Дрессировщик русалок - Анна Ольховская

Майоров выключил телефон и криво усмехнулся: своего зайцерыба? Кажется, у него больше нет зайцерыба. Анна не простит, он знал это.

Знал – и все равно полетел в Москву. Хасбулатов отпустил его на несколько дней, укоризненно покачав головой. Спасибо хоть комментировать не стал.

И снова аэропорт, и снова звонок Виктору. Только на этот раз с ним разговаривал не друг, с господином Майоровым сухо общался его администратор. Исключительно по делу, и ни слова кроме.

И потом, в машине, Виктор молчал. И молчание становилось все тягостнее, все невыносимее, оно заполнило собой просторный салон автомобиля, вытеснив кислород, не давая вздохнуть полной грудью.

– Ты-то хоть меня не прессуй! – не выдержал Алексей. – И так тошно, хоть волком вой.

– Простите? – приподнял брови Виктор, не отрывая взгляда от дороги. – Я что-то не так сделал? Вроде не опоздал, машину подал вовремя, причем удалось прямо на поле, дабы избежать толпы журналистов у входа. Или все-таки что-то упустил из внимания? Тогда вычтите у меня из зарплаты сколько сочтете нужным.

– Прекрати кривляться! – сквозь зубы процедил Майоров, еле сдерживаясь. – Я ведь считал тебя другом, на которого могу во всем положиться.

– Вам есть на кого ложиться.

– Ты не поверишь, – лицо Алексей исказила судорожная улыбка, – но не так давно я так же искрометно пошутил в разговоре с Хасбулатовым.

– Искренне рад за вас.

– Да прекрати же наконец! – заорал Майоров и, вцепившись в рулевое колесо, попытался направить машину на обочину. – Мне плохо, понимаешь ты это своей тупой башкой или нет?

Ответа он не дождался, потому что Виктор, побледнев до синевы, отчаянно пытался выровнять «Мерседес», не дать ему врезаться в отбойник.

Потому что обочины в этой части шоссе не было. А вот бетонный отбойник – был. И именно там, куда направил машину Майоров.

Надменный отпрыск немецкого автопрома вовсе не хотел уродовать свой сверкающий лаком капот о монументальное безобразие, тем более – заканчивать совсем недавно начавшуюся автожизнь, поэтому беспрекословно слушался малейшего движения своего водителя.

И только благодаря этому отделался хоть и уродливой, но совершенно безвредной царапиной на правом крыле.

Отчаянный визг покрышек стих, черный красавец замер на обочине, нервно дрожа двигателем.

– Эй! – Из остановившейся рядом «Мазды» выглянул слегка офонаревший мужик. – Вы как там, живы?

– Живы, – с трудом улыбнулся Виктор, опустив стекло возле своего сиденья. – Спасибо!

– Да не за что вроде, – хмыкнул мужик. – Ну, ты даешь, паря! Что за дансинг на трассе? Я уж думал – придется твой «мерс» от отбойника ломом отскребать, уже мобилу достал спасателей вызывать, а потом гляжу – вывернулся. Круто! Ты что, гонщик «Формулы-1»?

– Почти.

– Ну ладно, – к счастью, мужик оказался достаточно сообразительным, чтобы понять – водителю «Мерседеса» сейчас не до светских бесед. – Бывай. Только больше фортелей на дороге не выделывай, лады?

– Постараюсь.

«Мазда», мигнув фарами, уехала, и стало тихо.

Так тихо, что пульсация переполненной адреналином крови казалась Алексею набатом.

ГЛАВА 20

А вопль мобильного телефона врезал по и без того оголенным нервам ударом молнии, на долю секунды отправив Майорова в кресло стоматолога, ковыряющегося в больном зубе без анестезии.

Почему никто не придумал анестезию для души?

Нет, водка – это не лекарство, это суррогат. Она не лечит душу, а тупо убивает ее.

Звонила Изабелла. Наверное, почувствовала неладное, вот и беспокоится. Не ответить ей нельзя, а то девчонка с ума сойдет от волнения.

Виновато покосившись на откинувшегося на спинку сиденья Виктора, Алексей нажал кнопку и вполголоса проговорил:

– Привет. У меня все в порядке, а ты как?

– А у меня не в порядке! – Она не кричала, нет, но голос ее вибрировал на самой грани. – Тут на съемочную площадку толпы журналюг приперлись, работать не дают, с Алексеем Майоровым пообщаться жаждут, а Алексея Майорова-то и нет! Сбежал господин Майоров, трусливо поджав хвост, предоставил даме разгребать дерьмо в одиночку!

Во рту почему-то стало горько и противно, словно он проглотил невкусное лекарство. Беспокоится, значит? Почувствовала, что с любимым беда? Идиот слюнявый, вот ты кто!

– Я не сбежал, – стараясь говорить ровно и спокойно, ответил Алексей. – Я уехал спасать семью.

