Школа Добра и Зла - Зоман Чейнани

— Неверно! — проревел Мэнли. — Анадиль!

— Потому что это заставляет рыдать маленьких мальчиков, — нашлась Анадиль, покрываясь красными волдырями.

— Неверно! Дот!

— Потому что так проще собираться по утрам? — наобум спросила Дот, мешая свой сок с шоколадом.

— Неверно и глупо! — рявкнул Мэнли. — Только так вы перестанете искать на поверхности, сможете копнуть глубже! Только так вы откажетесь от тщеславия, сможете быть самими собой!

Софи проползла за партами, рванулась к двери, дернула за ручку — та обожгла ей ладонь и Софи вскрикнула.

— Только так вы уничтожите того, кем вы думаете являетесь, поймете, кто вы на самом деле! — сказал Мэнли, уставившись прямо на неё.

Хныча, Софи прошаркала обратно к своей парте, проходя мимо злодеев, которые все как один покрылись лишаем. Вокруг неё из ниоткуда возникли дымчато-зеленые оценки:

«1» над Эстер, «2» над Анадиль, «3» ушло жирному, смуглому Равану, «4» остроухому блондину Вексу. Хорт взволнованно выпил свой настой, только для того, чтобы увидеть крошечный нарыв на своем подбородке. Он отмахнулся от вонючей цифры «19», но оценка вернулась на прежнее место.

— Уродство означает, что вы будете полагаться исключительно на свой интеллект, — сказал Мэнли, хитро улыбаясь и подкрадываясь к Софи. — Уродство означает, что вы доверяете своей душе. Уродство означает свободу.

Он швырнул миску ей на парту.

Софи опустила глаза на черный сок из головастиков. Кое-кто из них все еще шевелился.

— Вообще-то, профессор, полагаю, что мой учитель по Красотоведению будет возражать против моего участия в этом…

— Три неудовлетворительные оценки и в конечном итоге, ты будешь уродливее меня, — выплюнул Мэнли.

Софи подняла глаза.

— Я правда не думаю, что это возможно.

Мэнли повернулся к классу.

— Кто хочет помочь нашей дорогой Софи отведать вкус свободы?

— Я.

Софи резко обернулась.

— Не волнуйся, — прошептал Хорт, — так ты будешь выглядеть даже лучше.

И не успела Софи закричать, как её уже с головой макнули в миску.

Лежа в луже на берегу школы Добра, Агата снова и снова проигрывала то, что произошло в школе Зла. Её лучшая подруга назвала её дурочкой, напрыгнула на неё, пытаясь сбить с ног, украла её одежду, оставила один на один с ведьмами, а потом еще и спросила совета в амурных делах.

«Все дело в этом месте, — подумала она. — В Гавальдоне, Софи забыла бы про занятия и замки, и мальчишек. В Гавальдоне, они наконец могли бы вместе обрести счастье. А не здесь. Мне просто необходимо вернуть нас домой».

И тем не менее, что-то еще беспокоило ее. Тот момент на Мосту — Софи в розовом напротив школы Добра, она в черном возле школы Зла…

— Теперь все просто идеально, — сказала тогда Софи. И она была права. На краткий миг ошибка была исправлена. Они были там, где им и полагалось быть.

«Так почему же у них не получилось остаться?»

Что бы ни случилось это было на грани. Потому что, как только Софи попадет в школу Добра, она никогда отсюда не уйдет. У Агаты перехватило дыхание. Она должна была убедиться, что профессора не обнаружили ошибки! Она должна убедиться, что они не поменяют их местами, отправив в верные школы! Но как сделать так, чтобы Софи оставалась там, где она есть?

«Ходить на занятия», — шепнуло ей сердце.

Поллукс сказал, что для поддержания равновесия в школах четное количество учащихся. А потому, чтобы исправить ошибку, их обеих надо поменять местами. И пока Агата будет оставаться в школе Добра, Софи не сможет выбраться из школы Зла. И единственное, что она знала наверняка, — Софи вряд ли продержится в качестве злодейки. Всего каких-то несколько дней, и она будет умолять вернуться в Гавальдон.

Вперед, на занятия. Ну, разумеется!

Она найдет способ продержаться в этой ужасной школе и Софи вытерпит. Впервые, с того времени, как они были похищены, Агата открыла свое сердце надежде.

Надежда умерла спустя десять минут.

Профессор Эмма Анемон, посвистывая, вошла в ослепительном желтом платье и длинных перчатках, отороченных лисьим мехом, в розовую ирисовую классную комнату, и бросив взгляд на Агату перестала свистеть. Но потом она пробормотала:

— И Рапунцель пришлось потрудиться, — и начала свой первый урок «Как сделать улыбку еще добрее».

