты теперь ненавидишь мужчин.

— Я не ненавижу мужчин. В четверг я ходила на свидание.

— Расскажи скорей. Я хочу все о нем знать. Ну и так далее, в том же духе.

Услышав двадцать минут спустя после окончания разговора телефонный звонок, Сэлли решила, что маме что-то не понравилось, может, она решила, что дочь как-то не так простилась, и теперь миссис Барвик звонит, чтобы еще раз выяснить отношения. Она отшвырнула газету с кроссвордом, до смерти напугала кошку, перевернула радиоприемник и наконец-то дотянулась до трубки.

— У меня для тебя работенка, Барвик. Странная, правда, — сказал Большой Роб.

— Что за работенка?

— Мы тут с Филом Канеллой посидели, пивка попили. Слушай, надо переезжать подальше от центра, я серьезно. У него работы полон рот, справляться не успевает. Уж не знаю, может, чем ближе к границе с Висконсином, тем подозрительнее жены?

— Короче.

— Помнишь дело Финнов? Родителей клона, которые просили нас накопать что-нибудь про донора ДНК?

— Еще бы! — Она все это время не переставала думать о Джастине Финне.

— В общем, с нами в баре сидел еще один парень, тоже сыщик. Приятель Фила. Зовут Скотт Коллеран, работает в конторе «Золотой значок». Может, слышала?

— Нет.

— У него офис где-то далеко, к северу, рядом с развлекательным парком «Сикс Флэгз». Так вот, встретились мы в баре «Тэн Тоуд» — как раз было время, когда там спиртное со скидкой отпускают, — и давай друг другу байки травить, про работу рассказывать. И тут выясняется, что Скотту какой-то клиент заказал фотографии того самого малыша Финна.

— Что? Не может быть! Кто?

— Брось, не будет же Скотти раскрывать имя своего клиента. Нам же положено конфиденциальность соблюдать, забыла?

— Ой, да ладно, можно подумать это правило распространяется на «Тэн Тоуд»!

Большой Роб рассмеялся:

— Да мы ведь просто так, трепались. Тебя вроде это дело зацепило, когда мы над ним работали. Вот я и подумал, что тебе эта история покажется забавной.

«Да уж! Какому-то выжившему из ума старику понадобились вдруг моментальные снимки пятилетнего ребенка. Ухохочешься!» — подумала Барвик и вслух произнесла:

— Надеюсь, этот Коллеран не собирается за такое браться?

— Почему же? Как раз собирается. Что тут такого?

— А что, если кто-то готовит похищение? Что, если этот его клиент — растлитель малолетних?

— Да не-ет, педофилы всегда сами фотографируют. Или покупают снимки по интернету. И потом, Скотт его проверил. Говорит, он нормальный мужик.

— Ну слава богу! Раз уж Скотт Коллеран его проверил, тогда дети могут спокойно ходить по улицам Чикаго. — Вот именно такие саркастические замечания ненавидела ее мама.

— Да ладно тебе! Коллерану можно доверять. А он ручается за того парня, заказчика.

— Я же говорила тебе, Робби, есть в этой истории с Финном что-то странное, жуткое, что ли… — сказала Барвик. — И все это как-то связано.

— Не бери в голову. Может, это самая заурядная история с опекой. — Он замолчал, и Сэлли услышала, как он откусил и жует что-то хрустящее. — Так ты возьмешься или как?

— В смысле?

— Просто у этого агентства, «Золотой значок», ситуация та же, что и у Фила: работы слишком много, не справляются. Я же говорю, переезжать пора. Короче, я же помню, как ты на эту историю с Финнами стойку делала. Вот и сказал Коллерану, что ты первоклассный фотограф и не прочь подзаработать. За работу получишь четыре сотни минус мои комиссионные. Если не будешь лепить из этого дела зловещий заговор или, что еще хуже, толковать о моральной дилемме, накину еще пятьдесят.

Сэлли понимала, что это отвратительная затея. Но она также понимала, что не сможет отказаться от шанса покопаться в деле Финна.

— Какие ему нужны фотографии?

— С близкого расстояния. Только лицо. Не как для завсегдатаев порнокинотеатров. Анфас и профиль. Чтобы было как фото на документы — настолько, насколько это возможно, учитывая, что тебе надо остаться незамеченной. Тебе понадобится телеобъектив.

— Что-то у меня нехорошее чувство по поводу этого дела, Робби.

— Знаешь, детка, это предложение стоит четыреста пятьдесят долларов, и время пошло.

Она поняла: это своего рода испытание. Большой Роб проявлял попеременно то оптимизм, то скепсис в отношении ее, Сэлли, способностей всерьез заниматься частным сыском. Она была ему очень симпатична, сомнение вызывало другое: позволит ли склад ума Сэлли (или любой другой женщины) профессионально выполнять работу, заказанную сомнительными клиентами. «Информация не может быть нравственной или безнравственной, она нейтральна, — говаривал Робби. — Вот и ты оставайся нейтральной». И она согласилась.

— Э-эх, ты же меня знаешь! Конечно, я возьмусь. Адрес у тебя есть?

— Как раз передо мной.

Три дня спустя, утром, Барвик сидела на трибуне футбольного мини-поля и делала снимок за снимком аппаратом с длиннофокусным объективом. В небе, ярко-голубом, как на картинах Шагала, плыло облачко цвета коктейля «Маргарита». Воздух был сухим и прохладным, и дышалось легко. Внизу девчонки и мальчишки бегали друг за другом по футбольному полю. Все было как обычно: сетка на воротах, игра руками (за которую, правда, не наказывали) и даже голы (только их не считали). Определить, кто в какой команде, было трудно, даже несмотря на форму, потому что ребятишки сбивались вокруг мяча в однородную стаю. Наверное, первый год играют, молодняк, так сказать, — ищут себя в игре.

Глядя в объектив фотокамеры, Барвик уже десятки раз находила Джастина и снова теряла и судорожно щелкала затвором, как только ловила его среди детских голов, мелькавших взад-вперед и вверх-вниз. Она вызвала в памяти лицо Эрика Лундквиста — постоянно повторявшийся сон никак не давал ей забыть это лицо — и попыталась сопоставить его с личиком ребенка, подросшего за два года, что прошли с тех пор, как она вела то, прошлое дело. Может, Большой Роб и был прав. Может, Лундквист действительно был донором ДНК. А родинка — мало ли, наверняка этому было какое-то объяснение. Возможно, пожилая женщина просто забыла, что она была. Или лгала. А может, все дело в какой-то причуде генетики. Когда Сэлли училась в школе, она была знакома с однояйцевыми близнецами и все же отличала их друг от друга. У них были немножечко разные уши. Не исключено, что у одного из них была родинка, а у второго нет. Что она вообще знает о генетике?

В работе Барвик всегда хотелось походить на Большого Роба, умевшего держать собственное любопытство на коротком поводке. Но как же можно следить за ребенком, понимать, что каждый снимок — вторжение в его частную жизнь, и не задаваться вопросом, кто и зачем платит за эти фотографии? Она пыталась найти хоть один ответ, от которого у нее не сжимался бы желудок, но пока что терпела фиаско.

— Который из них ваш?

Барвик опустила фотоаппарат и повернулась на голос. Слева от Сэлли сидела женщина: изящная, симпатичная, явно молодая для мамы. У нее была с собой корзинка для пикника, картонная пачка сока с трубочкой и журнал — из тех, что печатают образцы интерьеров и советы по обустройству жилья.