– А, хвостом перед женушкой вилять? Милая, прости, я на самом деле очень хороший, просто слабохарактерный! Меня эта девка насильно в постель затянула, буквально изнасиловала! А я не хотел, честно!

– Прекрати ерничать! – разозлился Майоров. – То, что я буду говорить своей жене, тебя не касается, поняла?! Мы, кажется, договаривались – семья для меня всегда была, есть и будет на первом месте. И ты согласилась на мое условие, так что твоя истерика по поводу моих вполне предсказуемых действий соврешенно неоправданна!

– А что мне прикажешь делать?! – перешла на визг Изабелла. – Что отвечать журналистам, которые во все щели лезут!

– Есть вполне универсальный вариант ответа на все случаи жизни: «Без комментариев». А что касается журналистов, – холодно проговорил Алексей, – мне до сих пор непонятно, откуда взялся там, в лесу, этот парень?

– Понятно, – голос девушки вдруг стал тихим и бесцветным. – Ты решил на меня стрелки перевести. Мерзавке Изабелле надоело существующее положение вещей, и она решила ускорить процесс! Так, да?

– Нет, я вовсе не то хотел сказать…

– Тряпка ты, Майоров.

И телефон захихикал короткими сигналами отбоя.

– А она у тебя молодец, эта твоя Изабелла, – криво усмехнулся Виктор, не открывая глаз. – Ловкая манипуляторша.

– Не говори ерунды, – Алексей, поморщившись, потер виски. – Черт, башка просто раскалывается! Я не мальчик вроде, чтобы мной можно было манипулировать.

– А кто сейчас из наступления мгновенно перешел в оборону, залебезил, стоило девице обиженно озвучить его же мысли?

– Я вовсе не лебезил, просто…

– В одном твоя Флоренская права, – Виктор включил левый поворотник и медленно выехал обратно на трассу. – Ты действительно превратился в тряпку.

– Останови машину, – процедил Майоров.

– И не подумаю. А изображать оскорбленную невинность, перекатывая желваки, не надо. Тебя никто не оскорблял, а о невинности и речи быть не может, сам знаешь. Господи, какой же ты придурок! Что ты натворил?!

В голосе друга было столько искренней горечи, что Алексею стало совсем хреново. Он попытался вытащить из кармана пачку сигарет, но руки тряслись так, что простое действие сейчас оказалось столь же невыполнимым, как плетение макраме.

– В бардачке возьми, – глухо проговорил Виктор.

– Спасибо.

– Да пошел ты!

И практически до самого дома они снова молчали. Только это было уже другое молчание, дружеское, понимающее, без вражды и напряга.

– Что делать будешь? – вполголоса поинтересовался Виктор, сворачивая к дому Майорова. – Она ведь не простит.

– Знаю. Но без зайцерыба, без Ники я сдохну, понимаешь?

– Раньше понимал, теперь – нет. Нельзя любить одну женщину и одновременно трахать другую.

– Так в том-то и дело, что только трахать! Это… я словно на наркотик подсел, умом понимаю – надо бросить, это опасно – а сделать ничего не могу!

– И он еще на тряпку обижается! – невесело улыбнулся Виктор, паркуя машину возле нужного подъезда. – Ладно, проехали. Я могу чем-нибудь помочь?

– Вряд ли. Хотя… Нет, не надо, я должен сам.

– Ну, сам так сам. Аннушка и Ника сейчас где, там? – Кивок вверх, в сторону окон квартиры Майоровых.

– Скорее всего, нет, они на дачу собирались сразу после моего отъезда.

– Так может, они и не знают еще ничего, а? Газет там нет, а телевизор на даче, насколько я знаю, Анна смотрит редко, – оживился Виктор.

– Думаешь? – В глазах Алексея робко шевельнулась надежда.

– Вполне может быть! И если ты сам приедешь и поговоришь с Аннушкой, попытаешься ей все объяснить, может, что-то и удастся исправить, а? Ведь одно дело – увидеть всю эту грязищу на газетных страницах, и совсем другое – когда грязь льет на голову любимый муж.

– Хватит глумиться, придурок, – надежда из глаз постепенно перебралась в душу, распахивая там окна навстречу свежему ветру. – Лучше отвези меня на дачу, а то если я сяду сейчас за руль, добром это не закончится.

– Ладно уж, – проворчал Виктор, – отвезу. Я ж лицо угнетаемое, подневольное, у меня и выбора-то нет. Только вы уж, барин, больше за вожжи не хватайтесь, ладно? В следующий раз могу повозку и не выправить!

– Не буду, обещаю, – улыбнулся Майоров. – Сейчас только на минутку домой забегу, вещи кину.

– А вдруг твои там?

– Вряд ли, что им в душной Москве делать? Да и звонил я на домашний – никто трубку не берет.

– Ну ладно, давай, только в темпе, а то скоро журналисты пронюхают, что ты в Москву вернулся, и слетятся сюда как мухи на… гм, на тебя, в общем.