Жизнь-поиск - Борис Данилов

И Нуриманов и Пономарев бывают у меня и теперь. Приходят они по разным вопросам, а цель одна — посоветоваться, получить консультацию.

Нуриманов обычно приходит, когда ему поручают новую, еще незнакомую работу. Получив консультацию, а то и соответствующий новый инструмент, он уходит довольный и через несколько дней звонит по телефону: все в порядке, спасибо.

Анатолий Пономарев занят исканиями. Иногда он приходит с такой идеей, на какую я и не замахивался. Такова, например, его идея изготовить твердосплавные плоские резьбовые плашки для накатывания резьбы на болтах. Идея сулит огромные выгоды, такого инструмента еще нет в Европе, а вот мой ученик Анатолий Пономарев уже сделал такой инструмент и удивляет им специалистов!

Была еще у меня ученица Людмила Ходова, или, как ее все звали в цехе, Мила. Эта худенькая блондиночка несколько лет работала токарем. Имела законченное среднее образование и училась в заочном институте. По-моему, успешно учиться в заочном институте могут только одаренные и волевые люди. У Милы волевой и сильный характер. Она довольно быстро освоила доводку резьбовых контрольных калибров — операцию, которая не давалась многим квалифицированным токарям-мужчинам. Пять лет она проработала рядом со мной, сперва ученицей, а потом самостоятельно, и всегда была энергична и весела, несмотря на трудную и напряженную учебу.

Она блестяще защитила дипломный проект и ушла из цеха. Сейчас работает инженером-программистом, составляет программы и задания для станков с программным управлением. Дело это новое и, признаюсь, для меня малопонятное. При каждой встрече Мила пытается подробно объяснить мне сущность электронно-вычислительной системы программного управления. Она, как и раньше, увлечена своей работой, всегда такая же быстрая и энергичная. Людмила — коммунистка, избрана членом парткома завода.

Я мог бы назвать не один десяток учеников — у каждого своя судьба, своя дорога в жизни, но большинство все-таки работают сейчас на заводах Москвы и других городов по профессии токаря-лекальщика.

Вернемся к моей общественной работе. В 1953 г. трудящиеся Ленинградского района избрали меня своим депутатом, а в 1955 г. я был избран членом исполкома Ленинградского райсовета.

Помню, как один из секретарей райкома — т. Косовский спросил: «Какую работу хотели бы вести как депутат?» Я ответил: «Что-нибудь связанное с техникой». Косовский засмеялся и сказал, что общественной работы, связанной с техникой, пока нет, придется заняться другой.

Несколько лет я, как депутат, контролировал жилищное строительство в районе, наблюдал, по мере своих возможностей, за правильностью распределения жилой площади.

Дел было много, но рационализацию, новую технику я не бросал — они вошли в мою жизнь прочно, навсегда.

Тогда я не подозревал, что недалеко время, когда общественная работа в области новой техники, в области’ новаторства захватит крепко многих рабочих нашего времени.

ПОЛСОТНИ РАЦИОНАЛИЗАТОРСКИХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

Примерно к 1956 г. на моем счету было уже 50 рацпредложений. Не могу сказать, что все они были очень ценные, но все касались новых видов инструмента для получения резьбы или улучшали технологию изготовления различных инструментов. И я подумал, что мои инструменты могут быть полезны не только на нашем заводе. Но как их внедрить на других предприятиях, об этом я не имел ни малейшего представления.

Вот некоторые из моих рационализаторских предложений, которые, как потом оказалось, стали полезны многим машиностроительным заводам нашей страны.

Способ изготовления мерительных цанг. Во многих современных машинах есть различные узлы, подача в которых осуществляется движением поршня в цилиндре — обычное гидравлическое соединение.

Для того чтобы такие соединения были достаточно надежны и действовали безотказно, нужно, чтобы зазор между цилиндром и поршнем, работающим в масляной среде, составлял 5-7 микрон. Такова теоретически обоснованная задача, поставленная конструктором.

А как на практике при изготовлении этих систем гарантировался зазор в 5-7 микрон? Да никак или просто «на щуп»!

Присмотревшись в механических цехах к технике доводки поршня и внутренней поверхности цилиндра, я сделал для доводчиков гладкие калибры через каждые 2 микрона, чтобы они могли точно измерять внутренний диаметр цилиндра и иметь хоть какой-то ориентир. Но такие калибры — это, конечно, примитив. Ведь цилиндр мог иметь эллипс или бочкообразность в 2-4 микрона, которые никаким калибром не прощупаешь.

Наши снабженцы закупили пневматические длинномеры — ротаметры и четырехшариковые нутромеры конструкции завода «Калибр». Судя по рекламе и паспорту, оба прибора гарантировали точность замеров внутренних диаметров до 0,001 мм. Это было все, что современная измерительная техника создала для внутренних измерений с точностью до одного микрона. Но оба прибора не прижились у нас на заводе. Дело в том, что многие цилиндры имели в стенках отверстия и пользоваться пневматическим калибром для их измерения было невозможно — воздух выходил в эти отверстия.

Четырехшариковые нутромеры также не годились, так как ограничивали глубину замера 30-40 миллиметрами, а нам надо было измерять цилиндры гораздо длиннее. Кроме того, шарики нередко западали в отверстия цилиндра, а тогда вытащить нутромер из цилиндра было очень трудно. С такими мерителями ни о каких микронах нечего было и думать.

Контрольный мастер Н. С. Петров предложил новый прибор — цанговый нутромер для замера глубоких отверстий с точностью до 0,001 мм. Теоретически прибор обеспечивал требуемую точность, не требовал подводки специально очищенного сжатого воздуха, не западал в боковые отверстия цилиндра, был очень портативен: можно было, что называется, «носить микрон в кармане». Он был нужен очень многим заводам.

Николай Сергеевич Петров обращался во многие инструментальные цехи различных заводов, ездил и на завод «Калибр» с просьбой изготовить хоть один опытный экземпляр его прибора. И везде специалисты ему отказывали, говоря, что сделать из металла нарисованное им на бумаге невозможно. Маялся он со своим нутромером уже несколько лет. И наконец чертеж нутромера однажды попал ко мне.

Все в этом приборе было просто, за исключением одной детали — мерительной цанги. Для того чтобы гарантировать точность измерения в один микрон, эта цанга должна быть изготовлена, естественно, с еще большей точностью! Никакими, даже сверхзолотыми руками добиться такой точности при сложной конфигурации невозможно. Надо было найти такую технологию, при которой все элементы цанги получались бы правильно.