Слово наемника - Евгений Шалашов

От «свиты» Жака отделился мальчишка лет двенадцати, подскочил ко мне. Кривляясь, как мартышка, нахально спросил:

— Тебе кто тут кобылу разрешил ставить?

— Не кобылу — а мерина, — снисходительно поправил я. — Пора бы разбираться.

— Да мне без разницы, — плюнул мальчонка сквозь зубы. — Хоть конь, хоть мерин. Взял свою клячу и — исчез отсюда!

— Это еще почему? — полюбопытствовал я, присматриваясь к юнцу. Я-то его узнал, поросенка, а он меня — нет.

— Ты еще спрашивать будешь, пень бородатый? — вызверился мальчишка, старательно копируя кого-то из взрослых бандитов. — Убирайся, а то…

— А то — что? — поинтересовался я.

— А не то руки-ноги выдергают да палки вставят, понял? Или… — сделал мальчишка паузу, — деньги давай!

— Много? — спросил я, делая вид, что лезу за кошельком.

— Давай, сам отсчитаю! — щербато ухмыльнулся сопляк и протянул руку.

— Наглый ты малый, спасу нет! — восхитился я, хватая парнишку за ухо и разворачивая его спиной к себе: — Мигом к хозяину беги и скажи, что ждут его.

Мальчишка пытался возражать, но, получив ускорение под задницу, отлетел от меня шагов на пять. Однако вместо того чтобы бежать к старшим бандитам и жаловаться, развернулся, наклонил голову и попер, как маленький кабанчик…

— У! — зарычал парнишка, пытаясь врезаться головой в мой живот.

— А! — завопил я в тон, отвешивая ему щелбан.

Юнец от неожиданности сел, потер ушибленный лоб. Но не струсил! Вскочил, воинственно выдохнул: «У-А» — и ринулся в новую атаку, пытаясь забодать и залягать меня.

«Смелый!» — восхитился я, сграбастав парня поперек туловища.

Он вырывался, как обезьяна, и дрался, как лев, — плевался, пинался и норовил укусить меня за палец. Не выдержав, я закинул парнишку на телегу и, придерживая его за шею, сказал нежно и проникновенно:

— Ты что, маленький засранец, нюх потерял? Забыл, как по шее получал, а? Разжалую, на хрен, и нашивку заставлю вернуть! Вон, на рукаве у тебя что прицеплено?

Сорванец притих, «переваривая» услышанное, а потом недоверчиво спросил:

— Господин комендант?

— Нет, гусь лапчатый… — усмехнулся я, отпуская одного из своих «летучих» мальчишек. — Что за безобразие? Командира не узнал?

— Вьи-иии, — заверещал мальчонка, кидаясь ко мне на шею. — Господин комендант! Живой!

— Да не ори ты, — усмехнулся я, прижимая нестриженую голову паренька к груди. — Ишь, разорался, будто тебя щекочут!

— Я за народом сбегаю!

— Подожди… — Вспоминая имя мальчишки, ухватил его за край туники, замешкался, но вспомнил: — Яник, постой-ка! Не говори пока, кто приехал. Скажи только — человек с паролем, и все. Не нужно, чтобы обо мне знали. Понял?

Яник, добежав до хозяина, ухватил его за плащ и затанцевал, стараясь говорить и увертываться от удара костылем.

Старина Жак свое дело знал. Яник был «подсечен», прижат к земле и расспрошен-допрошен, после чего Оглобля заковылял ко мне, убыстряя шаг.

Шустрый малец побежал следом, но догнать одноногого «короля» не сумел.

— Живуч ты, господин комендант! — с восхищением сказал старый друг, оборачиваясь по сторонам. И, не заметив ничего подозрительного, крепко меня обнял: — А мы уж думали, что тебя давным-давно волки съели!

— Вот, не доели, как видишь, — ухмыльнулся я, почесывая бороду. — Не то не по зубам я им оказался, не то — побрезговали.

— Да уж, кожа да кости… — критически осмотрел меня Жак. — Волки на кости не бросаются. Придется откармливать, а уж потом и волкам предлагать не стыдно. А уж зарос — не узнать!

Это уж точно. За время отсутствия я потерял фунтов сорок, а то и все пятьдесят[2] и выглядел как пособие для студентов-медикусов! (Их медицинские факультеты скупают у могильщиков.) Ну были бы кости, как говорят…

Минут через десять мы уже сидели в трактире, в той самой комнатке для особых гостей. Глухонемая служанка, улыбнувшись мне, принялась таскать на стол всякие вкусности — сыр, ветчину, холодные штрудели. И конечно же — квас!

Когда я слегка заморил червяка, Жак, задумчиво прихлебывавший вино, настороженно спросил:

— Что дальше будешь делать? Мстить?

— Мстить… — задумался я. — Мстить, разумеется, буду. Только — чуть позже. Месть — она никуда не уйдет.

— Попозже — это хорошо, — просветлел Жак лицом. — А то я уж испугался. Ухайдакаешь ты Лабстермана, стража разбежится. Какой дурак будет с Артаксом связываться?

