Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II - Кондратий Биркин

— Матерь Божия, что виною подвига твоего? Сохрани меня, многогрешного, под святым твоим покровом!

Затем, подняв заплаканные глаза на патриарха, Годунов сказал с укоризною: «Пастырь, за это ты дашь ответ Богу!»

— Верь провидению! — отвечал патриарх. — Божия матерь совершила подвиг свой из любви к тебе, дабы ты, наконец, устыдился!

Пошли в церковь, отслужили литургию, во время которой монастырь, будто крепость в тесной осаде, был окружен сотнями тысяч народу. По окончании обедни крестный ход отправился в келью царицы, и здесь патриарх, положив перед Борисом земной поклон, умолял его не упорствовать долее; та же мольба загремела и за стенами монастыря из уст бесчисленной массы народной, вдовствующая царица со слезами уговаривала упрямого брата, упрямиться которому еще дальше было бы уже наконец и неприлично, и нерасчетливо.

— Буди же Его святая воля! — произнес лицемер со вздохом. — Настави меня, Господи, на путь правый и не вниди в суд с рабом твоим!

Весть о согласии Бориса Феодоровича быстрой молнией излетела из стен монастыря, а за нею, подобно грому, загремели по всем концам Девичьего поля клики: ура и слава! Долголетнее желание Годунова наконец исполнилось…

Читатель да не посетует на нас за подробный рассказ об избрании Бориса Феодоровича по весьма уважительным причинам. Рассказывая о жизни великого полководца, можно ли умолчать о его распоряжениях на поле битвы, окончившейся завоеванием целого царства или славной победою? Здесь — то же самое; но только вместо полководца перед нами временщик, искусный шахматный игрок, выигрывающий партию у всей России… Можно ли было не следить за его ходами? Да ведь избрание его — это такой страшный шах и мат, сделанный им России, который повлек за собою целый ряд проигрышей в лицах: Самозванца, пройдохи Шуйского, Тушинского вора, Лжепетра, Владислава, Сигизмунда! С этими проигрышами связаны были разорение царства, чуть не гибель Москвы, осада Троицко-Сергиевской лавры, междуцарствие… Ведь в этих кровавых шахматных партиях святая Русь потеряла Гермогена, Ляпунова, Ржевского и тысячи других верных своих детей… страдала, была погребена под развалинами городов, под пеплом сел и деревень — но и воскресла для новой, счастливейшей жизни!..

21 февраля Годунова — это 18 брюмера Наполеона I и 2 декабря Наполеона III; который из трех игроков был искуснее, решить мудрено, хотя и возможно.

В летописях наших сохранилось сказание, будто Годунов еще при жизни царя Феодора Ивановича совещался с какими-то ведунами или звездословами. Они предсказали ему, что он будет царем, но царствовать будет только семь лет.

— Хотя бы семь дней, — воскликнул в ответ временщик, — лишь бы царствовать!

Какую исполинскую силу воли, какой запас ума, хитрости, лицемерия должен был иметь этот человек, достигший престола с их помощью.

В воскресенье сырной недели, 26 февраля, Борис Годунов торжественно въезжал в Москву, сопровождаемый супругою Мариею Григорьевною, сыном Феодором и дочерью Ксениею. Восторгу и умилению народа не было пределов. Поклонясь святыне столицы русского царства, гробам великих князей, и двух царей (Иоанна и Феодора) — своих предшественников, новый царь возвратился в монастырь к сестре, сделав распоряжение о приведении народа к присяге. Бояре и дворяне обязаны были по данной форме дать клятву не изменять царю ни словом, ни делом; не покушаться на его жизнь ни зельем, ни чародейством; не думать о возведении на престол князя Симеона Бекбулатовича или его сына; не иметь с ними ни сношений, ни переписки;[4] доносить о злоумышлениях без лицеприятия, не щадя ни родства, ни свойства, служить верой и правдой и т. д. По предложению патриарха (9 марта) духовная дума соборно постановила: 21 день февраля на веки веков(?!) праздновать как незабвенное и всерадостное торжество. Новый царь ревностно занялся делами, уделяя досужие часы беседе с царицею-монахинею. Эта приторная нежность заставила ее наконец при всей любви ее к брату напомнить ему о других важнейших обязанностях. Апреля 30 происходил вторичный торжественный въезд царя с семейством в Москву, на этот раз на постоянное жительство во дворце, увеличенном новыми пристройками. При избрании на царство Борис Феодорович пленил свой народ смирением; при первом прибытии в столицу — щедростию; при втором — набожностию и благочестием, и все эти три маски были приняты людьми русскими за правдивые отражения высокой души в ее зеркале, т. е. в лице Годунова. Он, жена его и дети посетили многочисленные храмы московские, повсюду служа молебны, прикладывались ко св. мощам и иконам. Феодор и Ксения, оба прелестные собою, казались народу, глядевшему на них сквозь слезы умиления, двумя ангелами-хранителями престола и царства, и, зная это, Борис Феодорович, выставляя детей своих на показ, парадировал своею родительскою любовью… Бедные его птенцы говорили боярам заученные речи, собственноручно раздавали милостыню нищим, и это невинное с их стороны кокетство только пуще распаляло к ним страстную любовь народную… Как быть: простота, искренность — удел законных государей; кокетство, лицедейство и лицемерие — удел узурпаторов, т. е. государей поддельных. Годунов на троне был постоянно отличным актером, превосходно играя роль доброго и честного человека, и ему приличнее было бы, нежели Нерону, сказать умирая: что за великий артист погибает (Qualis artifex pereat)!

В первых числах мая слухи о нашествии крымского хана усилились. Желая успокоить тревожимую этими слухами столицу и вместе с тем выказать свои воинские дарования, Борис собрал в короткое время огромное ополчение (по словам летописей, до 500 000 воинов), разделил его на отряды, расположил обширным укрепленным лагерем, где время проходило не столько в военных маневрах, сколько в пирах и угощениях. Борис Феодорович пользовался удобным случаем задобрить и прикормить ратников. Любовь народная сама по себе была верною опорою, но он считал нелишним опереться и на военную силу. Шесть недель продолжались пиры, а этим временем слухи о нашествии крымцев мало-помалу затихли. Карамзин полагает, что они были вымышлены самим Годуновым и были, так сказать, нечто вроде газетной утки или хвоста Алкивиадовой собаки. В конце июня в лагерь Бориса явились послы от хана с уверениями в его искренней приязни и готовности верным союзником России. Поразив посланников пышностью, роскошным пиром и маневрами, царь в Петров день распростился с войском и возвратился в Москву, где патриарх со всем духовенством приветствовал его благодарственною речью и земным поклоном, называя его лагерные потехи подвигом беспримерным!