Влюбленный дьявол - Жак Казот

Достойная женщина выслушала меня с необыкновенным вниманием, терпением и добротой. Видя, что я сознаю всю меру своей вины, она сочла ненужным ещё более увеличить её тяжесть в моих глазах.

— Мой милый сын, вы устремились за обманчивыми видениями и с первой же минуты вас окружил обман. Лучшее доказательство тому — известие о моей болезни и о гневе вашего старшего брата. Берта, с которой вы будто бы говорили, вот уже несколько времени прикована недугом к постели. Я и не думала посылать вам двести цехинов сверх вашего обычного содержания. Я не рискнула бы подобной неразумной щедростью поощрять ваши излишества или побудить вас к тому. Наш добрый конюший Пимиентос скончался восемь месяцев тому назад, а из полутора тысяч с лишним домов, которыми владеет в Испанском королевстве господин герцог Медина Сидония, нет ни пяди земли, которая находилась бы в описанной вами местности. Я прекрасно знаю эти места, вам приснилась и эта ферма, и все её обитатели.

— Но, сударыня, — возразил я, — возница, который доставил меня сюда, видел всё это не хуже меня самого, он тоже плясал на свадьбе.

Матушка приказала послать за возницей, но оказалось, что он успел уже распрячь карету и удалился, не спросив никакой платы.

Это поспешное и бесследное исчезновение показалось матушке подозрительным.

— Нуньес, — обратилась она к находившемуся в комнате пажу, — передайте достопочтенному дону Кебракуэрносу[10], что мой сын Альвар и я ждём его здесь. Это доктор из Саламанки, — добавила она. — Я полностью доверяю ему, и он заслуживает доверия как моего, так и вашего. В самом конце вашего сновидения есть одно обстоятельство, которое меня смущает. Дон Кебракуэрнос знает толк в этих вещах и сумеет разобраться в них лучше меня.

Достопочтенный доктор не заставил себя ждать. Уже самый вид его производил серьёзное и внушительное впечатление, ещё прежде чем он успел заговорить. Матушка заставила меня повторить в его присутствии откровенный рассказ о моих безумствах и их последствиях. Он выслушал меня, не прерывая, со вниманием, к которому примешивалось изумление. Когда я закончил, он после краткого раздумья взял слово и сказал следующее:

— Несомненно, сеньор Альвар, вы избегли величайшей опасности, какой может подвергнуться человек по своей собственной вине. Вы вызвали злого духа, вы сами неосторожно подсказали ему, под какой личиной легче всего будет обмануть и погубить вас. Ваше приключение — из ряда вон выходящее, ничего подобного я не читал ни в «Демономании» Бодена, ни даже в «Очарованном мире» Беккера[11]. А нужно признать, что с тех пор, как писали эти учёные мужи, враг рода человеческого удивительно изощрился в своих уловках, он стал пользоваться всеми ухищрениями, с помощью которых люди в наше время пытаются взаимно развратить друг друга. Он подражает природе с удивительной верностью и с большим разбором; он пускает в ход, как приманку, таланты, привлекательность, устраивает пышные празднества, заставляет страсти говорить самым соблазнительным языком; он, до известной степени, подражает даже добродетели. Это раскрыло мне глаза на многое из того, что совершается вокруг нас. Я уже вижу гроты, более опасные, чем ваша пещера в Портичи, и тьмы одержимых, которые, к несчастью, сами того не понимают. Что же до вас, то если вы примете разумные меры предосторожности в настоящем и на будущее, я полагаю, что вы полностью освободитесь от этих чар. Несомненно, ваш враг отступил. Правда, он соблазнил вас, но ему не удалось окончательно вас развратить. Ваши намерения, ваши угрызения совести спасли вас с помощью поддержки, оказанной вам свыше. Таким образом, его мнимая победа и ваше поражение были для вас и для него всего лишь иллюзией, а раскаяние в совершённом окончательно очистит вашу совесть. Что до него, то ему не оставалось ничего другого, как отступиться. Но смотрите, как ловко он сумел прикрыть своё отступление, оставить в вашем уме смятение, а в сердце отзвук, который бы помог ему возобновить искушение, если вы подадите к тому повод. Ослепив вас ровно настолько, на сколько вы сами того хотели, и вынужденный предстать перед вами во всём своём безобразии, он повиновался как раб, замышляющий бунт против господина. Он стремился смешать и спутать все ваши мысли, причудливо сочетая гротескное и страшное — ребяческую затею со светящимися улитками и ужасный вид своей отвратительной головы; наконец, истину — с обманом, сон с явью. Так что ваш смятённый ум перестал различать что бы то ни было и вы смогли поверить, будто поразившее вас видение было не столько следствием злого умысла, сколько порождением вашего воспалённого мозга. Однако он тщательно отделил от всего этого воспоминание о прелестном видении, которым он так долго пользовался, чтобы совратить вас. Он вновь попробует вызвать его в вашей памяти, если вы дадите ему эту возможность. Тем не менее я не думаю, что преградой между ним и вами должен стать монастырь или духовный сан. Ваше призвание ещё не определилось окончательно. В миру также нужны люди, умудрённые жизненным опытом. Послушайтесь меня, вступите в законный союз с женщиной, пусть вашим выбором руководит ваша почтенная матушка. И если та, кому вы вручите руку, будет обладать небесной прелестью и талантами, вы никогда не почувствуете искушения принять её за дьявола.

Эпилог «Влюблённого дьявола»

Когда вышло в свет первое издание «Влюблённого дьявола», читатели нашли его развязку чересчур неожиданной. Большинство предпочло бы, чтобы ловушка, в которую попал герой, была прикрыта цветами, способными смягчить ему неприятность падения. Наконец, кое-кому казалось, что воображение изменило автору, прежде чем он добрался до конца своего короткого пути. Тогда тщеславие, которое боится понести хотя бы ничтожный урон, побудило его рассказать своим знакомым весь роман целиком так, как он был задуман в пылу первого вдохновения, и таким способом отразить упрёк в бесплодии и недостатке вкуса. В этом варианте Альвар, поддавшийся обману, становился жертвой своего врага; повесть распадалась на две части: первая оканчивалась этой весьма прискорбной катастрофой, а во второй развёртывались её последствия. Альвар уже не просто был снедаем искушениями, он становился одержимым, орудием, с помощью которого дьявол сеял повсюду в мире разврат. Такая сюжетная канва второй части давала необъятный простор воображению и открывала широкую дорогу критике, сарказму и всяческим вольностям.

По этому поводу мнения разделились: одни считали, что нужно было довести рассказ до падения Альвара включительно и на этом остановиться, другие — что не следовало умалчивать и о последствиях его падения.