Выбор за тобой - Делла Сванхольм

– Такое случается, хоть и редко, – произнесла Анна. – Она же художник, то есть натура творческая, ищущая. К тому же она миллионерша, то есть женщина капризная, взбалмошная. А может, она хотела стать как все – завести семью, детей. А потом поняла, что с Маргарет ей лучше всего. Кто их разберет…

– Да, но как он, такой блестящий любовник, мог связаться с лесбиянкой?

– А может, он до сих пор не знает, что она такая? Или, быть может, – губы Анна дрогнули, – в постели с ним она проявляла такие чудеса – продиктованные как раз тем, что она лесбиянка, – что он просто сошел с ума. И привязался к ней сексуально – так же, как ты сама привязалась к нему. Я не знаю…

Из груди Джессики вырвался стон.

– Скажи, Анна, честно, глядя мне в глаза: а ты знала, что Грета и Алан были любовниками?

– Конечно, не знала, – ответила Анна, глядя Джессике в глаза, как та просила. А про себя молила: Мадонна, прости меня! Ведь Грета и была тем самым радикальным средством, которое должно отвратить мою подругу от Алана! Прости меня, Мадонна, за эту ложь. Но это ложь во спасение.

Джессика всхлипнула.

– Я не буду позировать Грете. Я ненавижу ее! И никакой портрет ее кисти мне не нужен. – Она неловко вытерла выступившие на глазах слезы. – И Алана я ненавижу тоже. Он разрушил мою жизнь. Да, я его ненавижу! Но мне очень плохо, Анна… прошу тебя, помоги мне!

Анна долго молчала, а потом тихо сказала:

– Хорошо, я постараюсь. Говорят, что, если человек несчастен, он должен найти кого-то, кому еще хуже, и помочь ему.

– А кому может быть хуже, чем мне?! Я на краю пропасти от отчаяния и обиды.

Анна села на диван рядом с Джессикой.

– Много лет назад я была такой же наивной и доверчивой, как и ты, Джессика. – Губы Анны дрогнули. – Конечно, не такой красивой, но, говорят, довольно симпатичной. И однажды в одной веселой компании я познакомилась с итальянцем по имени Марио. Он был высокий, стройный, черноволосый, с пронзительными карими глазами. Мало говорил, но очень внимательно слушал. Он работал помощником у знаменитого нью-йоркского адвоката и со временем должен был тоже стать адвокатом. Это была любовь с первого взгляда. Вскоре мы поженились. Его родители держали булочную, и в их доме всегда пахло восхитительным итальянским хлебом и сдобой. Мы жили на втором этаже, а булочная и две комнаты родителей располагались на первом. – Глаза Анны затуманились, но, пересилив себя, она продолжила: – Скоро я забеременела. У нас родилась дочь – прелестное черноволосое создание. Мы назвали ее Алессандрой. Алессандра Бальдини… – Анна на мгновение закрыла глаза, тяжело вздохнула и продолжила: – И мы, и его родители души не чаяли в девочке. А что касается меня, то я была просто безумной матерью. Я обожала свою дочь.

Марио часто уезжал в командировки по делам босса. А я очень скучала. Особенно по ночам. Без Марио постель казалась мне холодной. И когда он возвращался, я с особым рвением ухаживала за ним. Так прошло два счастливых года. И вдруг совершенно случайно – не спрашивай меня как – я узнала, что мой любимый Марио обыкновенный убийца. Киллер, обслуживающий один из кланов «Коза Ностры». Я была просто раздавлена. Мой любимый муж, отец моего ребенка – убийца?! У нас состоялся бурный разговор. И Марио сказал: «Ты слишком умна для женщины, Анна, если обнаружила, кто я в действительности. И ты можешь выдать меня полиции, даже если поклянешься, что никогда не сделаешь этого. Чтобы обезопасить себя и своих боссов, я забираю Алессандру и уезжаю с ней на Сицилию. Одно твое обращение в полицию – и ребенок будет убит».

– Ты не сделаешь этого! – закричала я. – Ты ведь любишь дочь!

– Да, люблю, – лаконично ответил он. – Но мы живем по законам омерты – мы должны хранить клятву молчания. И отныне Алессандра гарантия твоего молчания.

Я рыдала, валялась в его ногах, умоляя не разлучать меня с дочерью. Но на следующее утро Марио исчез. И Алессандра тоже. Я не видела ее вот уже десять лет. Сердце мое с тех пор кровоточит. Я ненавижу красивых мужчин. Я ненавижу Марио и его боссов. Но молчу, чтобы моя дочь оставалась живой.

Джессика вскочила, забегала по комнате, потом снова села. Она обняла подругу и тесно прижалась к ней.

– Прости меня, Анна, – тихо прошептала она. – Мое несчастье кажется просто глупым капризом по сравнению с твоим горем. Прости! – Она закусила губу. – Но откуда ты знаешь, что твоя дочь до сих пор жива?

– В прошлом году родители Марио, с которыми я не общалась все это время, попали в автокатастрофу, – глухо ответила она. – По их просьбе ко мне пришел католический священник. Он отвел меня к ним в больницу. И меня вопреки правилам пустили в реанимационное отделение. Моя бывшая свекровь умирала. Врачи уже не могли ей помочь. Но перед самым концом она открыла глаза и прошептала, что Алессандра жива и воспитывается в приюте при католическом монастыре на Сицилии.

– А Марио? Где этот негодяй?

– Он, оказывается, несколько лет назад был убит в перестрелке.

– Но почему ты не заберешь свою дочь теперь, когда нет ни Марио, ни его родителей? Почему?! – воскликнула пораженная Джессика.

Анна не мигая смотрела в окно, за которым сгустилась ночная темнота. А потом повернулась к Джессике и прошептала:

– Потому что я умираю. Недавно я обратилась к врачам по поводу боли в спине. Они обнаружили у меня саркому – неоперабельную форму рака. Мне осталось жить от силы месяца два-три. Я не могу забрать дочь, которая меня совсем не знает, из места, где о ней заботятся, чтобы потом оставить ее круглой сиротой.

– Нет, Анна, нет! Мы спасем тебя! Я попрошу Нельсона найти для тебя лучших онкологов. Ведь есть надежда…

– К сожалению, надежды нет. Душевная травма, нанесенная мне Марио десять лет назад, не прошла бесследно. Что-то сломалось в моем организме. Он боролся, боролся и вот…

– Нет, я не оставлю тебя в беде! – закричала Джессика. Она положила голову Анны себе на грудь и стала баюкать ее как ребенка. В эти минуты, казалось, Джессика повзрослела на десять лет. А Анна, наоборот, превратилась в маленькую беспомощную девочку. Теперь, когда она рассказала Джессике правду о своей жизни, о своей болезни, ей уже не надо было изображать из себя сильную женщину.

Обессилев после откровенного разговора, Анна вскоре задремала на диване.

– Мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем! – прошептала Джессика. Теперь ее мысли были заняты только этим. Ей было стыдно, что она оказалась такой самовлюбленной и избалованной. Анна все время была рядом, подбадривала ее, учила жизни, а Джессика и не заметила, как та, которая всегда казалась ей такой сильной и независимой, страдает. Какой стыд! Я незаметно для самой себя превратилась в законченную эгоистку! – казнила себя Джессика.