Война «невидимок». Последняя схватка - Николай Шпанов

— Не благоразумней ли миновать последние корабли английского охранения? А то, чего доброго, нас примут за немцев и без разговоров пустят ко дну. Вот когда я хотел бы посоветоваться с пастором, — сказал Нордаль.

— А как его здоровье?

— Я его так и не видел…

— Не нравится мне его болезнь, — недовольно пробурчал Лунд. — Начальник экспедиции, которого никто не может увидеть за время плавания… — Лунд с сомнением покачал головой.

Причиной недовольства старого моряка было то, что в опасном предприятии, каким был начавшийся рейс «Ярроу», Лунд не имел другого советчика, кроме Йенсена. Он любил Нордаля и относился к нему с уважением, но все же бывший слесарь не обладал в его глазах таким авторитетом, как пастор. А между тем у Лунда имелся совершенно ясный приказ: пастора ни при каких обстоятельствах не беспокоить.

Это было не только неприятно, но и удивительно. Для чего же пастор и прибыл на борт «Ярроу», если не для того, чтобы помочь Лунду и Нордалю выбраться из всех возможных затруднений? Но ни тому, ни другому не удалось перемолвиться с ним полусловом. Да и сами обстоятельства его появления на «Ярроу» не нравились Лунду. Прийти ночью, втихомолку, ни с кем не поздороваться после длительной разлуки, запереться у себя в каюте и отказываться кого бы то ни было принимать — все это так непохоже на обычно приветливого и общительного пастора! Такое странное поведение Лунд не мог извинить даже болезнью, на которую тот сослался.

Между тем «Ярроу» продолжал плавание. Выйдя за пределы зоны, охраняемой британским флотом, он под покровом ночи принял облик немецкого транспорта. Это должно было облегчить проход сквозь дозоры рыскавших в море немецких кораблей.

Настроение Лунда ухудшалось по мере приближения к цели. Он с сожалением вспоминал об отсутствии на «Ярроу» еще одного человека, способного дать толковый совет, — доцента Фалька. Чем больше Лунд и Йенсен обсуждали возможности благополучной выгрузки оружия на остров Одиночества, тем невероятней им казалось, что при бдительности немцев это удастся. Их настроение едва ли улучшилось бы, а может статься, они и вовсе повернули бы обратно, узнай, как реагировал в Англии Витема на известие о высадке Зуденшельда на острове Одиночества. Но, без сомнения, еще больше, чем они, обеспокоился бы Витема, знай он, что стоило ему на сотню шагов отойти от парикмахерской Эванса, передавшего ему это известие, как из-за угла показалась фигура человека, на ходу раскуривавшего сигарету. Человек этот был Холт. И он пошел следом за Витемой.

Надо ли доверять самому себе?

Витема сел в поезд и отправился в глубь Южной Шотландии. Там, в сквере одного из маленьких городков, произошла его встреча с Мейнешем.

— Ну, старина, все идет как нельзя лучше! — сказал он старому боцману. — Найденов, воображающий, будто обводит нас вокруг пальца, двигается к Скандинавии. Англичане собственными руками высадили на берег Зуденшельда.

— Ты так радуешься этому, словно поимка Найденова — цель твоей жизни, — усмехнулся Мейнеш, пуская густую струю дыма из трубки.

— Пожалуй, так оно и стало с тех пор, как я понял, что причиной неудач последнего времени являются именно он и этот Житков.

Мейнеш молча засопел трубкой, так, что его лицо совершенно скрылось в клубах дыма. Витема разогнал дым рукой и недовольно поморщился.

— Пора бы тебе отвыкать от твоих боцманских привычек, а заодно сдать в архив и твой ужасный табак.

— Это вроде моего пристрастия к русским блюдам… — усмехнулся Мейнеш. — Однако к делу! Что ты там для меня придумал? Откровенно говоря, надоело торчать здесь, зная, что рано или поздно мышеловка захлопнется, и старая крыса Мейнеш будет болтаться на страх воронам во дворе Тауэра.

— Канатные фабрики, старик, еще не сплели галстук по твоей мерке. Вот что… — Витема на минуту задумался. — Ты должен перехватить Найденова и Зуденшельда в тот момент, когда русский ступит на землю. Понял?

— Это не так сложно…

— Зуденшельда можешь просто уничтожить, а Найденова целым и невредимым доставишь в Германию. Я притащу его в кабинет Фюрстенберта и заставлю этого скрягу выложить на стол мой капитал в удвоенном размере!

— Ну что ж, готов оказать тебе еще и эту услугу.

— В обмен обещаю за собственный счет посадить в твоем будущем саду розы.

— О, ты великодушен! — иронически пробормотал Мейнеш. — И что же, мне придется совершить путешествие в парусной лодке через все Северное море, а?

— Нет. В условленном месте тебя возьмет немецкая подлодка. Нужно только выйти в море и не попасться на глаза английским миноносцам.

Глянув на свои ручные часы, Витема отстегнул браслет и передал Мейнешу.

— Новый пропуск.

Внимательно рассмотрев циферблат с головою Медузы, Мейнеш спросил:

— А старый?

— Провалился. Русская контрразведка не дает жизни ни одному нашему пропуску!

— Хвала Аллаху!

Витема удивленно взглянул на Мейнеша. Тот невозмутимо сказал:

— Я всегда радуюсь, когда такого рода провал постигает не меня. Одним шансом больше донести голову до садика с розами.

— Перейдем к делу, — сухо сказал Витема. — Вот координаты места, где будет ждать подводная лодка. Командир опознает тебя по световому сигналу.

— А я его?

— На рубке будут, конечно, британские знаки, но на твой сигнал он ответит вот так… — Витема начертил на песке несколько точек и тире и тотчас стер их подошвой.

Мейнеш кивнул в знак того, что запомнил сигнал. Он поднялся и тоном, каким прощаются с человеком, отправляясь на прогулку перед обедом, проговорил:

— До свидания в Берлине! Да, кстати, что с делом Бураго? Будем еще заниматься этой каббалистикой или с нею покончено?

— Покончено? Ну нет! — Глаза Витемы сузились. — Если эти юнцы Найденов и Житков воображают, что отделались от меня, они жестоко ошибаются. Я вытяну из них тайну, даже если она спрятана в их черепных коробках.

— Из русских черепов чертовски трудно что-либо выковыривать.

Витема метнул на Мейнеша злобный взгляд.

— Господь бог еще не соорудил такой головы, из которой я не извлек бы то, что мне нужно, — сказал он и, не подав руки, пошел прочь.

Сделав десятка два шагов, Витема оглянулся. Он увидел, что Мейнеш стоит, раскуривая трубку. Какой-то человек появился из боковой аллеи и подошел к Мейнешу. Что-то в облике этого человека показалось Витеме знакомым. Он напрягал память, силясь сообразить, где уже видел эти широкие плечи, этот крепкий, упрямый затылок? Ага! Уж не тот ли это субъект, что хотел во что бы то ни стало постричься у Эванса именно тогда, когда в задней комнате парикмахерской сидели Витема и Зуденшельд?.. Как его назвал тогда Эванс?.. Холт? Да, кажется, именно так — Холт… Но что общего между этим Холтом и Мейнешем? Зачем они встретились?