В тени восходящего солнца - Александр Куланов

9) Познакомиться с русским служащим в интересных для меня учреждениях.

10) Чаще встречаться с товарищем по школе Сазоновым, который являлся правой рукой атамана Семёнова, и через него познакомиться с лицами из политических и военных кругов Японии»[87].

Резидент Монах (новый оперативный псевдоним Ощепкова еще конкретнее указывал на прошлое своего обладателя) сумел выполнить почти всё намеченное, в том числе те пункты, в которых прослеживается его опыт службы в контрразведке — расселение вблизи воинских частей и дружба с фотографами были излюбленными методами работы японской разведки в России. Впрочем, топографические особенности работы Василия Ощепкова и других наших разведчиков в Токио — тема отдельного исследования.

Помимо «сотрудника Чепчина» — однокашника Ощепкова по семинарии, ставшего преподавателем одного из токийских военных училищ и давшего согласие работать на русских, Василий Сергеевич установил связь ещё с несколькими бывшими семинаристами, занявшими интересные для разведки посты. Владимир Плешаков оказал помощь старому другу, наладились отношения со Степаном Сазоновым, нашёлся и «русский служащий в интересном учреждении» — в компании «Мицубиси». Казалось, что советская тайная служба в Японии разворачивает сеть, которая принесёт в скором времени долгожданный богатый улов. Ведь прошло чуть больше года с начала работы. Этого едва ли достаточно нелегалу, чтобы устроиться на новом месте, освоиться, обжиться, особенно если это место — Япония. Вспомните —Рихард Зорге прожил в Японии восемь лет! Однако крупные «специалисты» рабоче-крестьянского шпионажа, руководившие Ощепковым, по-прежнему оставались недовольны работой своего сотрудника и требовали результата «здесь и сейчас». Результат был. По мнению экспертов, результат уровня значительно выше среднего для той ситуации, в которой оказался Василий Сергеевич, — почти все время находящийся под гласным и негласным полицейским наблюдением, да еще и почти лишенный финансирования своим преступным в необразованности и нежелании учиться командованием.

Два начальника—Бабичев и Заколодкин—быстро обвинили Василия Сергеевича в плохой работе, нецелевом расходовании бюджетных средств и предложили возвратиться в Советский Союз, чтобы вернуть деньги и... пройти разведывательную подготовку. Ощепков недоумевал: «Ведь должна быть груда ценных материалов, если они переведены на русский язык»[88](выделено мной. — А.К.), но военно-бюрократическая машина работала безотказно: 15 апреля 1926 года первый нелегальный резидент советской военной разведки в Японии был назначен переводчиком разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа. Фактически Ощепков навсегда покинул Японию, чтобы переводить те секретные материалы, которые перед этим он сам же отправлял в Центр из Токио. По воле начальства покинул настолько спешно, что страдавшая от чахотки жена была оставлена в Токио и добиралась на родину сама.

В архиве японского министерства иностранных дел мне удалось обнаружить донесение агента секретной полиции Токко, обнаружившего внезапное исчезновение «подозрительного русского»: «... 16 апреля Ощепков отправился в деловую поездку в Кобэ, однако выяснилось, что на данный момент он находится во Владивостоке, к тому же он вызвал туда свою жену Марию, находившуюся тогда в Токио. Мария уехала из Токио 7 мая и отправилась во Владивосток через г. Цуруга. Внезапная поездка Ощепкова во Владивосток показалась неестественной, так как до этого он жаловался, что у него большие трудности с получением советского паспорта. Кроме того, близкие к нему люди, в том числе сотрудники “Фильма”, и его домашний персонал, полагали, что на данный момент он находится в Кобэ. Исходя из этой подозрительной ситуации мы провели разведывательные действия».

Мария [Ощепкова]:

«Поскольку японской публике не очень нравятся европейские (английские, французские и пр.) фильмы, которые абсолютно не конкурентоспособны перед американскими продукциями, мой муж в последнее время стал серьезно изучать русскую литературу с тем расчетом, что от показов русских кинофильмов в Японии можно ожидать больших успехов. И, так как цель его визита во Владивосток заключалась в деловых переговорах с советской кинокомпанией, вопреки ожиданиям ему сразу выдали паспорт, а также разрешение на выезд из пределов Японии. После этого в своем письме он приказал мне тоже отправиться во Владивосток.

В письме не было никаких подробностей, но я предполагаю, что там, во Владивостоке, рассчитывают, что мой муж мог бы принести пользу, поскольку он в совершенстве владеет японским языком».

