Моя дурацкая гордость (СИ) - Эр Анастасия

Очень вовремя, чтобы услышать последние фразы, подтянулись флавальехцы. Пашков нахмурился, но ничего конкретного не предпринял.

— Глядите, парни, Исаев и Чернорецкий сейчас начнут учить нас уму-разуму.

— Чернорецкий, Исаев, не обращайте на них внимания, — устало выдохнула Челси. — Ева, ну скажи ты им.

Я до предела скосил глаза, чтобы увидеть реакцию Елизаровой. Она нахмурилась и, пожав плечами, качнула головой:

— Все равно не услышат.

Глава 8

Мне показалось, будто Елизарова засыпает на ходу, и я с трудом отогнал от себя мысль, что она всю ночь, раз за разом, кончала под каким-нибудь Корсаковым, или Пашковым, или еще под кем-нибудь таким же мерзким, и не успела вздремнуть.

Злость толкала к действию, и я уже занес палочку, чтобы наградить Меркулова и Ветроградова гнойниками на яйцах, но дверь тяжело отворилась и замерла, явив нам Залесского и его усы.

— Что здесь происходит, молодые люди? — как всегда радушно попенял профессор. — Не теряйте времени на войны, лучше потратьте его на любовь, — хихикнул он и пригласил всех в аудиторию.

— Я бы тебе рассказал, что происходит, с цитатами, — бормотал я, стараясь унять дрожь в руках. — Но я тебя, идиота, уважаю. — Палочка упала на стол.

— Хм, а почему Меркулов сказал, что девки с Каэрмунка дают в рот? — как бы между прочим спросил Леха, пока мы гремели посудой и доставали ингредиенты. — Мне не дают.

— Дают-дают, — кивнул Псарь.

— Ты не считаешься, тебе не только в рот дают, — нудно пробухтел тот.

— Слушай, Прогноз, начнем с того, что Меркулов дерьмо и сочинил дикую чушь, — я внезапно вспомнил славных девчонок с Каэрмунка и расценил свой порыв как приступ благородства. — Хорошие там девки и лишнего себе не позволяют.

Хьюстон молчал-молчал, а когда разложил вещи и спокойно сел, выдал:

— Если девушку имеют только в рот, формально она остается девственницей, разве не ясно?

— Чего? — я даже колбу выронил. Рома, похоже, двинулся. — Целкой остается? Да какая целка, если…

— Да такая, — у Хьюстона сделалось такое же выражение, как у отца, когда тот объяснял мне основы контрацепции, — когда будет первый раз трахаться как надо, будут вопли, кровища и все, что полагается.

— М-м, ну да.

Хорошо объяснил, доходчиво. Я раньше не задумывался над этим. Как много вещей, которые не приходили мне в голову!

После обеда народ утопал на свою латынь, Хьюстон, само собой, тоже, и мы втроем слонялись по усадьбе в поисках новых тайников. В последнее время мы находили их все меньше, даже подумали, неужто нашли все? Но потом Псарь сказал, что это не Виридар весь вышел, это мы как-то закончились.

И вот мы слонялись, чтобы доказать самим себе, что еще живы.

Из-за угла послышался шум, Гордей подобрался, но показались всего лишь первокурсники, наши.

— Пошли быстрее, пока их не растащили, тут два этажа! — прокричал один другому. Так оглушительно даже я на стадионе не ору.

— Потише давай, и так башка болит. — Перваков надо ставить на место, пока не выросли. Мы — яркий тому пример.

— Да блин, — парень подпрыгивал на месте от нетерпения, — там девчонки дерутся, такой прикол, мне Болотов сказал!

Его друг, наоборот, притух и скукожился, как намокшая тетрадь с домашним сочинением.

— Может, там помощь нужна, а, Марк?

Он, естественно, знал, как меня зовут, но я на это не купился:

— Из вас помощники, как из дерьма бомба.

— Взрыв-дерьмо очень даже ничего, — ухмыльнулся Псарь. — Где сцепились-то?

— В Южном флигеле! Ну два шага же, не выдавайте нас Селиверстову, мы от него смотались, чтобы…

Мы переглянулись. В Южном флигеле было только два учебных кабинета — латыни и ворожбы, особо туда никто не ходил, там даже портреты не висели.

— Ведите, — приказал я.

Подоспели мы к шапочному разбору.

Маркова отдувалась, как после пробежки, Елизарова щеголяла двумя глубокими царапинами на лице, Сева выглядел оглушенным, а Чумакова грязно ругалась во весь голос. Судя по восторженному выражению морды Псаря, он готов был изменить принципам и вставить ей, не медля ни секунды.

