Алый Завет (СИ) - Злобин Михаил

В таком темпе могильщики прошествовали до огненного одра и осторожно переложили мертвую девушку на сухие поленья. С этого момента и начался долгий погребальный ритуал, который я не пытался ни запомнить, ни понять. Просто потому что все это было глупо и неразумно. Плоть умерла, и души в ней уже нет. Пустому телу теперь уже абсолютно безразлично, что с ним будут делать. Это я прекрасно знал по собственному опыту.

Финальной частью обряда стало возжигание длинного факела и торжественное преподнесение его Рагнейлу Дивита, как главе рода. Однако тот, попытавшись было взять его, так и замер с протянутой рукой в неестественно напряженной позе. Я хоть и не мог видеть его лица, но очень живо представил, как непримиримая борьба с накатившими эмоциями исказила мимику наследника Хоурая.

— Ну же, Рагнейл, давай! — Прошептал я сзади, затесавшись в многочисленную семейную свиту.

Остальные аристократы тоже видели муку и колебания, одолевающие парня, но никто не спешил прийти ему на выручку. У них попросту не было на это права, ведь отправить Линнею в последний путь надлежало именно ее брату.

— Я… не могу… — едва слышно простонал глава дома сквозь стиснутые зубы. — Не могу… не верю… не хочу…

— Надо завершить обряд, домин, — сочувственно пробасил храмовник, держащий зажженный факел. — Вы обязаны найти в себе силы, либо попросить кого-нибудь другого сделать это.

— Нет! Я не…

Мне показалось, что если Рагнейл скажет еще хоть одно слово, то разрыдается в голос. Поэтому я осторожно тронул его за плечо, обращая на себя внимание.

— Уступи это бремя Кайету. Он сильный. Он справится.

Младший брат сначала бросил на меня испуганный взгляд, но потом стиснул челюсти и, не дожидаясь реакции от Рагнейла, перехватил протянутый факел. Он уверенным шагом подошел к сложенному хворосту и замешкался лишь на мгновение, прежде чем поднести огонь к погребальному ложу.

— Прощай, сестренка, — сипло промолвил он, — пусть Ворган с почетом примет тебя в свои чертоги. Мы обязательно найдем того, кто с тобой это сделал…

Пропитанное маслом дерево занялось очень быстро. Кайету не пришлось даже обходить костер, чтобы запалить его с другой стороны, ведь пламя и так прекрасно справлялось со своей задачей. Едва первые оранжевые языки побежали по сложенным поленцам, как все присутствующие в едином порыве вскинули пальцы к переносице, провожая в последний путь душу прекрасной Линнеи.

Сначала все молчали, глядя на то, как огонь жадно пожирает все, до чего только дотягивается. А потом Кайет затянул грустную прощальную песню. Ту самую, которую пел Астал, провожая носилки с телом Эпимоса. Песнь, что стирала границы между людьми, ставя аристократа и крестьянина на одну ступень. Ведь в такие моменты становилось совершенно неважно, насколько ты богат и знатен по происхождению. Для смерти мы все оставались равны.

Ворон черный смерть призывает.

Ворон тенью над миром кружит.

Он о гибели всех извещает,

Сердце плачет, от боли дрожит…

Нестройным хором ему вторили остальные, и вскоре внутренний дворик храма целиком растворился в этом заунывном печальном мотиве. Линни покидала этот мир навсегда, и я лишь мог тешить себя несбыточной надеждой, что она ускользнет от сетей Князя Тьмы и не попадет в колючие объятия Преисподней.

Глядя на то, как жаркое пламя неспешно подступается к телу девушки, я пытался прислушаться к себе. Мне на долю мгновения показалось, что я ощутил острый укол вины и сожаления из-за того, что поступил с ней именно так. Однако иного более быстрого пути привести к власти младшего брата Дивита и сместить Рагнейла я попросту не видел.

Впервые со времен гниения в адских вертепах, я признался себе, что в самом деле заслужил эти тысячелетия страданий. Но это же и дарило робкую надежду… А вдруг то, что с моей душой делали демоны и я сам, не убило ее окончательно, и она все еще вяло трепыхалась, пытаясь сохранить остатки своей человечности? Да, все годы, проведенные в этом мире, с самого первого дня, я стремился давить в себе любые проявления чувств. По-настоящему живым я ощущал себя лишь единожды, когда самозабвенно полосовал на куски одержимых тварей, рыскающих по джунглям Дикого материка. Однако ведь раньше в глухом лесу моей души не возвышался зловещий обелиск, стремящийся пожрать мою природу. Быть может, я с самого начала ошибался? Может, я не должен противиться воскрешению, чтобы не потерять и этот крайне зыбкий, но все же шанс?

