Фараон - Карин Эссекс

— Тогда ты стань этим человеком! Разве этот план не кажется тебе мудрым? Будь моим царем, набей собственные карманы моими сокровищами, и вместе мы подчиним восточные земли. Никто не сможет противостоять нам.

Цезарь, конечно же, думал об этом, он грезил, снова и снова прокручивая в голове эту идею, когда ночами лежал рядом с Клеопатрой. Превосходная идея. Да, нетрадиционная. Небывалая. Совершенно не вяжущаяся с римскими представлениями об управлении. Впрочем, нетрадиционность не остановила бы Цезаря.

Но провернуть такое дело будет значительно легче, если сперва он подчинит парфян, если он завоюет этих длинноволосых конных лучников, уже столько поколений досаждающих Риму. Рим никогда не примет царя, и Цезаря никогда не примут как царя в Риме. Но Рим — не Египет. В Парфии, Иудее, Египте, Мидии — на всех тех землях, которыми он намеревался завладеть, — монархия будет необходима.

— И мы передадим царство нашему сыну.

— В этом нет ничего невозможного.

Клеопатра очаровательно улыбнулась:

— Конечно, в этом нет ничего невозможного. Все, к чему мы приложим соединенные усилия, не может потерпеть неудачу.

Цезарь решил было, что сейчас Клеопатра подойдет и усядется к нему на колени; ему очень нравилось, когда она так делала. Она немного пополнела, раздалась в талии. Беременность придала мягкости ее тугому телу, и эта округлость выглядела очень мило. Но вместо того чтобы приблизиться к Цезарю с лаской, Клеопатра спросила:

— Так ты им заплатишь?

— Кому?

— Твоим легионам. Разве мы сейчас не это обсуждаем?

— Хорошо, хорошо, я буду им платить, если ты согласишься их кормить, — ответил Цезарь, прогоняя мечты. Впервые за много лет ему встретился человек, способный разоружить его. — Твои амбары сейчас полны. Так что это наименьшее, что ты можешь сделать.

— Согласна.

— А когда год спустя Цезарь вернется со своими легионами, амбары откроются и для нас, я полагаю?

— Согласна. Но не задаром. Одним лишь богам ведомо, сколько прожорливых мужчин потребуется, чтобы победить Парфию.

— За небольшую цену. Меньшую, чем платят иностранные купцы.

— Да. За цену, которую платят египтяне. Я просто не хочу терять деньги. А кроме того, я хочу Кипр. Если Арсиноя не стала там правительницей, это еще не значит, что остров не должен вернуться в состав государства моих предков. Вы с Клодием составили заговор, чтобы отнять Кипр у моего дяди. И все ради того, чтобы ты мог отделаться от Катона. Ты стал причиной смерти моего дяди. Я хочу получить возмещение за это. И за утраченные доходы, которые приносил нам этот остров.

— Клеопатра, я не собираюсь выплачивать никакие доходы задним числом.

— Но ты отзовешь оттуда римского проконсула?

— Ладно, ладно.

Какая ему разница? Когда его план вступит в силу, это все так или иначе будет принадлежать ему. Ему, ей, их мальчику. Цезарь мысленно тасовал детали плана, словно элементы головоломки. Некоторых пока что недоставало, но картина начала проясняться.

— Теперь поговорим о мальчике. О царстве. О наших судьбах. Твоей, моей, его. Что заставляет тебя колебаться?

— Ты хочешь получить все и сразу, Клеопатра. Это болезнь, свойственная юности. Я потратил десять лет на то, чтобы подчинить племена галлов. О, я, конечно же, предпочел бы справиться с этим побыстрее. И тем не менее на это ушло десять лет.

— Я не могу ждать десять лет, чтобы выяснить судьбу моего сына. И у тебя в твоем возрасте может не оказаться десяти лет, чтобы решить ее.

— Раз уж мы стали говорить начистоту, то позволь тебе заметить: ты навлечешь на себя гнев Рима, если примешься давить в этом вопросе. Успокойся и доверься мне. Конечно же, ты видишь, что египтяне не испытывают теплых чувств по отношению к Риму. Ты ведь не хочешь, чтобы твой народ ополчился на твоего сына?

— Нет, не хочу. Но это подводит меня к последней просьбе. Я согласна отложить на год вопрос о признании законности нашего сына в Риме. Но в таком случае ты должен кое-что сделать для меня.

