Надежда - Север Гансовский

— Тебе сколько лет?

— Двадцать пять, — сказал мужчина. — Только двадцать пять, — а на вид можно дать больше, правда?

Шофер не ответил. Мужчине хотелось поговорить, и он продолжал, цедя одно слово за другим и глядя вперед на однообразный степной пейзаж.

— У меня старики в Техасе сидят на ферме. Поесть хватает впроголодь, а одеться не на что. Отцу даже штанов не купить. А я как демобилизовался, так и валандаюсь.

— Член профсоюза?

— Нет… платить же надо.

— Ну тогда, значит, бродяга, а не безработный.

— Может быть, — согласился мужчина, — Может быть, и бродяга.

— А тебе всё равно?

— Конечно.

Они долго ехали молча. Вдали над горизонтом показались первые признаки города — едва заметный отсюда дым заводской трубы. На дороге было пустынно.

— В нашем городе бродяг не любят, — сказал шофер. Он взглянул на мужчину, ожидая, что тот скажет в ответ, но мужчина только пожал мускулистыми плечами.

— У нас на текстильном комбинате бастуют, — сказал шофер, — Хозяева бандитов нагнали в город — жуть. Это из тех, которых нанимают, чтобы забастовщиков усмирять. На каждом углу стоят, высматривают; у всех кастеты, револьверы. Ночью по городу не пройдешь. Да и днем тоже. — Шофер всё бремя поглядывал на мужчину, но тот равнодушно молчал.

— Что же ты молчишь?

— А что мне говорить-то? — удивился мужчина.

— Не боишься гангстеров?

— А что мне их бояться? Что им с меня взять?

Криво усмехнувшись, шофер отвернулся.

Степь кругом была безлюдна. Дальше к горизонту она переходила в коричневые пологие холмы.

Они проехали еще около трех километров, и вдруг шофер резко затормозил и повернул к обочине. Бочки сзади в кузове загрохотали. Мотор заглох. Наступила необычная тишина. Шофер открыл дверцу с той стороны, где сидел мужчина.

— Слезай!

— Что? — мужчина удивленно огляделся. Они стояли в степи. Поблизости не было никаких признаков жилья.

— Слезай, говорю, — сказал шофер со злобой.

— Да ты что, взбесился? — спросил мужчина. — Ехали-ехали и вдруг — слезай! Почему это?

— А потому, — шофер выругался, — что вас таких много сейчас в город торопится. Пронюхали, что забастовка, и сразу думаете — заработаем на чужом горе. Фирма только таких и ждет, чтобы открыть цеха.

— Так ты что, думаешь, что я…

— Конечно, скеб,[5] — шофер сплюнул. — Вы бродяги все такие. Лишь бы заработать. А там люди неделями сидят голодные, с семьями.

— Да я, — сказал мужчина, — и не слышал, что у вас там комбинат есть.

— Все вы не слыхали. Слезай, понял?

— Ты бы хоть поближе довез. Километров пятнадцать еще, но такой жаре.

— Слезай, говорю, — шофер нагнулся и пошарил у себя в ногах. — Я тебя тресну гаечным ключом по голове, перестанешь уговаривать. — Он сжал ключ в кулаке, со злобой глядя на мужчину.

— Ну ладно, ладно, — сказал тот, свертывая куртку. — Ладно, я слезу. Думаешь, я такой горячий, что полезу с тобой в драку? — Он вылез из кабины на раскаленный асфальт. — Дурак ты, вот кто. Высадить человека посреди дороги.

— Может быть, я и дурак, — сказал шофер, нажимая на стартер. — А ты скеб. Прогуляешься по жаре, — не будешь такой охотник до работы.

— Это тебе, наверное, жара в голову ударила, — сказал мужчина. Но шофер уже не слышал его. Мотор взревел. Из глушителя пахнуло едким дымом, и грузовик умчался.

Мужчина посмотрел на солнце, оно было сзади, за спиной. Он повел плечами, ощущая на них палящие лучи, и покачал головой. Затем он подошел к краю дороги, сунул куртку под мышку и зашагал к городу.

Уже темнело, когда мужчина добрался до первых домиков. Ноги у него болели от непривычки ходить помногу пешком. Ему хотелось спать, и он решил, что как только поест где-нибудь в дешевой закусочной, сразу начнет искать укромное место, где можно расположиться до утра.

На улицах было пусто, и в этой пустоте была тревога. Мужчина знал, что как раз в этот час рабочие дневной смены, уже отдохнув, выходят обычно из домов, чтобы подышать воздухом. Но теперь на тротуарах не было никого.

Мужчина миновал несколько улиц стандартных деревянных домов. Он оглядывался по сторонам, ища закусочную. На перекрестке он увидел одинокую фигуру в темном костюме и шляпе, сдвинутой на затылок.

Мужчина направился к незнакомцу. У того были большие черные глаза на бледном лице и густые черные усы. Незнакомец в упор смотрел на приближающегося мужчину. Он стоял, широко расставив ноги на самой середине тротуара.

