Концерн - Константин Калбанов

— Знаете, мой прапрадед был каперангом в Российском Императорском Флоте. Его закололи штыками в Кронштадте когда взбунтовалась обезумевшая матросня. В те дни был убит не только он, но и сотни офицеров. Убиты безжалостно, без суда, без следствия, как скот на бойне. Мой прадед был направлен во Владивосток в четырнадцатом, незадолго до войны, потом воевал с большевиками здесь, на Дальнем Востоке. Был убит в бою. В той мясорубке погибла практически вся моя родня – а может и не вся – прабабушка утратила с ними связь еще в девятнадцатом, так что, чтó с ними случилось, я не знаю. Она осталась вдовой с моим дедом на руках. Деда осудили за то, что он якобы оказался японским шпионом. Он служил на Тихоокеанском флоте, был командиром эсминца. Бабушка рассказывала, что донос на него написал его старпом, который и занял его место. Он сам потом рассказал это, злорадно глядя ей в глаза. Отец всю жизнь прослужил на Тихоокеанском флоте, но выше каплея, подняться так и не смог, не смог он и попасть в плавсостав, отслужив до пенсии на берегу, хотя бредил морем, но подпорченная анкета поставила жирный крест на всех его мечтаниях. Он не хотел, чтобы я поступал в училище, так как боялся, моего разочарования, у нас даже до скандала дошло. Это трагедия только моей семьи, а сколько их было. Сколько людей было безжалостно брошено в пламя революции и сгорело дотла? Во что превратили Россию эти строители коммунизма?

— И чего ты хочешь? — угрюмо буркнул Сергей.

— Я не хочу, чтобы это повторилось.

— Весело. Ты хочешь переписать историю. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но это просто бред. Кто ты такой, чтобы замахиваться на такое? Боюсь, что это не под силу никому. Мы всего лишь мелкие букашки, в огромной стране. История уже написана.

— Нет ничего невозможного, если задаться целью. Я вот всегда хотел оказаться в этом времени и все, в том числе и я знали, что это НЕВОЗМОЖНО, но вот они – мы, и на дворе 1898 год, значит – ВОЗМОЖНО.

— И что ты предлагаешь?

— Для начала выиграть русско-японскую войну.

— Смеешься? Да даже если каким-то чудом тебе доверят командовать флотом или армией, ты эту войну не выиграешь. И знаешь почему? Потому что, войну проиграла не Россия, а строй. Загнивший, закостеневший общественный строй, именно то, что произошло впоследствии и с СССР. Ты думаешь, вот так, на ровном месте, кучка большевиков смогла поднять на бунт большинство страны. Да множество других партий усиленно раскачивали лодку в которой сидели и сделали ничуть не меньше, для того, чтобы произошло то, что произошло.

— И тем не менее, если Россия выиграет эту войну, то не будет Кровавого Воскресенья, не будет расстрела рабочих на Красной Пресне, кровавых подавлений крестьянских бунтов, авторитет императора не будет подорван, а революционные выступления не будут иметь того накала и страстей, что были в пятом-восьмом годах. В стране все едино будут проведены реформы, так как война выявит множество недостатков. Неизбежно пройдет реорганизация и армии и флота, и правительства. Но только все это будет проходить не под влиянием пролившихся потоков крови.

— А будут ли эти реформы, без рек крови? Может правительство получит то, чего и хотело, ввязываясь в этот конфликт – маленькую победоносную войну.

— Сережа, я прекрасно помню, чему учили нас на уроках истории. Но неужели ты считаешь, что это действительно так? Неужели ты думаешь, что правительство действительно стремилось к этой войне? Так почему же тогда Россия всячески шла на уступки Японии? Отчего на южном побережье Сахалина каждый год высаживалось до тридцати тысяч японских рыбаков и варварски уничтожали рыбные запасы России, та же история и на Камчатке и никто им в этом не препятствовал? Японцы откровенно грабили Россию, а она молча сносила это. Уж не потому ли, что страна попросту не была готова к войне на Дальнем Востоке. Так что высказывания о маленькой, победоносной войне, это откровенная глупость и советская пропаганда, не более.

— И как ты хочешь выиграть эту войну, если даже не являешься офицером флота?

— Есть идея. Но только это будет очень дорого стоить. Отсюда и лишения и холод и голод. И еще, одному мне не справиться.

— А если мы не захотим в этом участвовать?