Клеопатра знала, о чем он думает: Цезарь никому ничего не должен. Но ему хотелось баловать Клеопатру, словно ребенка, как он баловал бы Юлию и ее малыша, если бы они были живы. Почему бы ему не воспользоваться случаем и не побаловать юную женщину и нерожденное дитя? Он много трудился. Некоторые говорили, будто Цезарь делал все это лишь ради собственного удовольствия. Возможно, это было правдой. Однако же он почти ничего не требовал от других, не считая верности и готовности трудиться. Так почему бы ему не выполнить просьбу этого восхитительного создания, особенно если это поможет упрочить положение его наследника? Цезарь знал: о чем бы Клеопатра сейчас ни попросила, она попросит не для себя, а для семени великого человека, что зреет сейчас в ее теле. Такое случается с незаурядными женщинами, когда они понесут ребенка. С этого момента они навсегда перестают считать себя отдельным человеком, как прежде. Значительная часть их честолюбивых замыслов неизбежно переносится на сыновей. И Клеопатра — не исключение.

Его размышления прервал мелодичный голос Клеопатры.

— Дорогой, просто скажи «да», и все. Я желаю подарить тебе незабываемые впечатления.

Цезарь бросил кусок мяса в разинутую пасть крокодила; животное захлопнуло пасть с таким пылом, что диктатор расхохотался. Клеопатра заметила, что годы словно бы стекли с его лица, когда он заулыбался. Послеполуденное солнце висело над храмом, превращая колонны из песчаника в жидкое золото и делая молодым резкое, словно вырубленное из камня лицо Цезаря. Верховный жрец лично благословил это мясо для жертвоприношения Собеку, богу-крокодилу; сейчас он тоже смотрел, как Цезарь кормит шестерых тварей в священном бассейне.

— Я верю, что они божественны, — сказал Цезарь Клеопатре. — Ты только глянь вон на того, посередине, который дерется с остальными за еду. В нем добрых четырнадцать футов длины! Мне бы следовало назначить его своим офицером.

Клеопатра перевела это жрецу. Тот ответил, что указанное животное и вправду считается особенным.

— Как великий Цезарь внушает страх и трепет своему окружению, так и его любимый крокодил властвует над себе подобными.

Клеопатра увидела, что диктатор, заслышав эту откровенную лесть, иронически улыбнулся, но постарался скрыть улыбку.

Цезарь казался значительно моложе, чем в городе; он словно бы сиял изнутри. Конечно, сейчас он не вел войну, но Клеопатра думала, что он не просто позволил себе на время забыть о хлопотах. Перемены носили более глубинный характер. Цезарь не был сейчас ни столь циничным, ни столь всеведущим, как обычно. Казалось, он искренне наслаждается Египтом: экзотической красотой этой земли, обычаями, которые должны были казаться ему странными и загадочными, и в особенности свидетельствами продажности. Он хохотал от души, когда Клеопатра объяснила ему назначение потайных туннелей в храме. В давние времена священники вещали молящимся из стен, делая вид, будто это глас богов. Они требовали для себя особенно щедрых подношений, и в тот день у них был роскошный ужин.

— Я рада, что моя страна очаровала того, кто повидал великое множество стран, — сказала Цезарю Клеопатра.

— Это правда, — отозвался он. — Но я никогда не встречал ничего, подобного Египту.

Именно об этом и думала Клеопатра — и именно затем предприняла это путешествие, — что послание следует передать, и передать напрямую, а не через третьи руки. Надлежит продемонстрировать жителям Египта союз их царицы с великим человеком и намекнуть, что именно этот союз может дать им самим и их стране.

Клеопатра не собиралась рассылать воззвания или чеканить новые монеты. Она просто пойдет к людям, как уже делала прежде, и продемонстрирует себя и свои намерения. Этот метод уже дважды доказал свою пригодность.

У Клеопатры и в мыслях не было начинать с Александрии, жители которой были настроены довольно враждебно по отношению к ней и Цезарю. Она начнет с остальной страны, а потом использует благоприятные настроения, дабы повлиять на гордых греко-египтян Александрии. И вскорости — Клеопатра в этом не сомневалась — она получит и их поддержку тоже. Как Нил несет свои воды с юга на север, так и поддержка, которую она обретет в Южном Египте, двинется вниз по течению. Клеопатра была уверена, что добьется успеха.

Их барка имела триста футов в длину; ее сопровождала целая флотилия лодок, несших легионеров Цезаря. Хотя они выиграли войну и хотя Клеопатра пользовалась широкой поддержкой коренных жителей этой земли — повсюду, за исключением греческой Александрии, — они не были уверены в том, что путешествие обойдется без сложностей. Кроме того, Клеопатра сочла неплохой идеей продемонстрировать мощь Рима, объединенную с великолепием, богатством и очарованием царицы. По настоянию Клеопатры половина судов шла под римскими знаменами, а половина — под египетскими, закрепляя тем самым союз.