— Разгадка заключается в том, что улыбаться должны еще и глаза, — прощебетала она и продемонстрировала идеальную улыбку принцессы. При таких глазах навыкате и нестерпимо желтых волосах под цвет платья, Агате показалось, что профессор очень похожа на чокнутую канарейку. Но Агата понимала, что её шансы отправиться домой находятся в её руках, поэтому она стала подражать радостному оскалу вместе с остальными.

Профессор Анемон прохаживалась по классу и наблюдала за девушками.

— Не нужно так сильно щуриться…Нос чуть пониже, дорогая…О, да, само совершенство! — Она говорила о Беатрикс, которая осветила своей ослепительной улыбкой всю комнату. — Вот, Счастливцы мои, эта улыбка способна завоевать сердце даже самого стойкого принца. Улыбка, которая способна стать голубем мира даже в самой ожесточенной из войн. Улыбка, способная повести за собой королевство к надежде и процветанию!

А потом она увидела Агату.

— Эй ты! Не лыбиться!

Учительница маячила прямо перед глазами, Агата попыталась сосредоточиться и повторить идеальную улыбку Беатрикс. На долю секунды ей показалось, что у неё получилось.

— Ах, во имя сказочника! Теперь это жуткий оскал! Улыбка, дитя! Всего лишь ваша нормальная повседневная улыбка!

Радость. Думай о чем-нибудь радостном.

Но все, что приходило на ум, это Софи на мосту, которая покидала ее, променяв на мальчишку, которого даже не знала.

— А теперь улыбка определенно злая! — взвизгнула профессор Анемон.

Агата обернулась и увидела, как весь класс съежился, словно ожидая, что она превратит их всех в летучих мышей. (— Как думаете, она ест детей? — подала голос Беатрикс. — Я так рада, что переехала, — вздохнула Рина.)

Агата нахмурилась. Неужели все настолько печально.

А потом она увидала лицо профессора Анемон.

— Если тебе когда-нибудь понадобится человек, которому нужно будет довериться, если тебе когда-нибудь понадобится человек, чтобы спасти тебя, если тебе понадобится тот, кто тебя полюбит, в общем неважно для чего, ни в коем случае, дитя…не улыбайся ему.

Этикет для Принцесс, который преподавал Поллукс, оказался еще хуже. Он прибыл, ковыляя, в плохом расположение духа, массивная голова тощего козлиного тела что-то бормотало про то, что у Кастора «тело на эту неделю». Он поднял глаза и увидел, что девочки во все глаза пялятся на него.

— А я-то думал, что обучаю принцесс. А вижу перед собой только двадцать дурно воспитанных девиц, которые таращатся как жабы. Вы жабы? Вам нравится ловить мух своими маленькими розовыми языками?

После чего девочки перестали на него таращиться.

Первый урок назывался «Осанка принцессы», который заключался в том, что девушки спускались по четырем башенным лестницам с соловьиными гнездами на голове. Задание было на выбывание. Хотя большинству девушек удалось спуститься не разбив ни единого яйца, для Агаты это было очень тяжело. И тому было несколько причин: извечная её сутулость, Беатрикс и Рина наблюдали за ней улыбаясь своими новыми Наидобрейшими улыбками, в голове свербило, что Софи выиграла бы это состязание с закрытыми глазами, нелепый вид пса, лающего об осанке, раскачиваясь при этом на козлиных копытах. И как итог, разбитые двадцать яиц о мрамор.

— Двадцать прекрасных соловьев, которые никогда не познают жизни…и все из-за тебя, — сказала Поллукс.

Когда над каждой девушкой в эфирных золотых облаках появилась оценка — над Беатрикс разумеется «1» — Агата развернулась и увидела парящую ржавую двадцатку, которая потом разбилась об её голову.

Два урока, два самых последних места. Она должна узнать, что случилось с детьми, которые провалили свои испытания. Всего за какую-то минуту её решимость забрать Софи домой потерпела крушение. Агата поспешила на следующий урок, отчаянно пытаясь доказать сама себе, что она — Добро.

Несмотря на все свои волдыри Золушка все равно попала на бал, а Спящая красавица получила свой поцелуй.

Уставившись на свое лицо в волдырях, отражающиеся в зеркальной поверхности парты, Софи выдавила из себя наидобрейшую улыбку. Она всегда решала все свои проблемы в жизни красотой и обаянием, и на этот раз поступит точно так же.

Натаскивание приспешников проходило в Колокольне, под тоскливым небом на самом верху уединенной башни Злобы. Чтобы там оказаться учащимся потребовалось преодолеть тридцать лестничных пролетов, которые оказались такими узкими, что они едва могли протиснуться между стенами.