— А тебе-то чем плохо? — удивился я. — Простор для твоих парней!

— Простор… — кисло улыбнулся Жак. — Напьются — кто с радости, кто с горя, а кому — лишь бы повод был. Начнут дома грабить, девкам подолы драть. А город спалят? Я, понимаешь, сам бы не возражал, если бы Лабстерман в мир иной отошел. Он мне уже поперек глотки стоит. Только тихонечко, без криков и шума.

Обнаружив, что бутылка пуста, Жак махнул рукой и наполнил стакан квасом. Выпив и крякнув, словно это был шнапс, буркнул:

— Пойло старого наемника!

— А говорили — «Любимый напиток Артакса», — с невинным видом заметил я, добавив: — А я как раз хотел долю запросить. Имя-то мое используют.

— Так она тебе идет, доля-то. Я проследил, чтобы пивовары ее в реестр внесли, — ухмыльнулся Жак. — А называют квас и так и эдак. А по мне — так все равно — пойло. Поросят им поить.

— Большая доля? — заинтересовался я.

— Ну не чрезмерная, — пожал плечами «ночной король». — Но один процент от выручки твой. С четырех пивоварен — талеров сорок за месяц набегает.

— Ого! — присвистнул я. — Хорошо квасок разбирают.

— Да уж, разбирают… — презрительно махнул Оглобля рукой. — Назывался бы квас квасом, так кому бы он был нужен? А как «пойло Артакса», так и спрос вырос. Ульбургцы пьют из уважения к тебе, а приезжие — из любопытства. Я твою долю велел ростовщику Лейбицу отдавать. Он все учеты ведет. Хочешь — сразу забирай, а хочешь — пусть дальше лежит. Деньги есть не просят, а процент капает.

— А чего ты вдруг о моей доле озаботился? Ты ж решил, что меня волки съели.

— Ну кто тебя знает? — заметил Жак, почесывая небритый подбородок. — Съели тебя волки, подавились… Тела я твоего не видел, а что болтают — так сам знаешь. Слова задницу не дерут.

— Ладно, — кивнул я. — Лучше скажи — про коня моего ничего не слышно?

— Передавали, что в городе его видели, осёдланного. Верно, тебя искал, а где тут сыщешь? И сказать — куда хозяин подевался, тоже не скажет. Потом он в конюшне у твоей фрау стоял. Эдди-то твой теперь у нее в работниках. Парень говорил — мол, коня расседлал, сумки с него снял, в стойло поставил. Но надолго не задержался — ушел. Эдди его даже остановить не пытался. С месяц назад видели какого-то гнедого за городом. Ну — Гневко, один в один. Посылал искать, а что толку? Да и боятся твоего коня. Говорят, злющий.

— Правильно, — согласился я, разглядывая стол — что бы еще съесть?

Жак, превратно истолковав мою мысль, стал оправдываться:

— Извини, капитан, — все на скорую руку. Сыр, ветчинку бери. Повар клянется — через полчаса печенка будет готова. Он ее пока в сливках вымачивает. Знаю, что ты куриную печень уважаешь.

— Печенка… — усмехнулся я, вспоминая, как не побрезговал ограбить нищего.

— То, что бургомистра пока убивать не будешь, — хорошо, — продолжил Оглобля свою мысль. — Мне же время нужно, чтобы узнать — кто вместо него будет. Сам понимаешь…

— Другие у меня пока заботы. Слово дал, что людям помогу.

— Выкладывай, — заинтересовался Оглобля.

Коротко, как только мог, рассказал ему о побеге с рудника, о слове, данном парням, и о серебряном обозе, который мы решили ограбить.

Выслушав мой рассказ, задумался. Пожал плечами.

— Ну что тут говорить? Надо ребятушек выручать. Да и серебро лишним не бывает. Когда тебя разбойники будут ждать?

— Через месяц, — сказал я, вспоминая, как мы «уламывали» атаманов. Я чуть язык не стер. Народ-то недоверчивый. Спасибо, жадность оказалась сильнее.

— Месяц… — хмыкнул Жак. — Месяц — это хорошо. Как раз успею.

Не договорив, что он должен успеть, Жак посмотрел на кувшин с остатками «пойла», скривился, будто лимон сожрал, и решительно встал из-за стола. Сделав шаг к закрытому внутреннему оконцу, грозно стукнул в него костылем.

— Печенка подходит! Айн момент! — отозвался испуганный голос трактирщика.

— Хрен с ней, с печенкой, пусть доходит. Скажи Анхен, чтобы вино несла. И — побыстрее, — хмуро приказал Жак.

— А у вас что нового? — поинтересовался я.

— Да все по-старому, — пожал мой друг плечами. — Да, вот еще что, — вспомнил он. — Искали тебя в городе.

— Кто?

— А хрен его знает. И не просто тебя, а молодого графа фон Артакса. Ну или как-то так.

— Может, графа д'Арто? — насторожился я. Неужто опять родственнички? Ну неймется же им! Когда же меня в покое оставят?