Оказалось, что перед латынью Свиззаровский уселся рядом с Елизаровой и то ли полапал, то ли положил голову на плечо, то ли залез в трусы (но что-то там точно было). Ну и не заметил, как на ворожбу приперлись пятикурсники, а среди них — его девка.

Девка не стала слушать детский лепет типа «мы просто общались» и оттаскала Елизарову за волосы. Та в долгу не осталась и при поддержке подружек наваляла дуре.

Да обе они дуры, Елизарова даже большая дура, чем девка Свиззаровского.

— Ну почему из-за меня телки не дерутся? — громко спросил Псарь, хлопая Севу по плечу. — Делись секретом, Свиззаровский, как заставить пташек кукарекать?

— Отвали, — буркнул тот и побежал за своей. Досталось парню, такой геморрой объяснять, что ты не верблюд.

— О, Елизарова, — я не заметил, как она прошла мимо, и прокомментировал в спину: — Ты это… надевай чулок на голову, пока не вылечишься, договорились? О-о-очень страшная.

Она не ответила, даже не остановилась, прежде чем зайти в аудиторию.

Остаток времени до обеда мы обсуждали случившееся, а на чарологии до меня дошло, кто именно не позволил Елизаровой выспаться этой ночью.

***

— Может, не так уж Меркулов и ошибся?

Я воспользовался тем, что Гордей пошел за семенами к Тропининой, и общим гамом, чтобы наконец-то сказать это вслух.

— Ошибся в чем? — Рома стянул с морды защитную маску и непонимающе уставился на меня. Наверное, просадил все мозги еще до обеда — на чарологии и боевой магии. Шереметьев опять устроил парные дуэли, и Хьюстону в пару достался Меркулов, который, что бы я о нем ни думал, шарил в темной магии получше самого Шереметьева.

— Да в том, что наши девочки уже не девочки.

— Ну, это и так известно, — он попытался отшутиться, но я в кои-то веки шутить был не намерен. — Ты же сам участвовал в процессе избавления наших девочек от этого жуткого недостатка.

— Какого?

Теперь настала очередь Хьюстона считать меня идиотом.

— Девственности, тупица.

— Я не об этом.

— Да понял я, — буркнул Хьюстон и стянул маску на самый подбородок, специально, чтобы я видел его кислую физиономию целиком, а не наполовину. — А вот ты, кажется, не понимаешь, что я не хочу слушать еще и от тебя, что наши девчонки шлюхи. Мне Меркулова хватило.

Сказать, что я удивился, все равно, что ничего не говорить. Опешил. Охуел точнее. Хьюстон злился. Нет, не так. Такими глазами смотрят на ненавистного человека. Так всякий раз смотрел на нас с Псарем Харя.

— Я знаю, что ты сам в это не веришь. — Ненависть исчезла, появилась усталость. — Просто бесишься из-за Елизаровой.

— Да мне нет дела до Елизаровой, сколько раз тебе повто… — я едва не надел ему на башку горшок с навозом, уже даже палочку достал.

— Сколько ни повторяй, ничего не изменится, — припечатал Хьюстон и напялил маску, давая понять, что не хочет разговаривать.

— Такое ощущение, что Наталья за семена из своего кармана платит. — Псарь вернулся от Тропининой. — Отсчитывает строго по четыре штуки. А вдруг я потеряю по дороге, очередь-то как за автографом рок-звезды, и все норовят дать друг другу по морде.

— Дикий вязиль, который получится из этих семян, используется для изготовления чуть ли не половины ядов, — объяснил Рома. — Мало ли кому в голову взбредет вырастить его у себя под кроватью и избавиться от соседей по спальни.

Мне почему-то послышалась угроза в его голосе, а может, воображение разыгралось.

— Ха, да я легче потерплю вас еще полтора года, чем буду заниматься домашним садоводством, — Псарь пихнул Хьюстона в плечо и обнял нас с Прогнозом.

Я через силу поржал.

Сразу после флороведения, не пожрав, я всегда бежал на тренировку, потому что двух часов нам не хватало, а забронировать стадион на три или четыре часа не позволяла Ольга Буренко, наш главный тренер и судья, мол, другим тоже тренироваться надо. С Буренко, в отличие от Устава Виридара, спорить было бесполезно, поэтому я требовал, чтобы парни приходили раньше. Жратва может подождать.