Шлюхи - Виталий Амутных

— Видишь ли, — поднялась со стула гостья, извлекла из сумки папку для бумаг, — я тут должна…

— Ничего ты не должна, пока мы не выпили. Давай сюда!

Алла затолкала папку назад в сумку и отправилась на диван. Они выпили по стакану. Дина привалилась заблестевшей грудью к плечу подружки и зашептала ей в шею:

— Мне все время душно. Одежда давит меня. Тебе не жарко?

Алла поднялась с дивана и направилась назад, к стулу, на ходу чеканя такие слова:

— Не время сейчас, Диночка, о себе думать. Это непорядочно. Я всю ночь составляла текст коллективного письма к правительству, а ты… Я пришла к тебе, как к прогрессивному литератору, чтобы ты подписала, а ты…

— Алка, ты — сука, — просто заметила ей коллега по перу. — Ты, стерва, до того хитрожопая — везде успеешь. Молодец. Потом я тебе все подпишу, все, что захочешь. А сейчас еще немножко попьем… Иди сюда…

— Нет, Дина.

— Ты рискуешь. Думаешь, тогда, на балу у Милкина и Нинкина, ты меня в честном боксерском поединке одолела? Хрена с два! Просто мне объяснили. И заплатили… В общем, попросили. Я, Алка, самбо занималась, ушу, знаю элементы кунг фу, — и вдруг оживилась: — Хочешь, я тебе какой-нибудь простенький приемчик покажу?

— Нет, Дина.

В ту же секунду Дина Оскотскодворская метнулась к подруге. У той только в глазах мелькнуло — пол, потолок — и она уже лежала на полу под горячим тяжелым голым телом прогрессивного литератора.

— Немедленно встань! Ты ответишь за это! — гневно закричала Алла.

— Ладно, не вой, — пошла на попятный Дина, нехотя слезая с подруги. — В каком месте тебе подписать?

Алла Медная не терпела насилия, поэтому все лицо ее и шея разгорелись, пошли пунцовыми пятнами, но она все же достала нужную бумажку. Дина оставила на ней такой обширный автограф, словно она и была правительством, к которому апеллировал текст документа.

Алла поторопилась к выходу.

— Сука ты, Алка, — зевая, провожала ее подруга. — Воскресенье же — тоска. Я тут позвонила — водопроводчика вызвала. Авария, говорю. Может, пришлют кого…

Рысью удаляясь от дома Оскотскодворской Алла Медная почем зря честила себя за колебания, а Оскотскодворскую — за все остальное. Ведь сколько же драгоценного времени истребила эта похотливая тварь. Следующим номером планировалась Антонина Архангельская. Вот здесь Алле повезло больше; можно сказать, она была даже вознаграждена за понесенный ущерб. Известно было, что Антонина Архангельская дважды в месяц устраивает литературный салон, что носил оригинальное, на взгляд устроительницы, название — Красная лампа. Сборщица подписей удачно попала как раз на такое собрание.

Уже ознакомленная с задачей, Антонина Архангельская ввела Аллу в прокуренную комнату, где в плотном тяжелом дыму было сосредоточено не менее дюжины литературных работников. На столе в углу горела, несмотря на полуденное время, настольная лампа под красным стеклянным колпаком. Рядом стаканы с недопитым чаем. В чае корочки лимона.

— Господа! — обратилась к форуму сотканных из дыма фигур учредительница салона. — Мы только что говорили с вами, в каком бедственном, каком чудовищном, действительно непростом положении оказалась сегодня наша литература. Мы искали пути… Мы обсуждали варианты… Но вот пришла всеми нами любимая Алла Медная и предлагает нам остроумное, но вместе с тем мужественное решение. Коллективное письмо! Мы, то есть интеллигенция России, должны потребовать от правительства решительных действий в борьбе с разгорающейся эпидемией патриотической, фашистской заразы. И мы потребуем этого, господа!

Хозяйка кончила говорить — комната наполнилась гулом возбужденных голосов. Затем по одному из слоистых сплетений табачного дыма стали выныривать люди. Подходили к разложенному на столе листу, ставили под отпечатанным на машинке текстом свои фамилии: кто экспрессивным росчерком, подкрепляя подвиг руки пылкими восклицаниями; кто — не торопясь и очень четко выводя каждую букву, иные ставили крохотную неразборчивую закорючку, а некто присовокупил к росписи вычерченный печатными буквами лозунг — СМЕРТЪ ПАТРИОТАМ! Сделав дело, мужчины подходили к Алле и припадали губами к ее руке, женщины — гладили ей предплечья в знак глубокого уважения, восхищения ее гражданственностью.

— Может быть, зачитать текст?.. — робко предложил какой-то волоокий юноша лет сорока, обнажив в смущенной улыбке неправдоподобно красивые зубы.

