Этот томительный дым - Ксения Мартьянова

потому контролировать свои эмоции становилось еще труднее. Особенно после того, как он увидел её.

Стало ли ему легче? Да черта с два! Это дьявольское влечение лишь усилилось.

Недолго думая, Дарен отправил Холли на место будущего строительства, зная, что она проведет там

почти весь день, а затем сказал Элис, что они с Полом едут на очень важную встречу и не вернутся до

завтрашнего дня. Его друг ни о чем его не спрашивал. Ни когда они ехали в машине, ни когда Дарен

попросил его поехать к нему домой и побыть с Элейн, ни даже когда сказал, что вернется только утром.

Пол просто кивал так, словно понимал причину его «побега», ведь именно этим он сейчас и занимался.

Он бежал.

Спустя несколько часов Дарен уже мчался по степи, чувствуя, как все его мысли уносятся прочь. Как он

становится совершенно иным человеком. Пусть и всего на мгновение.

С нужной силой он ударил бок лошади стременем, а затем дернул поводья и погнал коня еще быстрее.

Это ощущение свободы, которое он испытывал, каждый раз забираясь в седло, невозможно было

описать словами. Ведь разве можно было заставить человека прочувствовать это, если его пальцы

никогда ранее не сжимали кожаный ремень? Если он никогда не сидел в седле, не падал на землю и не

гнал свою лошадь галопом? Это было бы совсем как пытаться объяснить атеисту, что Бог существует –

он никогда не поймет того, чего ни разу в жизни не испытывал.

Слегка откинувшись назад и натянув поводья, Дарен стал замедлять ход, заставляя лошадь из галопа

перейти к движению рысью. Вороной мустанг тряхнул головой, но послушно зашагал вперед.

Окончательно остановившись, хозяин коня спрыгнул вниз, не забывая благодарно коснуться ладонью

его гладкой шеи. Довольно фыркнув в ответ, скакун слегка лягнул землю ногой и медленно склонил

свою голову вниз. Дарен прижался лбом к прохладной бархатистой щеке и прикрыл глаза, осторожно

поглаживая черную холку5 животного. На какое-то короткое мгновение он позволил себе почувствовать

что-то, существование чего категорически отрицал за пределами этого места. Привязанность. Близость.

Преданность. Присутствие всего этого в его жизни всегда было, есть и будет недопустимым, непозволительным и запретным.

Конь фыркнул и топнул ногой, заставляя Дарена встретиться с ним взглядом – понимающим,

осмысленным, человечным. Он смотрел так, словно проникал в самую глубь души, знал все его мысли, страхи и желания. Иногда Дарену казалось, что этот жеребец видел в нем совершенно другого человека.

5 Холка – место на позвоночнике лошади между её лопатками.

Не того, кем его видели окружающие. Не того, каковым ему хотелось предстать перед миром. А того, кем он был много лет назад. Того, кого он изо всех сил старался в себе уничтожить.

- Ты тоже не сможешь этого изменить, - тихо сказал Дарен, сжимая своими пальцами поводья, - я

именно такой, каким меня все видят и другим уже никогда не буду.

Конь снова фыркнул, при этом протестующе тряхнув головой.

- Иногда наши желания не совпадают с реальностью жизни, Ахига, - прошептал Дарен, заглядывая в

темные проникновенные глаза. – Иногда все, что ты можешь сделать – просто принять.

Он осторожно провел своей ладонью по его шее, чувствуя, как мустанг успокаивается от его

прикосновений.

- Он всегда относился к тебе не так, как к остальным, - знакомый голос заставил уголки губ Дарена на

мгновение дернуться. - С того самого дня, как ты помог ему появиться на свет, ты стал для него Наги

Танка6, которого он почитал. – Он немного помолчал, а затем Дарен увидел, как Кваху встал рядом с

ним, коснувшись скул Ахига. - Глаза говорят вещи, которые не может сказать язык. И я вижу в его

глазах преданность, силу которой не каждый человек сможет объять.

- Там, где я родился, люди никогда не смогут называться Лакота Ойате7, - тихо сказал он.

- Когда человек удаляется от природы, его сердце превращается в камень, - после небольшой паузы

сказал Кваху, продолжая гладить Ахига. – Вы живете в мире, где властвуют Гордыня, Зависть и Гнев. И

вы сами создали такой мир. Вы станете Лакота Ойате, когда будете готовы измениться, - его взгляд, наконец, переместился на Дарена, - когда будете нуждаться в ином мире.

- Этого никогда не произойдет, - покачал головой он. - Корни человеческого порока ушли слишком

глубоко в землю. Невозможно представить, чтобы миллиарды людей в одночасье изменили свою жизнь.

- Указывать людям путь недостаточно, нужно вести их по нему.

Дарен слабо усмехнулся, дергая коня за поводья.

- Одному человеку не под силу создать мир заново.

- Но под силу положить этому начало, - спокойно ответил индеец, смотря куда-то вдаль. Они шли молча

почти до самого поселения, потому что Дарен не посмел проронить больше ни слова. Перед Кваху -

вождем племени Сиу8 - преклоняли колено все, кого ему самому только доводилось видеть. Его

мудрость почиталась другими народами, а доброта и справедливость становились примером. Он был

легендой в любой точке мира, потому что абсолютно в каждого вселял надежду и веру в себя. Кваху

был способен поменять жизнь кого угодно: изменить его ценности и убеждения, наставить на

правильный путь, помочь понять, кем он может являться и в чем его предназначение. Но за многие годы

успешных попыток, мысли лишь одного единственного человека изменить ему так и не удалось.

Да и вряд ли когда-либо удастся.

- Прежде чем ты начнешь говорить, я хочу спросить тебя, - неожиданно начал Кваху, - мне нужно знать, помнит ли воин духа Чевеио мои уроки?

- Он помнит все Ваши уроки, - уверенно ответил Дарен, - и никогда не позволит себе забыть ни одного

из них.

- Тогда почему же мой самый главный урок не отложился в твоей памяти? Я всегда говорил, что это

место было, есть и останется твоим домом, а мы всегда будем твоей семьей. Где бы ты ни находился и

какими бы ни были твои мысли. Так разве для того, чтобы захотеть остаться в доме своей семьи, нужно

просить разрешения?

Кваху повернулся и пристально посмотрел Дарену в глаза, словно именно в этот самый момент умело

считывал с них ответ. Считывал причину его приезда. Он понимал его, наверное, лучше, чем кто бы то

ни было, и способен был разглядеть в нем то, что было сокрыто от всех остальных. Он мог знать все его

мысли и поступки, считать, что его Чевеио поступает неправильно, но никогда не позволял ему