Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Вэчел Линдсей

Медвежонок видел. Он видел, как кугуар повернул голову и принялся зализывать разодранный бок. Видел, как зверь встал и тенью скользнул вправо, и молодой бык развернулся ему навстречу. Видел, как зверь, увернувшись, скользнул влево, и молодой бык снова развернулся. Видел, как кугуар взметнулся в прыжке, и молодой бык подпрыгнул, вытянув ноги и выставив голову, тот увильнул, ринулся вперед, стараясь обойти быка сбоку и разогнать остальных бизонов, и молодой бык с отчаянной быстротой бросился наперерез.

Медвежонок все стоял. Но он будто стал выше, и страх, объявший его, треснул, точно старая, гнилая веревка. Воздух его каньона хлынул в легкие, пока ему не почудилось, что ребра вотвот выгнутся наружу. Мощным криком прогремел его голос:

— О бизон! Сражайся изо всех сил! Я иду к тебе!

Лыжи на его коротких ногах описывали над снегом мощные дуги. Он быстро летел вперед, и стрела в луке, оттянутая назад, чуть не касалась тетивы кремневым наконечником. Но гигантская кошка услышала его, подскочила, с рычаньем повернулась кругом и гигантскими скачками умчалась прочь.

Он остановился на том месте, где прежде, низко распластавшись на земле, лежал кугуар. Взглянул на молодого быка и увидел глубокие раны, из которых струилась кровь. И все же молодой бык бил ногами в землю на протоптанной им дороге и фыркал в его сторону.

— Подойди, — казалось, говорил он. — Я сражусь и с тобой.

Медвежонок взглянул на него, и сердце у него в груди сделалось большоепребольшое.

— О бизон, — сказал он. — Ты посрамил меня.

Медвежонок повернул и умчался прочь, идя по новым следам. Быстро летел он по снегу. Могучей силой налились его мышцы. Он увидел на снегу пятна крови, струившейся из бока кугуара, и порадовался. Прыжки были теперь не так велики, как прежде. Кугуар ослабел. Глубоко в боку у него засел каменный наконечник стрелы. На груди у него зияла длинная рваная рана.

Медвежонок видел уходящие вперед скалы. Они вели к кряжистой сосне. От сосны не вело никаких следов. От ран зверь сделался глупым. Он взобрался на дерево. Там стрелы настигнут его.

Осторожно приблизился Медвежонок к сосне. Ветки были очень густы. Он стоял уже почти под самой сосной, прежде чем увидел зверя. Тот лежал, растянувшись на суку, футах в двадцати над землей. Он зарычал и зашипел на него. Медвежонок оттянул стрелу в луке и спустил — послышался тихий свист. В тот миг, как он выстрелил, кугуар прыгнул с ветки. Он хотел прыгнуть далеко, перепрыгнуть через человека и убежать, но сук под его тяжестью спружинил, а мышцы занемели от ран. Ничего не вышло. С треском полетел зверь меж концами ветвей прямо на него. Медвежонок видел его приближение. Видел разверстую пасть и длинные выпущенные когти. Отбросив лук и вытянув левую руку, он ухватил кугуара за шею под челюстью и вытащил нож правой рукой, нож с железным лезвием, что острее и тверже любого камня. Спасаясь от длинных острых когтей кугуара, всей тяжестью навалившегося на него, он упал навзничь и глубоко вонзил нож ему под лопатку. Левой рукой отведя брызжущую слюной пасть, повернул и еще глубже вонзил нож, изо всех сил стараясь перевернуться и вырваться из впивавшихся в него когтей. Потом отпустил рукоятку ножа, обеими руками уперся в тело кугуара, отбросил его и освободился. Шатаясь, он поднялся на ноги, зверь корчился на земле, когтил снег и покрытую им траву. Движения его замедлялись и слабели. Глаза затянулись пленкой. Зверь дернулся и застыл.

