ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— Пусть его зовут Реунан, как того святого, что избавил Бретань от злых духов, — пожелал Гварвин.

Мари чуть шевельнулась на подушках. Гварвин повернулся в ее сторону и произнес:

— Я благодарен вам, госпожа де Керморван, за труды. Вы наилучшим образом исполнили свой долг и произвели на свет достойного наследника.

— Никогда, — отчетливо произнесла Мари, не глядя на мужа, — никогда я не прощу вас за то, что из-за вас мне пришлось пережить такие мучения!

— Как вам будет угодно, моя госпожа, — ответил Гварвин, памятуя наставления Фаншон. Он решил подождать еще немного, чтобы дать Мари время оправиться после родов.

Госпожа де Керморван хворала всю зиму и оставалась совершенно равнодушной ко всему, что происходило вокруг нее. Впрочем, она весьма беспокоилась насчет здоровья ребенка и совершенно замучила служанку постоянными вопросами и наставлениями. Эта девушка, выбранная, не в последнюю очередь потому, что у нее имелось восемь младших братьев и сестер, и все живы-здоровехоньки, старалась во всем угодить госпоже, а по вечерам плакала на кухне от усталости.

Однажды там ее застал сир Гварвин. Увидев, как служанка его жены рыдает, забившись в самый дальний и темный угол, сир Гварвин немало встревожился и бросился к ней.

— Почему ты плачешь? Случилось какое-то несчастье?

Некоторое время она смотрела на него, пытаясь сквозь пелену слез понять, чего он добивается, а потом покачала головой.

— Нет, мой господин, госпожа и ребенок вполне здоровы.

— В таком случае, откуда эти слезы? — удивился Гварвин.

— Просто я устала… — призналась девушка.

— В первый раз вижу, чтобы от усталости так плакали! — рассердился Гварвин.

— Но я очень устала, — объяснила она. — Ваша супруга, мой господин, меня истерзала, а ведь я хорошо знаю, как ходить за детьми — недаром всех братьев и сестер я вырастила, одного за другим! Да вам это, наверное, известно.

— Моя жена — очень хорошая мать, — сказал Гварвин и поджал губы.

Но девушка, утомленная долгим днем, совершенно утратила всякое представление об осторожности и потому позволила себе покачать головой.

— Нет, мой господин, ваша жена — дурная мать, — заявила она. — Она не любит своего ребенка и трясется за его жизнь только по одной причине: если он, упасти нас от этого Боже, помрет, ей придется рожать нового…

Гварвин густо покраснел.

— Да ты — дерзкая тварь!.. — начал было он, но она перебила его:

— Мы оба с вами, мой господин, страдаем от мадам Мари, так зачем же вы браните меня? — И с этим она схватила его за руку и поцеловала от всей души. — Делайте что хотите, можете хоть выгнать меня из замка — я буду вам только благодарна за это!

Гварвин погладил ее по волосам, вздохнул и ничего больше не сказал. И так они просидели вместе часок, помалкивая и обнимаясь, точно два обиженных ребенка.

Весной Гварвин возобновил прогулки верхом и решил было выбраться на охоту с соколом, но тут занемог его любимый конь по имени Звезда. Несколько дней Гварвин провел в конюшне, пытаясь выходить коня. Вместе с конюхом он рассматривал навоз, кормил Звезду из собственных рук, давал ему всякие лекарственные травы — ничто не помогало, и спустя неделю конь околел.

Похудевший, бледный, Гварвин вне себя от горя бродил по двору замка и нигде не обретал себе пристанища. Наконец он нашел в себе силы умыться и отобедать вместе с женой. Они молча вкушали пищу за общим столом. Когда подали чашу для того, чтобы омыть кончики пальцев, Гварвин спросил:

— Хорошо ли поживает наш сын, мадам?

— Благодарю вас, мой господин, — ответила она сдержанно. — Наш сын здоров, и я внимательно слежу за тем, чтобы так оно и оставалось.

— Что ж, — вздохнул Гварвин, — я рад этому.

— И я тоже, — сказала Мари. Она встала и поклонилась, показывая, что намерена удалиться. Гварвин кивнул ей, давая такое позволение. Когда Мари выпрямлялась, ему показалось, что он уловил в ее глазах злорадный блеск. Это настолько поразило Гварвина, что он замер и сидел в неподвижности за столом еще и полчаса спустя после того, как Мари оставила его одного.

Желая чем-нибудь занять свои дни, Гварвин возобновил упражнения с мечом и копьем. По целым дням он обучал нового коня, брал препятствия или устраивал бешеные скачки, а потом поражал на всем скаку мишень копьем. А то соскакивал на землю и тренировался в пешем бою.

Любимым противником Гварвина в битве на мечах был некий Герри, рослый деревенский юноша. У него было на диво красивое, почти девичье лицо, причем сходство усугублялось еще и тем, что у Герри не росла борода. При этом ничего девичьего не было ни в повадках, ни в фигуре Герри: широкие плечи, длинные мускулистые руки, уверенные резкие движения. Гварвин взял его из деревни, где его хотели утопить за постоянно чинимые им безобразия.

Парень уже был связан, и даже мешок был натянут на его голову, а к ногам его прикрутили большой камень, когда Гварвин прискакал в деревню.

— Эй, что это вы тут делаете? — закричал он с седла громовым голосом.

И, как обычно, среди толпы нашелся один, кто пожелал все объяснить.

— Да вот этот озорник, Герри, — сказал этот храбрый крестьянин и пнул связанного, — житья от него не стало.

Гварвин посмотрел на Герри, но увидел немногое: мощный торс и крепкие ноги, перетянутые веревками под коленями и у щиколоток.

— И что он наделал? — спросил Гварвин, хмурясь.

— По погребам ворует, — начал перечислять крестьянин. — Выпивает молоко у коров, недавно козу украл и съел. А третьего дня одна девка призналась, что он ее испортил.

— Такой молодец девку не испортит, — возразил Гварвин, еще раз внимательно поглядев на торс и ноги. — А ну, снимите с него мешок!

С головы Герри сдернули мешок, и Гварвин увидел нежный румянец на гладких щеках и испуганные глаза.

— Этот парень родился не в своем сословии, — сказал, подумав, Гварвин. — Ему следовало родиться воином, так что я его забираю.

— Да уж заберите, сделайте нам такую милость, — сказал крестьянин, подмигивая остальным. — А то нам и терпеть его больше невмочь, и грех на душу, по правде говоря, брать неохота.

И Герри начал учиться фехтованию, а спустя несколько месяцев ему уже не было равных в искусстве владения мечом. И еще одно его отличало: в любой момент, днем или ночью, чем бы он ни занимался, он готов был все бросить и идти сражаться.

За это Гварвин особенно ценил его. И еще любил он Герри за то, что спас его от смерти и дал ему новую жизнь.

Они почти не разговаривали друг с другом, только фехтовали.