Американский поцелуй - Дэвид Шиклер

Итак, проповедник. Его имя отец Томас Мерчант. Он пастор в католической церкви Святого Бенедикта, которая находится на Уолл-стрит. А теперь большой сюрприз: я католик. Это значит, что я допускаю существование Бога и каждое воскресенье слушаю феноменально плохих гитаристов. Давайте проясним одно обстоятельство. Хотя я и верю в Бога, но это не меняет того факта, что мой брат мертв, а на земле полно боли. Да, Иисус среди нас, и при этом вас может размазать по асфальту грузовичок, развозящий полотенца или колу. Поэтому я не трачу время на мольбы послать мне удачу в лотерее, избавить детей от страданий или разыгрывать мистера Все-могу-на-земле. Господь доказал, что не собирается делать что-либо для других. Следовательно, я чувствую себя вправе упоминать имя дьявола, когда захочу, и каждый день тратить непристойно огромные суммы денег. Я ношу костюмы от Армани, читаю биржевые телеграммы, как врачи читают кардиограммы, и жду грузовичок, который меня переедет.

Вот как отец Мерчант появился в моей жизни. Каждый вечер после работы я пробираюсь в церковь Святого Бенедикта, когда отец Мерчант служит вечернюю мессу. Я как раз успеваю на проповедь. Я никогда не сажусь. Я стою в тени, рядом со свечами. После проповеди я ухожу. Я ни разу не причащался, не только потому, что ношу оружие, но потому, что люблю свой пистолет, а это Бог не одобряет. Еще я не хожу на причастие из-за того, что Гуппи сделал с Фрэнсисом. Я не могу полностью погрузиться в созерцание собственных грехов, пока живы люди, ломающие шеи маленьким мальчикам.

Мне нравится слушать отца Мерчанта. Он не из тех молодых парней, которые говорят в проповедях о молоке и печенье и моральном тупике. У него редкие темные волосы и крепкие желтые зубы, как будто он ест песок на десерт.

— Заповеди в первую очередь, — проповедует отец Мерчант, — блаженство потом.

Он утверждает, что нечего терзаться по поводу мягкого, всеблагого прощения, если вы ненавидите родителей, трахаете кого-нибудь вне брака или обманываете. Не удивительно, что отец Мерчант не пользуется популярностью. У него есть сила воли, а его зубы желтые, явно от курения. Часто случается так, что я единственный человек моложе сорока, присутствующий на службе. Пожилые женщины занимают все скамьи, что не вдохновляет молодых и не умиляет слабых. Я имею в виду, что в церкви Святого Бенедикта не место ужимкам, молодым компаниям, никаких флейтистов, никаких крестин. Отец Мерчант служит Богу, который требует повиновения, а не веры, и этого Бога я понимаю. Бог, который есть правда, пусть абсурдная, более чем убедителен.

Мужлан, думаете вы. Я уже упомянул, что каждую ночь связываю женщин, заводя их запястья за спину, — так вы, наверно, думаете: хватит уже, давай переходи к интимным подробностям.

Хорошо, только не думаю, что вам это покажется сексуальным. Но лично меня это возбуждает. Я встречаю красивых женщин каждый день. В барах, в метро, в винных погребках, на улице. Я молод, богат, красив и всегда глубоко погружен в свои мысли — достаточно для того, чтобы привлечь внимание человеческой самки. К тому же я без всякого стеснения заявляю, какого черта мне нужно, — многим женщинам это тоже нравится. Действительно ли заинтересованы или просто напуганы, но они настолько заинтригованы, что не могут отказать себе в удовольствии изучить меня, принимая приглашение на свидание. Приведу пример. Три месяца назад произошла моя встреча с Евой, молодой немкой. Еве девятнадцать, у нее густые ресницы, черные волосы, такие же глаза и очень бледная кожа. Она не худая, но у нее потрясающая фигура. Ева невообразимо чувственна. Когда я первый раз ее увидел, она стояла напротив магазина игрушек Шварца и держала за руку Расти, мальчика, за которым она приглядывает. Они смотрели сквозь витрину на гигантского трицератопса, и июльский ветер развевал короткое платье Евы. Я подошел. Представился.

— Я Патрик Ригг.

Ева окинула меня взглядом. Она заметила, что я опасен, но только зевнула.

Безгранично чувственные женщины могут позволить себе зевать в ответ на приказы.

— Вот это да! — воскликнула Ева. — Черт возьми! Ей-богу! Ух ты!

— Я Расти, — представился Расти.

На ребенка я не обратил внимания.

— Ты не худая, — сказал я Еве, — но у тебя потрясающая фигура.

Ева перестала зевать. Она уставилась на меня, корча из себя наивность.

— Потрясающая, — произнесла она, — фигура?

— У тебя чудесное тело, — повторил я.

Ее губы чуть-чуть приоткрылись. Я ее зацепил.

Расти дернул Еву за рукав, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Когда-то давно, — начал он, — динозавры бродили по земле.