— А вы уже участвуете. Сейчас мы заняты тем, что стараемся обеспечить себя хлебом насущным, но первый шаг уже сделан. В скором времени у нас появятся мастерские и мы сможем наладить какое-никакое производство, сможем например начать производить те же гранаты. Или мы откажемся от получения прибыли? Поднявшись на ноги, мы сможем наладить производство тех же гирокомпасов, а это предотвратит повреждения или гибель судов, а от аварий в эту войну проблем было ничуть не меньше. В первую мировую, крейсер "Магдебург", не выскочит на мель и в руки Российского флота не попадут шифровальные таблицы Германского флота, а ведь в свое время это позволило Антанте, отслеживать переговоры немцев. Введение казалось бы таких простых агрегатов как автоген, отбойный молоток и электросварка, значительно ускорит ремонт судов, а скорее всего выведет их строительство на новый уровень, это опять-таки повлечет изменения.

— Только ты забываешь о том, что все эти новшества в первую очередь найдут свое применение за рубежом, Россия всегда отличалась своей инертностью. Так что мы вполне можем оказать России медвежью услугу.

— Согласен. Но что-то неизбежно изменится. Что-то, в лучшую сторону, что-то, в худшую. Вот наша задача и состоит в том, чтобы это пошло на пользу России.

— Говори за себя. Я лично ввязываться в эту авантюру не собираюсь.

— А от тебя ничего особенного и не требуется. Ты как занимался, так и будешь заниматься своим делом. Исследования, изобретения, сколачивание вокруг себя коллектива инженеров, физиков, химиков – иными словами организуешь первый во Владивостоке научно-исследовательский институт, только первоочередные темы будут те, которые буду задавать тебе я. Эти исследования будут только курироваться тобой, финансирование я возьму на себя. Ну и разумеется, секретность.

— Ты считаешь, что я не буду в состоянии заработать для проведения собственных исследований?

— Уверен, что сможешь, тем паче, что мастерские будут оформлены на троих, а патенты будут зарегистрированы на твое имя. В результате ты станешь весьма богатым человеком, если сумеешь с умом воспользоваться всем тем багажом, который имеешь. Вот только скажи, тебя действительно устроит та жизнь, что стала так популярна в девяностых? Нажраться до отвала, самой дорогой жратвы. Завалиться в самый дорогой ресторан, отель или курорт и чтобы тебя обязательно облизали с ног до головы, не забыв о самых интимных местах, услужливые халдеи. Завалить в койку самую шикарную женщину и выставлять ее напоказ, как свой трофей, хотя на самом деле, попросту купленный. Тебя устраивает такая цель в жизни?

— Не передергивай.

— А я не передергиваю. Я пытаюсь понять тебя.

— Для меня главное, это чтобы мои дети не испытывали нужду. Не думали, где взять деньги, чтобы уплатить за коммуналку и чтобы еще осталось и на то, чтобы что-то прикупить в холодильник. Чтобы моя жена не штопала колготки и не плакала над пустой кастрюлей, так как нет даже картошки, чтобы положить туда. Насмотрелся на это вволю, глядючи на других офицеров. Поэтому и сам так и не женился, моей зарплаты худо-бедно хватало на одного.

— Анечка?

— А что такого? — вскинулся Звонарев.

— Ничего. Рад за тебя. — примирительно проговорил Антон. — Вот только я не предложил ничего такого, чтобы противоречило твоим желаниям. Ладно, проехали. В конце концов, это твоя жизнь и твое решение. Но я от своего, не отступлюсь. Ну а ты как, Гризли?

Гаврилов все это время сидел молча и только с невероятной быстротой смолил одну папиросу за другой, устроившись на стуле в уголке и откинувшись на спинку. При этом вид у него был куда мрачнее, чем у грозовой тучи. Услышав вопрос он с задумчивым видом потушил папиросу, а затем уставившись на товарищей внимательным взглядом, опершись руками о колени, заговорил.

— Мой дед, в семнадцать подался в первую конную армию Буденного, был ранен три раза. Потом Великая Отечественная, был комиссаром батальона, первым поднимался в атаку и был ранен еще дважды. Отец был на Даманском, во время конфликта и тоже едва пережил ранение. Потом был парторгом на обогатительном комбинате. Оба они были настоящими коммунистами, и я горжусь ими. Но то, во что превратили страну эти… Не за это они проливали свою кровь. У нас есть шанс что-то исправить, так почему нет.

— Ты хоть представляешь, чего это будет стоить? — вновь попытался отстоять свою точку зрения Звонарев.

— А мне все едино. Что иметь подтаскивать, что иметых оттаскивать, но оставлять все как есть я не хочу.

— Ты ведь можешь и погибнуть.

— А вот это мы уже проходили, во имя светлого будущего. Дождались света в окошке. Якорная цепь... Командуй командир, я с тобой.