Осколки тебя P.S.Навсегда (СИ) - Логвин Янина

«У него разорвана футболка от горла до плеча и в тусклом свете уличных фонарей сильное, голое плечо с татуировкой притягивает взгляд. После всего пережитого, я не могу сказать ни слова, и только сейчас замечаю, что поднялся ветер и треплет его волосы. Овевает смуглое тело холодными языками морского бриза, но мою дрожь так и не успокаивает.

- Не смотри на меня так, словно ты не знала, какой я. И близко не паинька, ясно?! Такой же, как все они!

- Да.

- Чем ты думала, Холт? Бегство – еще не спасение. Меня могло и не быть с ними.

- Знаю.

- Что еще ты знаешь?

- Что ты мог не поехать за мной…»

Воздуха не хватает, дышать становится трудно, а в глазах темнеет, словно туман, укрывший от меня прошлое, всколыхнул резкий порыв ветра.

- Лена, останови его, иначе он кого-то убьет! Я не хочу больше на это смотреть. Пожалуйста, пусть все закончится…

Тихий всхлип Пейдж приводит меня в чувство, заставляет очнуться, и только тогда я слышу звук полицейской сирены. Она приближается все ближе. Гудит, гудит, гудит… И, кажется, я готова выкрикнуть его имя…

Оно вонзается в сердце осколками, обжигает душу воспоминанием, и вместо крика слетает с губ болезненным шепотом:

- Картер… Остановись!

Глава 23

 Он слышит меня и замирает. Медленно оглядывается, тяжело дыша… Длинная челка упала на лоб, рот плотно сжат. Он поворачивается, и больше ни на кого не смотрит. Даже тогда, когда в кафе врывается полиция и просит всех присутствующих оставаться на своих местах и поднять руки… Когда один из полицейских, надевая наручники и зачитывая права, спрашивает его:

- Ваше имя, молодой человек?

Даже в этот момент, отвечая на вопрос, он продолжает смотреть на меня:

- Райт… Картер Райт.

Лена

Тяжелые капли летнего дождя застучали по подоконнику, легли крупными пятнами на асфальтовую дорожку, зашуршали по молодой листве, и наконец с первым порывом ветра ударили в стекло. Заскользили вниз изогнутыми линиями, холодные и отстраненные, все ускоряя и ускоряя свой бег.

Уже через минуту фигуру за окном стало не рассмотреть, остался лишь черный силуэт, но я знала, что это он.

Мое сердце, мой враг… и моя любовь.

Сегодня все было иначе. Сегодня мы оба понимали – я вспомнила все, и расстояние между нами разорвалось пропастью. Эту пропасть заполнило собой прошлое. То прошлое, в котором мы оба так и не смогли прийти друг к другу, и где мою душу опалил лед его ненависти.

Как же больно оказалось увидеть сквозь это прошлое – настоящее и нас вместе. Как же больно поверить… Он все стоял и ждал, но я словно окаменела, не способная через эту пропасть переступить.

Летние грозы сильные и короткие. Дождь проходит так же быстро, как начался, и тучи расступаются, давая солнечным лучам пробиться к земле. Эти лучи ложатся на траву, касаются зеленой листвы деревьев, но только не лица красивого парня и не его потемневших глаз.

Картер отходит к машине и возвращается со свертком в руке. Глядя на меня, оставляет его на скамейке. Снова долго смотрит, прежде чем уйти – резковато, подломлено отвернувшись…

Навсегда, понимаю я.

С ресниц срываются слезы. Я закрываю глаза, задергиваю шторы и сажусь на стул, опуская голову на руки. Не могу сдержать всхлип, чувствуя, что в моем сердце ливень не прекратился. Он продолжает бить в него холодными струями, все больше и больше смывая завесу тумана с зеркала моей забытой жизни. И все, что я могу – это дать ему наконец пролиться, окончательно прогнав туман прочь.

Мне предстоит еще многое вспомнить, я хочу знать все.

