Тени над Латорицей - Владимир Кашин

Коповски умолк. Коваль не нарушил тяжелого молчания.

«И Шефера просили помочь, но он ведь сам стал родственником Карла, — сказал Коповски, вытирая платком лицо, — и жену его, эту самую Катарин, земля ей пухом, которую теперь кто-то убил. Все было напрасно. Моя Розалия, — мрачно добавил он, — с ума сошла. И я вот здесь. Не знаю, почему Катарин не выселили из нашего городка, где муж ее причинил столько горя людям, — сказал старик после паузы. — Конечно, сама она не виновата, но те, кто пострадали, все равно видеть ее не могут. Наверно, потому не выселили, что родной дядя ее, Вальтер, был в Народном Совете, а потом работал в райисполкоме. Когда-то Карл арестовал его за антиправительственную пропаганду и отправил в штрафной батальон. Вальтер из штрафного сбежал, перешел линию фронта, стал коммунистом и попал в школу, где обучались советские разведчики. Его в сорок третьем сбросили сюда на парашюте, и он партизанил в нашей округе. Допускаю, что именно он или его ребята и повесили Карла в лесу».

«Это очень интересно», — подумал Коваль, решив непременно встретиться с Вальтером. Но Коповски, словно угадав мысль подполковника, покачал головой: «Он уже умер, в прошлом году».

«А кто, по-вашему, из жертв Локкера или из их родственников мог отомстить Каталин?» — спросил Коваль старика. Коповски пожал плечами: «Кто знает. Таких, думаю, много. Весь наш городок и все окрестные села».

«А конкретно?»

«Конкретно никого не могу назвать, не знаю».

Подполковник оторвался от воспоминаний и оглянулся. Уже темнело. Он дернул шнурок настольной лампы. Желтый круг света упал из-под низкого абажура на слово «Месть», вырвал из темноты руку Коваля и его склоненную голову.

Дмитрий Иванович снова взял ручку и дописал внизу: «Старик Коповски», поставил свои пометы, минус, плюс, вопросительный знак. Через несколько минут схема «Месть» обрела такой вид:

—

1. Ненависть Коповски к первому мужу Каталин жива и поныне.

2. У него свой счет. Муж Каталин, отец Евы, погубил жену Коповски и его единственного сына.

3. Илона зарезана (в темной спальне) опытной рукой — прямой удар в сердце.

Коповски в молодости был скотобоем.

4. Тем более не стал бы мстить Илоне — дочери Андора Иллеша.

+

1. Он, Коповски, вряд ли мог задушить Каталин ремнем: она была еще сильной женщиной, много моложе его.

2. Запоздалая месть — четверть века (мог бы отомстить и раньше).

3. Объект мести несоответствующий… Сама Каталин не виновата в гибели Розалии и Эдварда.

?

1. Алиби Коповски?

2. Не инсценировано ли частичное ограбление?

Дверная ручка шевельнулась, потом кто-то тихонько постучал. Так обычно скребется Наташка! Послышался ее голос: «Дик, ты дома? Открой!»

Коваль сделал над собой усилие, чтобы оторваться от схемы, отворил дверь и снова углубился в свои бумаги.

— Ты зачем запираешься? Спишь? — Девушка посмотрела на стол и на переполненную пепельницу, из которой уже вываливались окурки. — А-а! Работаешь! Муки творчества!

— Угу, — пробормотал Коваль, все еще находясь в плену своих мыслей.

— Тут какой-то старикашечка приходил. Он тебя дождался?

— Угу. — Эта фраза Наташи наконец дошла до сознания подполковника, и он сердито спросил: — А ты не могла его направить в милицию?

Потом подумал, что встреча с Коповски была очень полезной, и вряд ли так искренне разговорился бы он в официальной обстановке. Сказал уже мягче:

— Ну ладно. Но в следующий раз пусть ищут меня там.

— А ты обедал? — Когда отец сердился, спасти положение могла только нежность. — Слышишь, пап? — Она не назвала его Диком, знала, что сейчас нельзя.

— При чем тут обед? — не остыл еще Дмитрий Иванович. — Ну, обедал, обедал.

— А что ты ел, папа? — не отступала и Наташа.

— Яблоки, — проворчал Коваль. — Целое кило.

— Ага, яблоки на обед. Прекрасно! Фигуру бережешь? — «Щучка» перешла в наступление. — А я — молодец, сегодня уже три раза ела, — улыбнулась она. — Сам себя не похвалишь — никто не похвалит. Сейчас сбегаю в буфет и возьму что-нибудь для тебя. Ты что хочешь? Бутерброды, яйца, кефир, сок?

— Давай, давай. Все равно.