Медвежонок стоял, покачиваясь из стороны в сторону и судорожно глотая воздух. Одежда была вся изодрана. Кровь струилась у него по груди и ногам. Он наклонился и, набрав по целой пригоршне снега, растер им раны. Драло сильно, но кровь пошла медленнее. Хорошо, что драло. Это хороший знак.

Он вытащил нож из тела кугуара и вытер его. Отвязал от лука тетиву и, стянув ею передние лапы зверя, потащил его по каньону, оставил неподалеку от входа в шалаш, где собирался разделать тушу. Вошел в шалаш, достал из запасов кусок вяленого мяса, отправился к выступающим из земли камням, где летом был малинник, и положил мясо на плоский камень.

— О барсук, — сказал он, обращаясь к камням, — знай, тот, что взял твое мясо, мертв.

Он посмотрел в нижний конец каньона. Там были его бизоны. Они вышли из затишного угла. Разрывая копытами снег, они добывали сухие пучки добрых трав, что росли по всей нижней части каньона. Раны молодого быка заживут скоро. Он будет жить и произведет много телят. Добрые будут телята, храбрые сердцем и сильные мускулами, которые достанутся им в наследство от отца. Доброе будет мясо. Их сила станет его силой.

Солнце ярко блестело на снегу и на ближнем каменистом обрыве. Оно победило туманы. Скоро исчезнут четырехпалые следы. Солнце растопит их, и новый снег запорошит места, где они проходили, а весной вырастут зеленые травы, словно следов вовсе тут не бывало. И он сказал окружавшим его камням:

— О барсук. Это добрая клетка:

Свежая зелень оживших трав была ярка и прозрачна. Свежая зелень молодой листвы на деревьях, долго сохранявших наготу, светлела и сверкала на фоне старой темной зелени сосен. Солнце поднималось выше над горизонтом и дольше светило над каньоном. Оно искрилось в летучих брызгах водопада и бегущих волнах родника. Оно дружелюбно обдало теплом Медвежонка, когда он, выбравшись из шалаша, скинул кожаные чулки и набедренную повязку, оставив лишь пояс мужества. Он разбежался и бросился в озерцо побултыхаться и помытьсяс чего начинает утро каждый мужчинашайенн, когда рядом есть вода.

Вода была холодна; она все еще обжигала тело, потому что питали ее продолжавшие таять снега высоко на холмах, которые и не холмы вовсе, а горы. Изза этого он шумно барахтался и фыркал, коротко отдуваясь. Изза этого быстро вылез из воды, забегал и запрыгал, чтобы кровь быстрее заходила по жилам, разнося тепло.

Он оделся и поел. Потом отнес кусок мяса на плоский камень среди торчавших из земли камней. Тот кусок, что он оставил вчера, исчез. Уже много дней барсук не спал в часы, когда светило солнце.

Теперь он направился в нижний конец каньона. Каждое утро совершал он этот обход. Миновал отлого поднимавшийся спуск из наваленных камней, который вел к первому уступу и выдолбленным над ним углублениям, поднимавшимся теперь уже над третьим уступом, но не посмотрел вверх. В такую погоду можно вырубать новые углубления, но он даже не поглядел вверх. Дел всегда много. В том, чтобы долбить углубления, нет никакой спешки. Нет необходимости.

Он увидел бизонов, щипавших снова тронувшиеся в рост добрые травы. Он сосчитал их. Вот молодой бык, которого теперь нужно называть старым, потому что среди них он самый старший самец. Затянувшиеся шрамы на его крупной голове — это знаки, которые подтверждали его право быть предводителем стада. Два подрастающих теленка, которые были уже не телята, а годовички, бычок и — потоньше его — телочка. Три старые коровы, рядом с которыми бежали три маленьких теленка; они уже настолько подросли, что сейчас почти что могли прочно держаться на ногах и бодаться друг с другом. Но оставалась еще одна, четвертая, корова, которая, хоть и была очень толстая и большая, не произвела на свет теленка. Она держалась в сторонке, неподалеку от отвесной стены, и чтото обнюхивала на земле.