Я не мог оторвать глаз от Евы.

— Расти, — предложил я, — если ты зайдешь в магазин и оставишь нас одних, я куплю тебе этого трицератопса.

Расти как ветром сдуло.

— Эй! — окликнула его Ева.

— Забудь о нем, — произнес я.

Ева наблюдала за своим подопечным через окно. Расти досаждал продавцу, возбужденно указывая на динозавра.

— Детям врать нельзя, — заключила Ева.

Бог мой, как же очаровательны женщины! Они очаровательны и проницательны. Смотря на простое Евино платье, на ее чуть-чуть загорелую кожу, на то, как ветер раздувает ей волосы, я мог с уверенностью сказать: она понимала, что окажется в моей постели этой же ночью. Ей только девятнадцать, но она уже знала, как перевести разговор на нейтральные, незначительные темы, например на Расти. Она понимала, что если будет болтать на пустые темы, то сможет расслабиться и стать более сговорчивой.

— Я не врал, — ответил я, — я куплю динозавра.

Ева смотрела на витрину. Она намеренно избегала моего взгляда.

— Этот динозавр, — проговорила она, — стоит сотни долларов. Может, и тысячу.

— Хорошо.

Ева улыбнулась, этого было достаточно. Мы встретились тем же вечером на Пятой авеню, после ее работы. Я потратил четыре штуки на шелковое платье, туфли и макияж для нее, потом повел ужинать в «Дюранигане», куда вожу всех своих женщин. К одиннадцати мы вернулись ко мне, в спальню, в темноту. Карманным ножиком я разрезал ее платье и повесил его на шею Еве как шарф. Ева стояла в одном лифчике и трусиках, ожидая, что я сорву с нее остатки одежды и овладею ей. Но я этого не сделал. Напротив, я завел ей руки за спину и заставил смотреться в зеркало. Я держал ее около часа, пока она не возбудилась и не забеспокоилась. Тогда я одел ее в спортивные штаны и футболку, вызвал такси и отправил домой.

Сейчас вы, наверное, жалеете, что нет такой службы спасения, куда можно позвонить и рассказать о моем психозе. Если так, то у вас нет воображения, и я не буду вас разубеждать. Если вам интересно, то я раскрою некоторые секреты. Во-первых, я не трахаю женщин, боже упаси. Я не девственник — у меня случались срывы, но я живу по своим правилам.

Следовать правилам или нет — целиком ваш выбор, а если вам нужен наставник, найдите иезуита. О чем я говорю, перед чем я преклоняюсь, так это прекраснейшее творение на планете — женское тело. Если вы женщина и вас уже воротит от рассуждений о вашей красоте, терпите. Я скажу все, что собирался. Если вы унижены, вами пренебрегают или вам просто все надоело, найдите себе тупого любовника, который будет иметь вас ради собственного удовольствия, или, может, вас порадует пропойца, лапающий вас. Все дело в том, что у меня свое эстетическое восприятие. Женщины спасают меня от абсурда. Думайте, что хотите, но, когда я смотрю новости и вижу тысячи погибших от урагана эквадорцев, или когда грузовик сбивает пешеходов, или когда я не могу отделаться от мыслей о рыбьей шее брата, я бросаюсь к первой попавшейся красивой женщине и трачу на нее кучу денег и внимания. Это единственное, что помогает, что ослабляет смирительную рубашку.

Почему так, я не знаю, да и не хочу знать. Какой-нибудь циничный ученый будет подводить биологическую базу под мое поведение, объяснять, что мое восхищение женской грудью, бедрами, стрижкой вызвано гормонами и таится в подсознании. Ну что ж, для этого парня у меня всегда найдется пуля. Мужчина, страстно желающий женщину, никогда не сможет почитать ее так, как я. Женщина, которая не может восхищаться собственным телом, которая ненавидит, когда ее возвеличивают, не стоит моего внимания. Я единственный, кто ставит ее на пьедестал, где я могу соединиться с ней. В полночь, в спальне, когда я завожу руки женщины ей за спину и держу в одном нижнем белье перед зеркалом, я прошу ее забыть о власти, которую имею над ней, но подумать о власти, которую она имеет надо мной. Я хочу, чтобы она поняла, что быть рядом с ней, наблюдать ее жесты, — ритуал возбуждающий и доставляющий мне наслаждение, может быть, даже большее, чем половой акт.

Требуется время, чтобы женщины поняли, что значит для меня близость. Если они вообще могут это понять. Как художник, заставляющий модель позировать, я держу женщину не более часа и никогда не встречаюсь с каждой чаще раза в неделю. Хотя многие исчезают после одного часа, после первой ночи, оскорбленные тем, что я не взял их. Поверьте, кто так быстро убегает, потерян навсегда. Они обречены на бесплодное будущее и брак с медленно угасающей чувственностью. Женщины, вернувшиеся в мою спальню, торжествуют, они готовы терпеть боль отчуждения. Я заставляю их стоять перед зеркалом, и они быстро принимают мои правила.