Бутерброды были с ветчиной. Сперва Коваль надеялся просмотреть за ужином вечернюю газету, но едва принялся за бутерброды, ощутил, что чертовски голоден. Он жадно ел, сдерживая себя, чтобы не глотать непрожеванные куски. О газете он забыл начисто. Наташа, глядя на него, с сочувствием улыбалась. Откупорив бутылку айвового сока, она наполнила два стакана — себе и отцу.

— Вообще, папа, так дальше не пойдет. Что я должна, как нянька, следить за тобой? Бутерброды — это ужин. А днем обязательно нужна горячая пища. Сегодня уже поздно, а завтра — пожалуйста, будь добр, — спустись вниз, в ресторан, и пообедай. Или где-нибудь в столовую забеги. Возле самой милиции, совсем рядышком, есть очень приличная столовая. Я серьезно говорю, главное — суп или борщ, а то язву желудка заработаешь, курильщик! При таком умственном напряжении обжорой надо быть. Что, я не права?

Коваль не ответил. Пожалуй, даже не слышал, что говорит Наташа. Он все еще рассуждал о Коповски и его визите.

— У тебя плохое настроение? И все из-за меня? Ну, извини, папа, я учту. Может быть, я слишком рано пришла? Ты хочешь побыть один? Поработать? Тогда я в кино сбегаю. Здесь, напротив гостиницы. Молчишь? Значит, согласен?

— Иди. — Коваль обрадовался возможности побыть часок или два в одиночестве. — Только после сеанса сразу обратно. Не разгуливай в полночь.

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

У двери она замешкалась, обернулась к нему:

— Пап, ты на меня больше не сердишься?

— Ты еще здесь?

— Дик, я хочу тебя рассмешить. У меня на турбазе новые друзья появились. Они, оказывается, знают, кто мой отец, ну, что ты, одним словом, сыщик. И вот мы все вместе — как соавторы — написали детектив — на одну страничку с продолжением. Ну, пародию, шарж. — Наташа порылась в сумочке и достала тетрадный листок. — Я так спешила, чтобы тебе показать, а ты сразу вылил на меня ушат холодной воды.

Наташа положила листок на угол стола и уже из коридора сказала:

— Почитай, когда освободишься. Мои друзья увлекаются научной фантастикой, и поэтому у нас гибрид получился, путаница, но — весело! Благодарю за внимание! Меня нет. Главное, не ищи никакого смысла — его нет и не должно быть. И не обижайся, пожалуйста. Это ведь шутка.

Оставшись один, Коваль краем глаза взглянул на листок: «Сей опус посвящается великому криминалисту не менее великой и фантастической нашей эпохи».

Взял листок в руки и положил на освещенное место. Прочел:

«НА ПУТИ К НИРИАПУСУ»

Запутанное дело.

ЧАСТЬ 1

От трупа пахло винным перегаром.

— Это — «Мартель», — сказал детектив Гопкинс, нюхая бледный нос покойника.

— Это не «Мартель», — возразила собака, лежавшая в кресле, и лениво свернулась калачиком.

— «Мартель»! — заметил покойник. — «Мартель».

В окно врывался аспароголовый ветер. Небо испуганно трепетало кусками белья убийцы. Пахло мятой — непорочный запах смерти исходил от покойника и легкой дымкой окутывал присутствующих.

В это время Гопкинс ощутил острую боль в желудке. А левое ухо его помощника аскаридозно зачесалось.

— Атмосфера отравлена! — догадалась собака.

По комнате все плыли и плыли куда-то нечеткие гидронические волны.

Помощник и «третья рука» Гопкинса — Поня Хлюстович (серб по национальности, американец по происхождению, космополит по убеждениям) вытащил из кармана обломок летающей тарелки.

— Это — о н и! — с несравненным волжским оканьем произнес Поня, задрав голову вверх, и вздрогнул при этом ущемленным седалищным нервом.

— Они никак не могли этого сделать, потому что они не могли этого сделать никак! — с раздражением, достойным его авторитета, заявил Гопкинс. — Но…

Однако фразу он не закончил, потому что концентрированные телепатические поля вынесли его через окно в вечернее суперпространство.

Дело прояснялось.

Стало ясно, что очень…

ЧАСТЬ 2

Нежные морские волны ласкали ялтинское побережье.

Полковник уголовного розыска Водопьянский утомленно почесал затылок.

Продолжение следует (во 2-м томе)».

— Ну и нагородили! — рассмеялся Коваль. — Ну и зайцы! Однако, как говорят в таких случаях французы, вернемся к нашим баранам.

Итак, версия «Наследство». Коваль спрятал пародию в ящик стола, достал оттуда черный фломастер и принялся расчерчивать новые графы схемы.

Написал: «Брат Каталин Иллеш Эрнст Шефер и его жена Агнесса».