Дочь Генриха VIII - Розмари Черчилл

— Мадам, используя бесконечные «если бы», можно добраться до истоков времен. Но что вы могли делать еще, кроме как поступать по воле Господа, как вы ее понимаете? Для вас было невозможным отказаться от своего брака, чтобы только сохранить мир и спокойствие. Другие могут идти на компромисс, но не вы. — Он немного помолчал и закончил: — И у вас нет дара предвидения. В начале вы не могли предусмотреть конца.

Екатерина кивнула, с лица сошло выражение напряжения. Через мгновение она высказала следующее предположение:

— Я искренне верю, что король не зашел бы так далеко, если бы тогда, девять лет назад, смог предвидеть будущее.

— Я в этом просто уверен, — согласился с ней Чапуиз и смело продолжил: — Ну и кроме всего прочего, о чем он должен сожалеть, какое счастье принесла ему эта его любовница?

— Вы… вы думаете, что Анна начинает надоедать ему? — Екатерина моментально забыла свою озабоченность делами душевными, и на передний план вышли чисто человеческие черты ее характера.

— Это очевидно для всех, — Чапуиз постарался пошире развить эту тему. — Ваше величество, мы знаем, что она околдовала его, но теперь она более не властна над ним. Она отвращает его от себя своим острым языком и злобным нравом. В последнее время замечено, что король избегает ее. — Он ловко уходил от разговоров о недавнем вторжении в драму королевского брака Джейн Сеймур. Сейчас, когда Екатерина медленно уходила из жизни, было бы жестоко подвергать ее чувства новому испытанию, сообщая о дальнейшей неверности ей короля. — Более того, говоря о своей любовнице, король употребляет такие слова, которых он, конечно же, не употреблял в отношении вас. И еще он неоднократно публично сравнивал ее с вами — отнюдь не в ее пользу — и язвительно замечал, что она значительно хуже вас.

Умница Чапуиз выбрал именно тот бальзам, которым надо было врачевать израненное женское сердце. Было так приятно видеть, как просветлело лицо Екатерины! Она лежала, размышляя над его словами, пока вдруг в ее мысли, перепутанные слабостью, не закралось подозрение.

— Но как же может быть, если вы говорите, что он… разочаровался в ней, когда я слышала о ее новой беременности?

В этот момент Чапуиз в сердцах проклял докучливого сплетника, который донес пикантную новость даже до этого уединенного места. Он тщательно продумал свой ответ:

— Ну, вы же знаете, что подобные пустые слухи всегда бродят при дворе. А этот был пущен, без сомнения, ее сторонниками, чтобы укрепить ее положение в глазах тех из нас, кто спит и видит ее падение. Могу поклясться, что не заметил в ней никаких признаков того, что она вновь станет матерью.

Чапуиз прекрасно знал о беременности Анны, но столь же хорошо знал и то, что не может изложить собственную теорию на этот счет женщине, находящейся рядом с ним. Ибо он подозревал, что Анна от отчаяния (если король, как говорили, оказался импотентом) наставила ему рога, чтобы спасти собственную шкуру. Если это было правдой, то Чапуиз, сколь бы он ни не любил ее, не мог удержаться от тайного восхищения ее захватывающей хладнокровной смелостью.

Екатерина тревожно проговорила:

— Будем надеяться, что это так, и слухи эти вздорные, хотя бы из-за Марии. Ведь другой ребенок тоже девочка. А родись сейчас у нее сын, все, на что я надеялась и за что молилась, развеется, как дым, — вздохнула она. — Как я могу умереть со спокойной душой, оставив мою дочь в такой опасности?

— Я уже неоднократно говорил вам, ваше величество, что вам не следует волноваться за принцессу. Она унаследовала всю храбрость своей матери. Вспомните, как она дала этой беспутнице от ворот поворот прошлым летом.

— Одной храбрости мало, хотя свою она уже доказывала неоднократно, — продолжала настаивать на своем Екатерина. — Вдумайтесь в ее положение. Ей всего двадцать, и она окружена людьми, желающими ей только зла. А эта мстительная женщина, я убеждена, пыталась отравить ее и вполне может повторить попытку еще раз. Отец же ее теперь не просто безразличен к ней, а явно враждебен. И хуже всего то, что над ней, подобно дамоклову мечу, висит эта проклятая присяга. Как же я могу не волноваться за нее?

И опять Чапуиз оказался на высоте положения, расчетливо перемешивая правду с выдумкой:

— Мадам, ваши страхи сейчас имеют под собой еще меньше оснований, чем до этого. Не так давно я получил послание от императора. Он вновь подтвердил, что не останется в стороне и не позволит причинить принцессе никакого вреда. Более того, он прямо намекнул, что очень скоро у него будут развязаны руки, чтобы совместно с его святейшеством папой римским оказать давление на короля.

— Он имеет в виду вооруженное вторжение?