Сверток так и остался лежать нетронутым, когда я выхожу из подъезда и сажусь рядом с ним на скамейку. Взяв в руки, разворачиваю бумагу, обнаружив под ней старый дневник с подписанным именем. Я раскрываю его осторожно, листаю страницы, исписанные ровным почерком, и остаюсь сидеть во дворе до вечера, пока не прочитываю все записи по нескольку раз. Письма, которые когда-то оставил себе мальчишка по имени Алекс Райт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Два брата. Два красных пера кардинала между страницами – одно уже побледнело от времени, но второе еще горит ярко-алым оперением. Когда-то у меня тоже было такое же. Оно осталось в моей прошлой жизни – где-то в Сендфилд-Роке, в доме моего отчима. В комнате с кроватью под розовым балдахином и с синтезатором у стены, на котором я, кажется, любила играть.

В той жизни мы дружили с моим соседом Алексом, росли и мечтали. Вместе испытали друг к другу первые чувства, и пережили первую влюбленность. Шептали слова признания и верили, что у нас еще все впереди – наше будущее… В той жизни мы оба так и не успели понять, что даже будь у нас время, мы вряд ли бы перешагнули ту границу дружбы, которую однажды для себя очертили. Почему? Сегодня я уже могу ответить на этот вопрос.

Потому что рядом всегда был он – Картер. Мальчишка с темной стороны луны.

Теперь я знаю, что между нами всеми происходило.

Я переворачиваю лист и читаю последнюю запись в дневнике, на этот раз адресованную мне:

«Прости за все, Трескунок. Я пытался стать лучше для тебя и все исправить, но однажды ты должна была вспомнить.

Стань счастливой – это все, чего я хочу. Ты одна для меня была и будешь.

П.С. Пусть этот дневник останется у тебя в память об Алексе. Он бы этого хотел.

С любовью К.Р.»

После дождя воздух особенно свеж и пахнет озоном. Но он не сравнится с соленым бризом, которым я дышала, когда жила у океана, и который ощутила сейчас.

Я закрываю дневник и долго сижу, глядя перед собой, на самом деле не замечая происходящего вокруг. В моей памяти всплывают картины из недавнего прошлого. Город на побережье. Школа. Люди, которые когда-то меня окружали – Алекс, Марк, Николас, Пилар… Окно в доме напротив и темноволосый мальчишка, забравшийся на подоконник, с хмурым, прямым взглядом – Картер.

Первое, что я делаю, когда возвращаюсь в квартиру – беру телефон и набираю знакомый номер. Услышав в динамике свое имя, говорю, прижимая трубку к лицу:

- Мама, ты нужна мне! Я все вспомнила, помоги мне в себе разобраться!

Лена

Что у мамы не изменилось – так это любовь к машинам и скорости. Давно канул в лету наш подержанный «Форд Краун Виктория» с рамным шасси, ему на смену пришел стальной «Крайслер Пасифик», но Адели все так же, как раньше, оказавшись на скоростной магистрали, выжимает газ до ста миль в час и уверено мчит вперед. Только на этот раз не уезжает, а возвращается в город, в котором у каждой из нас осталось свое прошлое.

Мы приезжаем в Сендфилд-Рок ближе к вечеру, но солнцу еще далеко до заката. Я не была в этом городе четыре года, однако вокруг все кажется таким до боли знакомым, будто мы жили здесь только вчера. И остается удивиться, что все это время у меня не возникало о нем даже мимолетных воспоминаний.

Торговая плаза, банк, кафе… парикмахерская. В этой парикмахерской меня когда-то подстриг молодой турок и рассказал, что красота человека скрыта вовсе не в волосах, а в его глазах. Какой же наивной и несчастной я, должно быть, тогда была.

Не знаю, узнал бы он меня сегодня? А я его?

Улица «Трех кленов». В одиннадцать лет после переезда из Хьюстона она показалась мне невероятно красивой – с рядами дорогих коттеджей, старых, высоких кленов и зеленых лужаек… Старый дуб, под которым я однажды познакомилась с симпатичным соседским мальчишкой, а потом впервые с ним поцеловалась… Дом Марка Холта, когда-то белый и основательный, словно сошедший с журнального листа, а сейчас поблекший и пустой, с выставленной у дороги табличкой «Продается».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мама останавливает машину напротив броской надписи, глушит двигатель, и мы обе одновременно смотрим на него:

- Я тоже не была здесь с той самой ночи, как ты пропала. Не смогла сюда вернуться.