Мужчина остановился перед ним.

— Вы не скажете, тут поблизости нет где-нибудь закусочной?

Незнакомец не ответил. Глядя пристально на мужчину, он покачал головой.

— Или аптеки?

Незнакомец молча оглядел мужчину с ног до головы и опять покачал головой.

— Ну, извините.

Мужчина шагнул в сторону, чтобы обойти незнакомца. Он прошел уже метров десять дальше по улице, когда услыхал сзади резкий окрик.

— Эй!

Мужчина обернулся. Незнакомец поманил его рукой.

— В чем дело?

Голос у незнакомца был негромкий, но отчетливый, и в нем слышалась не только просьба, но и угроза.

— В чем дело? — повторил мужчина. — Вы что хотите?

— Иди сюда.

Мужчина угрюмо пожал плечами. Когда он подошел к незнакомцу, тот вдруг протянул руку и схватил мужчину за кисть. Пальцы у него были жесткие, как металл.

— А ну-ка пройдемся со мной.

— Зачем? — спросил мужчина. Напрягая мышцы, он вырвал руку. — Я не…

Он не успел договорить. Незнакомец взмахнул свободной рукой. Мужчина ощутил оглушающий удар чем-то тяжелым по лицу пониже щеки и почувствовал, что падает.

Когда он пришел в себя, незнакомец был уже не один. У себя над головой мужчина увидел еще три фигуры. Все четверо стояли возле него полукругом.

— Пожалуй, это не он, — сказал чей-то голос.

— Посвети-ка. — Это был голос усатого.

Мужчина увидел, что кто-то нагибается к нему. Вспыхнула лампочка карманного фонаря и на мгновение ослепила его. Чей-то новый голос сказал:

— Ни черта это не он. У того рожа широкая, как тарелка. И вообще чего он будет здесь шляться. Он сидит себе в комитете или дома.

Фонарь погас. Четверо стояли молча. Мужчина лежал на земле.

— Сведем-ка его в участок, — сказал усатый. — Там посмотрим, что за птица.

— А ну, вставай.

Мужчина почувствовал удар носком ботинка в бок. Он вздохнул, как будто бы пробуждаясь.

— Давай-давай, — сказал кто-то. — Не прикидывайся.

Мужчина с трудом поднялся на ноги. Челюсть у него болела. Во рту он чувствовал солоноватый вкус крови. Он сказал:

— Вы, наверное, меня приняли за кого-то другого, ребята?

Ему хотелось скорее уйти от них. Уйти, даже забыв боль и обиду.

— Не разговаривай, — сказал усатый. Он толкнул мужчину вперед. — Шагай.

Допрос в полицейском участке был краток.

Лейтенант полиции задавал вопросы, мужчина быстро отвечал на них. Четверо, которые привели его сюда, стояли тут же у барьера, внимательно слушая.

— В порядке, — равнодушно бросил лейтенант, кладя на барьер бумажник с документами мужчины.

— Может проваливать? — спросил усатый.

Лейтенант кивнул.

— А ты Джефферса, руководителя забастовки, не знаешь? — спросил усатый у мужчины.

— Я тут ни одного человека не знаю, — ответил мужчина. — Я же говорю, что первый раз тут.

Двое из незнакомцев разочарованно отвернулись. Один из них злобно плюнул, с силой толкнул плотно закрытую дверь и вышел на улицу.

Усатый и третий незнакомец прислонились к барьеру и закурили.

— Зря притащили, — сказал усатый.

Никто уже больше не обращал внимания на мужчину. Он стоял растерянно посреди комнаты. Прошла минута.

Двое у барьера разговаривали. Лейтенант поднял голову и взглянул на, мужчину.

— Эй, можешь идти.

Мужчина покраснел.

— Могу идти, — повторил он. — Остановили на улице, разбили челюсть. — Он осторожно потрогал рукой ушибленное место. — А теперь — «можешь идти».

Наступило недолгое молчанье. Затем один из стоявших у барьера медленно повернулся к мужчине.

— Ты никак обиделся? — Он пристально посмотрел на мужчину и добавил очень серьезно: — Хочешь, чтобы мы тебе поправили челюсть с другой стороны?

— Нет, не хочу, — сказал мужчина. — Не люблю, когда меня бьют по морде. Не люблю подставлять морду, понимаете?

Он повернулся и, толкнув дверь, сразу вышел на улицу. Было уже совсем темно, только горящий возле участка фонарь отбрасывал качающийся светлый круг на пыльную мостовую.

Отойдя на несколько шагов, мужчина остановился и оглянулся. Одно из окон в доме растворилось, оттуда вылетели клубы пара и дыма. Чей-то мужской сиплый голос пел песню, раздавался смех. Весь этот шум резко прозвучал на тихой улице и сразу смолк, потому что кто-то с силой захлопнул окно изнутри.