Иллюзия любви. Сломанные крылья - Ольга Дрёмова

— Я себе представляю, как рассвирепела тётя Инна! — невольно рассмеялся Семён.

— Рассвирепела — не то слово! Ты же знаешь, она тихая и мирная, но если её разозлить…

— Ну, и что дальше? — после такого поворота событий Семён слушал рассказ матери действительно с интересом. — Она ему всё сказала?

— Да нет, ничего она ему говорить не стала, — Надежда опустила голову и замолчала.

— А почему? — не понял Семён. — С её-то языком она могла бы так отхреначить папеньку, что тот не знал бы, куда со стыда деться. Всё развлеклась бы…

— Могла бы… — Надежда подняла на сына глаза. — Конечно, могла бы…

— Тогда что же?

— Инка уже раскрыла рот, чтобы отвесить что-нибудь эдакое, но увидела, что эта пигалица ждёт ребёнка.

— Ребёнка?! — Семён вытаращил глаза и медленно поставил чашку на стол. — Как, ещё одного?!

— Вот уж не знаю, одного или двух, — усмехнулась Надежда.

— Он когда-нибудь остановится или нет? — губы Семёна презрительно выгнулись.

— Кто ж его знает? — пожала плечами Надя. — С одной стороны, он ещё не старый, сорок шесть для мужчины — не так уж и много. А с другой — мразь он порядочная, вот что я тебе скажу. Мало ему троих, он ещё одну дурочку нашёл, теперь и ей жизнь искалечит.

— Тебе что, жалко её?

— Тебе этого не понять…

— Ты так говоришь, как будто всё ещё любишь его, — в глазах Семёна промелькнуло удивление.

— Люблю? — Надежда на миг задумалась. — Нет, сынок. Столько лет прошло… Если что и было, так уже давно быльём поросло.

— Я ничего понять не могу, — Семён тряхнул роскошной гривой вьющихся волос.

— А тебе и не надо.

— Странная ты какая-то! — Семён в недоумении пожал плечами. — Если ты отца ненавидишь, почему тебе жалко эту глупую девочку, позарившуюся на такое барахло? А если у тебя к нему что-то осталось, зачем выгнала?

— Пей чай, а то совсем остынет, — Надежда провела рукой по голове сына. — Любовь… Ненависть… Надо же…

— Нет, подожди, мам. Ты мне объясни всё по-человечески, я имею право об этом знать: как-никак меня это тоже каким-то боком касается.

— Большое знание рождает большую боль. Ни к чему тебе всё это. Я свою жизнь уже прожила, что о ней говорить? Давай лучше складывать твою, и пусть она окажется легче и светлее моей.

Настя надула щеки, провела пальцем от виска к подбородку и недовольно уставилась на своё отражение. Усмехаясь, круглое зеркальце-ромашка на пластмассовой подставке корчило Насте рожи и упрямо показывало чьё-то чужое лицо. Отёчные веки, тёмные мешки под глазами, какие-то дикие малиновые прыщи по всей коже — девушка в зеркале была просто отвратительна. От красавицы с дивными белокурыми локонами и ясными голубыми глазами не осталось и следа. Жалкая, бледная, она походила на измятый лист бумаги, завалявшийся в ящиках старого письменного стола и вытащенного на свет белый исключительно по случайности.

— Боже мой, какая же ты уродка! — Настя схватила зеркало и, перевернув, для верности прикрыла его руками.

В красивой деревянной рамке на краю стола помещалась её фотография, сделанная год назад, и от зависти к красоте и счастливой улыбке молоденькой девочки на тоненьких высоких каблучках на глазах Насти выступили слёзы.

— Какая же ты дура! Какая же ты набитая дура! — сжав кулаки, она зажмурилась, и из её груди вырвался стон. — Говорила же мать, не торопись, нет, надо было вляпаться в такое дерьмо! — Настя со злостью ударила по фоторамке, и та, кувыркнувшись, с грохотом упала на пол.

Дела молодой жены шли из рук вон плохо, и причин поплакать у неё действительно имелось предостаточно. С тех пор как на безымянном пальце правой руки появился заветный золотой ободок, прошло чуть больше полугода, но эти несколько месяцев полностью перевернули всё её существование, не раз заставив пожалеть о совершённой впопыхах глупости. Связать себя по рукам и ногам в восемнадцать лет было само по себе неумным поступком, но согласиться на ребёнка в первый же месяц совместного существования — этому не находилось даже названия.

Сидя дома у окна и ожидая возвращения мужа с работы, Настя не раз представляла себе развесёлую жизнь своих более умных подружек и кусала локти от досады. Купаясь в поклонниках и подарках, они развлекались на полную катушку, получая от жизни столько удовольствия, сколько ей и не снилось. Цветы, украшения и конфеты проносились перед её мысленным взором непрерывной чередой, терзая бедное сердечко и доводя чуть ли не до истерики.

То, что Настин изумительный избранник оказался скупым, открылось почти сразу же после свадьбы, в тот же самый день, вернее, вечер, когда Леонид, старомодно встав на колено, протянул ей алую бархатную коробочку…

— Что это, милый?

В предвкушении дорогого подарка сердечко девушки часто забилось, и, разливаясь по груди приятным теплом, всё её существо наполнилось ожиданием маленького счастья.

— Это дар любви, — наклонив смиренно голову, Тополь протянул молодой жене бархатную коробочку. — Прими от меня знак восхищения твоей красотой, молодостью и очарованием. Сегодня у нас маленький юбилей — ровно месяц с тех пор, как мы с тобой вместе. Мне хочется, чтобы эта скромная дата запомнилась тебе на всю жизнь.

Средневековые манеры рыцаря привели Настеньку в восторг, ещё никто и никогда не дарил ей подарков, стоя на коленях. Не в силах сдержать счастливой улыбки, чувствуя себя чуть ли не королевой, она взяла из рук любимого алую коробочку и щёлкнула крохотным замочком. По какой-то причине замочек не сработал, но коробочка открылась, и глазам девушки предстало недорогое золотое колечко с фианитиком.

— Какая прелесть!

Протянув руку, Настенька взялась за тонкий золотой ободочек и примерила его. Колечко оказалось впору. Тоненькое, изящное, оно смотрелось на ней очень даже неплохо, но было в нём что-то такое…

— Тебе правда нравится? — красивые губы Тополя растянулись в светло-розовую полоску.

— Конечно…

Выразить словами своё состояние Настя не могла, но её не покидало какое-то странное чувство, словно в комнате присутствует кто-то третий, наблюдающий за ними со стороны.

— Тебе очень идёт, — взяв жену за руку, Леонид отступил на шаг и поиграл гранями камня на свету. — Как будто для тебя сделано.

— Что значит как будто? — удивилась Настя, и её глаза широко распахнулись. — Разве ты покупал его не специально для меня?

— Нет, что ты… конечно, для тебя. А для кого же ещё? — поспешно захлопнув коробочку, Леонид торопливо убрал её в карман пиджака, и от его излишней суетливости Насте опять стало не по себе. — Так я тебе угодил? — занервничал Леонид, заметив в глазах девушки растерянность.