Стиснув челюсти, я наблюдал за пляской огненных лепестков и преисполнялся все большей уверенностью в своем выборе. Спасибо тебе, Линни. Ты помогла мне определиться, какую сторону я займу в противостоянии этого безымянного мира с Дьяволом. Именно ты смогла показать мне, что я все еще человек. Не демон, не камбион и даже не потерявший всякие моральные ориентиры грешник. Я такой же, как и сотни людей, что сейчас стоят рядом со мной и поют в твою честь песню. И будь я снова проклят, если не сделаю все, лишь бы твоя жертва не стала напрасной. Как и страдания остальных тысяч душ, которым еще только предстоит утонуть в кровавом водовороте грядущих событий. Я искренне прошу прощения у тебя и всех тех, кто отдаст свои жизни за избавление этого мира от гнёта Князя Тьмы. И мне плевать, даже если я сам после этого целую вечность буду в муках ползать перед багровым троном Владыки Преисподней, рыдая от боли. У всего есть цена, и мне есть, чем платить…

Пойте, братья, гимн горькой тризны,

Славьте тех, кто уходит от нас.

За горизонтом свет новой жизни,

Мы умираем, чтобы он не погас…

Порывистый ветер, которому просто неоткуда было взяться в закрытом дворе храма, внезапно налетел на погребальный костер, распаляя пламя до самых верхних капителей монументальных колонн. Жадный огонь и летящие искры скрыли от наших взглядов хрупкую стройную фигурку, завернутую в кипенно-белый саван, и песня зазвучала еще громче…

Вот уже вторые сутки Астра сидела взаперти в собственной комнате, не допуская даже мысли покидать ее. Она не выходила, чтобы поесть, не выходила чтобы умыться, а просто бессовестно напивалась вином, которое стащила на кухне, как последняя воровка. Вот только то, что она пала так низко, сейчас заботило аристократку в самую последнюю очередь. Теперь на ее совести появилось багровое несмываемое пятно, которое не получится свести уже ничем.

Небесная тысяча, что же на нее нашло?! Из каких неведомых глубин души воспряла настолько черная и непримиримая ненависть к Линнее? Молодая аристократка не знала ответов, и этот ужасный поступок испугал даже ее саму. В ушах до сих пор звучали предсмертные мольбы зарезанной Дивита, которые Астра пыталась заглушить выпивкой. Если б ее в таком состоянии застала мать, то даже страшно представить, какой разнос она бы устроила дочери.

Однако у Луаны, судя по всему, накануне произошло нечто не менее шокирующе, что пошатнуло ее душевное равновесие. Она буквально в одночасье превратилась из цветущей прекрасной женщины в злобную старуху. И дело тут было вовсе не во внешности… по крайней мере, не в ней одной. Характер вдовы испортился настолько, что ее теперь старательно избегали все члены семейства, включая дядю-узурпатора. Впрочем, Луана и сама ни с кем не искала встреч, предпочитая проводить свои дни в уединении. Так что юная Персус могла дать себе поблажку и побыть один на один со своими мыслями…

Раздавшийся стук в дверь заставил аристократку подпрыгнуть на месте и трусливо спрятать недопитую бутыль под подушку, словно это могло скрыть витавший в помещении застарелый винный смрад… Однако сейчас Астра ощущала себя преступницей, а потому первейшим ее подсознательным желанием было скрыть все улики, о чем бы они не свидетельствовали. Девушке казалось, будто любая мелочь способна выдать ее…

Из коридора, тем временем, принялись долбиться еще настойчивее. И аристократка на подгибающихся ногах двинулась к выходу. Пока она плелась, в голове успели пронестись сотни черных опасений. И самые мрачные из них с садистским удовольствием нашептывали Астре, что это за ней пришли имперские дознаватели, прознавшие о том, что это она убила Линнею. Что теперь ее закуют в кандалы и заточат в темницу, огнем и железом выпытывая мельчайшие подробности ее злодеяния.