Умри, ведьма! - Елена Первушина

Десси рассмеялась:

— Сам же говорил, на что. На два пас — в прикупе чудеса. А еще на топорище из рябины.

Глава 11

Дома у Гнешки шеламку поджидали трое гостей — весьма дородная баба в расшитой дорогой юбке и душегрее и двое мальчишек, одетых на господский манер. Старший, впрочем, судя по тщательно выбритой верхней губе, числил себя во вьюношах.

— Это Луньки, молодые господа, — зашептала Гнешка Десси в сенях. — Они в столице на ученье были, по весне вот вернулись, уже после того, как замок вконец затянуло. Карстен — старший, и Рейнхард. Видеть тебя хотят.

— А третья кто?

— Мильда, кормилица ихняя.

Братья были похожи — только у младшего физиономия то и дело расплывалась в улыбке, а у старшего на переносье уже пролегла морщинка и рот каким-то противоестественным образом превратился в скобочку, какую Десси видала прежде лишь у старых дев.

Она прошла в горницу, поклонилась молодым господам и тут увидела, что они не теряли в столице время даром. Левые запястья обоих братьев украшали шипастые браслеты — знак низшего посвящения Храма Солнца, обязательный для младших офицеров. Десси захотелось завыть от тоски.

Лунь-старший милостиво ей кивнул.

— Агна говорит, что ты хочешь расколдовать наш замок, — произнес он строго. — Но другие говорят, что ты — шеламская ведьма.

Отпираться было бессмысленно — более того, отпираться здесь, рядом с клаймовой могилой, было попросту противно. Десси засучила рукав, показав солнцепоклонникам ее собственный браслет — старый ожог вокруг правого запястья, напоминающий отпечаток человеческой ладони.

— Вам сказали правду, доменос Клык.

Это была высшая вежливость в Пришеламье — назвать человека именем его земли. И Десси с удовольствием отметила, что щеки молодого князя на мгновенье вспыхнули. Проняло. Достало.

— Вам сказали правду, доменос, — повторила она. — Я — ведьма Шелама.

— Рейн, пойди во двор, — велел Карстен, повернувшись к брату.

Парнишка был шкода и шныра — это Радка поняла, едва он показался на крыльце. Цепко оглядел двор, зыркнул мрачно на чистившую ножи Радку — нишкни, мол, девчонка! — спрыгнул со ступенек и шмыгнул за угол, на задний двор. Радка, разумеется, следом. То ли присмотреть, чтоб не стащил чего, то ли пошнырить вместе.

Парнишка порылся в сваленных у стены ржавых ухватах и серпах и нацелился уже на старую собачью будку, как вдруг в воздухе ровно стеклянные колокольчики прозвенели. Он насторожился, вскинул голову и замер столбиком. Затаила дыхание и Радка.

Откуда-то из-за дома выпорхнула огромная белая птица и, описав полукружье, опустилась во двор шагах в двадцати от ребят. Вскинула длинную тонкую шею, щелкнула клювом, раскинула белоснежные пушистые крылья и закружилась, заплясала. И снова колокольчики заиграли. Радка и княжич, не сговариваясь, пригнулись, словно молодые котята, и стали тишком подбираться к этакому чуду. Птица то ли не почуяла их, то ли не испугалась. Знай пляшет, купается в солнечных лучах да колокольчиками звенит.

Краа!!! Со старой ивы за забором сорвался вдруг толстенный черный ворон и бросился на птицу. Та отшатнулась, захлопала крыльями и стрелой — в небо. Ворон за ней. Радка и княжич только глазами их проводили. Потом посмотрели друг на друга, но молча. Что тут скажешь? Чудеса, да и только.

— Прежде всего я хотел бы знать, чем твоя магия отличается от обычной, — сказал старший княжич.

— Если у дальнего колдуна ничего не вышло, почему ты думаешь, что у тебя выйдет? — пояснила Мильда.

Десси улыбнулась, опустила глаза.

— Во мне страха больше, — ответила она. — Кроме того, тот колдун свой собственный был, а я Шеламу принадлежу. Лес не станет свое добро просто так разбазаривать.

Карстен изумленно вскинул брови.

— Звучит разумно, — признал он. — Только какой платы ты потребуешь? Притащишь в наш замок всю шеламскую нежить?

— А ты думаешь, ей в лесу плохо живется? — Десси начала сердиться.

Похоже, всю жизнь ей придется спорить об одном и том же. Только собеседники будут меняться.

— Говорить-то вы все мастера, — проворчала Мильда. — А кто поручится, что это правда? Что ты замок для нас, а не для себя освободишь?

— Некому поручиться, — спокойно ответила Десси. — И мне поклясться нечем. Своей жизнью — так она Шеламу принадлежит. Сестриной — так я ж шеламка, мне лес всех кровников дороже. Понимаешь, доменос, — она повернулась к Карстену, — на деле все просто. Я стою у стенки, и ты тоже. Насупротив меня. Сделай шаг вперед — и мне придется на тебя бросаться. Отступи, дай мне еще немного места — и я отступлю. Разойдемся. Мне зиму пережить надо. А без замка нам не выжить — ни тебе, ни мне, ни брату твоему, никому здесь. Потому что если не осенью, так весной непременно с чужанами воевать придется. Вот и думай теперь, верить мне или нет.

Быстро глянула на княжича и тут же отвела глаза. Поняла, что снова попала. Потому что у Карстена хватило ума поверить, что ведьма говорит правду. А против правды не попрешь.

— Хорошо, — сказал княжич. — Я не должен тебя слушать, но, видно, другого выхода нет. Используй свою магию. Только в замок я пойду вместе с тобой.

— Карстен, да ты что? — заохала Мильда. — Неужто мы верного человека не найдем, чтоб с ней послать?

Карстен ничего ей не ответил, только сжал губы и требовательно глянул на шеламку.

Десс и сама прикусила губу, чтобы скрыть досадливую гримасу. Уж если непременно нужен был венценосный надзиратель, она предпочла бы младшего княжича. Но не лезть же два раза на один рожон!

— Доменос Клык решил, значит, так будет, — сказала она.

Глава 12

Погода испортилась. Вечером солнце глянуло на землю больным, налившимся кровью глазом, а с утра задул ветер, погнал по небу серые облака, а по дорогам — вихорьки пыли. Вцепился в космы старым березам на берегу Павы, дотащил до Павинки и бросил людям под ноги, словно ловчий кот свою добычу, горсть пожелтевших листьев.

Один такой шершавый крапчатый листок Десси выудила из своей прически, надкусила горький черешок, запахнула поплотней шерстяную кофту и решительно зашагала к кузнице. На ее пороге Карстен с кузнецом вели неторопливую уважительную беседу.

Кузнец в Павинке был, как и полагается, черноволосый кряжистый детина. Еще бы чуть рыжины в бороду, и в точности за Громовика сошел бы. Увидев шеламку, он попер на нее разгневанным быком.

— Ты куда это наладилась, голова соломенная? Нешто ж можно бабе в кузню заходить? Не бабье это дело, нешто не знаешь? Ты ж мне тут все железо перепортишь!