— Он не думает, что в этом будет необходимость, — Голос Чапуиза был весел и легок, в то время как мозг его напряженно работал, пытаясь представить текст письма, которое он, и правда, получил от Карла, но в котором не было и намека на желание помочь и которое совсем не дышало энтузиазмом, подходящим для ушей Екатерины. — Целая нация под угрозой вердикта папы об отлучении от церкви, разрыва торговых отношений с Фландрией… — Он развел руками. — Это будет весьма весомым аргументом, чтобы внести изменения в позицию короля. И я уже говорил вам, что влияние этой женщины на короля падает. Когда ее не станет — так или иначе, — очень возможно, что король раскается в содеянном и попытается наладить отношения с Римом. — Он искусно поддерживал в глазах Екатерины образ Генриха, ею же самой и придуманный, — маленького мальчика, которого сбили с пути дурные советчики, но который все равно в глубине сердца остается хорошим.

Сейчас она кивнула, вполне удовлетворенная.

— Я всегда всем сердцем чувствовала, что Карл нас не бросит. Видимо, у него были веские причины, чтобы не сразу прийти нам на помощь.

— Весьма серьезные, — охотно согласился Чапуиз. — Помимо всего прочего, ваше величество, следует всегда помнить, что король не вечен. А после него народ не захочет иметь в своих сюзеренах никого, кроме вашей дочери. Их любовь на ее стороне, и, несмотря на усилия ряда убежденных лютеран, они остаются приверженцами старой церкви. Ни вы, ни я, возможно, не увидим этого, но принцесса осуществит все ваши мечты и чаяния в будущем, когда станет королевой.

— Да, я уж точно этого не увижу.

А собственно, почему нет, подумала Екатерина, откинувшись на подушки. Вполне даже увидит! Ее часы на этой земле, может быть, и сочтены, но когда Мария будет коронована на царствование, ее мать каким-либо образом вернется к ней — в виде облака, солнечного света или падающего дождя, буйного ветра или сияющей радуги, — чтобы посмотреть на свое дитя в момент ее высшей славы. Радуясь этой мысли, она забылась в легком сне, а Чапуиз продолжал сидеть рядом с ее постелью, боясь отнять свою руку, чтобы не разбудить ее. С иронической улыбкой на губах он вспоминал все вехи на пути их беседы, когда ему приходилось лжесвидетельствовать, продавая тем самым дьяволу свою бессмертную душу. Да уж, пожалуй, он добавил приличное количество времени к своему будущему пребыванию в чистилище! А, ладно, лишние муки стоят того, чтобы видеть радость на измученном болезнью лице Екатерины. И кроме того, может быть, Господь посмотрит сквозь пальцы на светлую ложь, так легко слетавшую сегодня с его губ, засчитав ее вместо розовых лепестков, которыми должны быть усыпаны последние шаги королевы.

До того как посол покинул замок, он был обрадован прибытием леди Уиллоугби, в девичестве Марии Сакинас, которая много лет назад сопровождала Екатерину в Англию, когда та прибыла сюда в качестве невесты принца Артура. Мария сама тоже вышла замуж за англичанина, но никогда не переставала любить свою бывшую госпожу. Сейчас она галопом гнала лошадей весь этот зимний день, чтобы быть рядом с Екатериной при ее последнем вздохе. Марии удалось обойти все попытки управляющего замком и охраны не допустить ее проникновения внутрь, и сейчас она, задыхаясь, но с триумфом во взоре входила в спальню королевы.

Чапуиз, поприсутствовав при радостной встрече двух старых подруг, понял, что его дальнейшее пребывание здесь уже не нужно. С тяжелым сердцем он отъехал в Хантингдон, чувствуя, что видел королеву в последний раз. Цоканье копыт по замерзшей дороге, казалось, выбивало послание о том, что закончилась целая эпоха в его жизни. В течение семи лет Чапуиз состоял при Екатерине в качестве советчика, наставника и самого верного союзника. Его чисто номинальные обязанности имперского посла были отодвинуты на задний план страстной борьбой в защиту этой женщины. Теперь впереди его ждала зияющая пустота. Потом Чапуиз вспомнил о Марии, и на сердце у него опять потеплело. Как бы ни были ограничены его возможности сложившимися обстоятельствами и безразличием императора, он все-таки будет охранять Марию по мере своих сил. Но насколько счастливее бы он был, если бы удался его прошлогодний план ее тайного похищения. Он старался казаться оптимистически настроенным в присутствии королевы, хотя на самом деле не строил никаких иллюзий насчет того, какая опасность угрожает Марии, если он в самое ближайшее время не уговорит ее принять присягу. Но как это сделать, как сломить сопротивление этой молодой женщины, обладающей железным сердцем, не знал даже Чапуиз при всей его изобретательности. Он уныло подумал, что, если бы ему пришлось вплавь переплыть Ла-Манш с Марией на спине, это все же было бы более простым решением проблемы! Его пылкая привязанность к ней могла его подвигнуть и на то, чтобы испробовать и этот рискованный путь к ее спасению… если бы только он умел плавать.