Итиро Кобаяси и Хидэкити (Эйкити?) Кимура, сотрудники компании «Фильм»:

«Ощепков уехал туда без предупреждения, и мало того, он в своем последнем письме приказывает нам обсудить...вопрос о дальнейшем существовании компании, ссылаясь на то, что он не в состоянии вернуться в Японию в течение ближайшего времени. Мы глубоко смущены и подозреваем, что все это лишь оправдание: он до этого говорил, что готов устроиться в советскую кинокомпанию в зависимости от размера гонорара. Мы предполагаем, что, скорее всего, он уже устроился туда, и считаем его оправдания неуместными»[89].

Спустя всего полтора года новый, сменивший Заколодкина (тот через десять лет будет расстрелян по обвинению в попытке организовать бомбардировку Кремля), начальник разведки округа докладывал в Москву: «Я хочу выразить глубокое возмущение по поводу снятия с работы Ощепкова, этот факт не лезет ни в какие ворота... Я глубоко убежден, что если бы в своё время было дано надлежащее руководство, он во сто крат окупил бы затраты на него... Это тип, которого нам едва ли придётся иметь когда-либо... Я полагаю, что если бы вы дали нам Ощепкова сейчас, мы сделали бы из него работника такого, о котором может быть не позволяем себе и думать»[90].

Создавая самбо

Ощепкова в разведку больше не «дали», да это, как мы теперь знаем, было бы и бессмысленно — объяснить в Токио внезапное исчезновение подозрительного русского, долгое его присутствие в Советском Союзе и последовавшее за этим «чудесное возвращение» в Японии всё равно не удалось бы. В 1927 году Василий Сергеевич переехал в Новосибирск, где тогда был расквартирован штаб округа, и продолжил службу переводчиком. Как всегда, он немедленно приступил к пропаганде своего любимого дзюдо, но не среди любителей-спортсменов и милиционеров, как делал это в дореволюционном Владивостоке, а среди военных. В этом решении видны и опыт жизни в столь же милитаризованной Японии, и профессиональная принадлежность, и безысходность. Дело в том, что, если верить сообщению В.И. Лота, в Новосибирске для Ощепкова закрылись окончательно перспективы разведывательной и контрразведывательной работы. В том, что он такую возможность еще видел, свидетельствует письмо Василия Сергеевича Заколодкину: «Если я в настоящее время буду скрыт от официальной службы переводчика при штабе военного округа, то в перспективе можно рассчитывать на успех». Однако 24 апреля 1927 года в десятом часу вечера Ощепков и группа его учеников, в том числе сотрудники ОГЛУ и военные в форме, зашли после тренировки в ресторан Делового клуба Новосибирска. Там же оказались и трое японцев, в том числе сотрудник консульства этой страны. Он узнал Ощепкова, под руководством которого занимался дзюдо во Владивостоке, а Василий Сергеевич вспомнил его[91]. Оба сразу определили профессиональную принадлежность друг друга, и на этом карьера Василия Сергеевича Ощепкова как нелегала окончилась, и началась карьера основателя самбо.

В том же году в окружной газете появилась большая статья под заголовком “Джиу-Джицу” в Новосибирске»: «На собрании ячейки ОСО при штабе СибВО состоялся интересный доклад тов. Ощепкова о японской самозащите — “Джиу-Джицу” и был показан ряд её приемов...». Как японист, Василий Сергеевич давал в статье лингвистический комментарий: «Слово “Джиу-Джицу” или вернее, “Дзюу-Дзюцу” (в Японии говорят “Дзюу Доо”) в переводе на русский язык означает “искусство ловкости-гибкости”...» Ощепков настаивал на введении преподавания дзюдо в армии, мотивируя это тем, что «Джиу-Джицу» преподают уже в войсках Англии, Франции и Америки. Понятно, что в Новосибирске принятие настолько глобальных решений было невозможно, но интересно, что сразу после доклада Ощепкова в городе были созданы сразу две группы по изучению дзюдо — мужская и женская, а Василий Сергеевич даже устраивал PR-шоу: «В целях популяризации самозащиты японской системы “Джиу-Джицу”, тов. Ощепков предполагает выступать в местном цирке, где он продемонстрирует приемы “Джиу-Джицу” и устроит показательное соревнование, выпустив против себя 5—10 нападающих»[92]. Это был успех. О докладе Ощепкова написали и другие газеты, его цитировали и ждали новых выступлений, но... Василия Сергеевича это уже не радовало. В женскую группу не записалась его жена — чахотка доконала её в сибирском климате, и, похоронив супругу, Ощепков в отчаянии обращается к своим московским друзьям с просьбой помочь ему выбраться наконец из Сибири.