— Мне кажется, это излишне, — отказала хозяйка. — Алла торопится. Кроме того, зная ответственность Аллы, с которой она подходит ко всякому делу, можно не сомневаться, что основные положения согласованы с влиятельным демократическим мнением. Ведь так? — повернула она голову к Алле.

— Ну-у… Известно, — не замешкала Алла.

Эту квартиру Алла Медная покидала окрыленной. И хотя после такого неожиданного улова можно было позволить себе передышку, заскочить, скажем, в кафе перекусить, — она, позабыв о голоде, неслась веселым галопом (в голове еще искрилась Динкина водка) к дому заместителя Имярека Имярековича, даже не замечая притаившихся во всех подворотнях танков и бронетранспортеров.

Несмотря на игривые звонки Аллы, дверь заместителя главного редактора молчала. Однако, услыхав едва уловимое робкое шуршание, Алла не торопилась уходить. Да и в дверном глазке как-то странно мерцал свет. Алла не убирала пальца с кнопки звонка. Наконец загремели замки и щеколды, дверь приотворилась, и в образовавшуюся щель вылезла оснащенная чеховской бородкой голова зама с вопрошающе вытаращенными глазами.

— Алла Викторовна? Что-то случилось? — прошелестела торчащая из щели голова.

— Я к вам, Андрей Николаевич, на одну минутку. По очень важному делу. Вы меня впустите?

— Ах, да, конечна, проходите. Что же я вас здесь держу…

Сквозь чуть расширившуюся щель Алла протиснулась в сумрачный коридор, и за спиной у нее вновь загремели засовы-защелки.

— А какое дело? Дело-то какое? — совсем разволновался хозяин. — Вы от Имярека Имярековича?

— Нет. Я представляю волю большой группы людей. Если хотите, всей творческой интеллигенции России. Мы составили текст коллективного письма к правительству…

— К правительству… — невольно повторил Андрей Николаевич.

— …с требованием решительных действий в адрес поднимающего голову тоталитарного фашизма.

— Фашизма… — опять не удержался хозяин.

Алла извлекла из сумки папку, из папки — лист с машинописным текстом, который подпирали разноцветные подписи, и, махнув им перед бледным лицом заместителя главного редактора, веско произнесла:

— Как видите, лучшие представители российской интеллигенции поддержали текст обращения. Желаете ли вы оставаться с нами?

Чеховская бородка задрожала. Коридор был тесен. Впереди у Андрея Николаевича была Алла, позади — запертая дверь, потому тело его как-то волнообразно изогнулось, качнулось раз-другой, подобное речному тростнику; точно белые птицы, вспорхнули руки, еще раз вспорхнули…

— Алла Викторовна… Но не вот так же… вдруг… Давайте пройдем… Все обсудим.

Андрей Николаевич завел Аллу в небольшую кухню, где неказистые предметы сиротели в холостяцкой грязи, а на подоконнике в банках с водой торчали луковицы с зелеными чубчиками.

— Хотите салата?.. — предложил хозяин. — Из помидоров… Правда, вчерашний… Но очень хороший, со сметаной.

— Какой может быть салат? — начинала сердиться Алла. — Я к вам на одну минуту. Скольких мне еще нужно обойти! Подпишите — да я побегу.

Андрей Николаевич улыбнулся, и даже попытался засмеяться, но смех вышел таким странным, что несколько напугал Аллу.

— Подписать… оно — да… Только у меня, наверное… даже и ручка не знаю где…

— Вот ручка, — Алла протянула ему необходимый предмет. — Подойдет?

Но Андрей Николаевич ручку не взял, а стал смотреть в окно.

— Как бы, ручка — это да… — раздумчиво произнес. — Только вот… Что — ручка?..

Терпение Аллы подходило к концу.

— Так вы подпишете? Или вы против?

— Зачем же против? Почему против? — Андрей Николаевич затрепетал всем телом. — Только… Алла Викторовна… Согласитесь, к чему такая спешка?..

— Ладно. Как хотите. Мы никого принуждать не собираемся, — жестко выносила вердикт гостья, уверенно двигаясь к выходу.

За ней семенил хозяин и что-то вполголоса лепетал о времени, о согласовании, о вероломстве поспешности. Не помня себя от ярости, Алла так рванула запертую дверь, что едва не выломала разом все многочисленные задвижки и завертки.

В двух кварталах от дома зама обитала Линочка Арьешвили. Необходимо было навестить и ее.

У Линочки тоже были гости — две долговязые весьма привлекательные девицы с отличными бюстами и пышными гривами осветленных волос. Кроме того, одеты они были со всей вообразимой в нашем краю роскошью. Обстановку Линочкиных комнат никак нельзя было назвать убогой, но даже на фоне ее псевдобарочных арабских гарнитуров гостьи смотрелись пришелицами из куда более счастливой жизни.