Ксанкина бригантинка - Андрей Дугинец

Когда он задумывался, на черном лице его сильнее выделялись белесые мешочки, свисавшие под глазами. Сейчас эти мешочки казались сизыми, и учитель втайне от ребят, которые, однако, все замечали, посасывал валидол.

Ксанке жалко было Виктора Семеновича, когда он так задумывался. Молча состругивая шершебкой верхний лохматый слой доски, она время от времени посматривала на учителя.

Валерка и Атнер тоже молча шаркали рубанками.

А Висеныч сложил на свободный верстак подобранный для работы материал и тихо, как бы продолжая начатый разговор, сказал:

— А насчет того, что в жизни может, а что не может пригодиться, так я вам кое-что могу рассказать. — Он приладил доску, чтобы строгать ее, но присел на краешек верстака и, чуть прищурив глаза, словно вспоминая нечто давно забытое, продолжал: — Вот вы все Евка да Евка. А знаете, какой подвиг она совершила в войну как раз потому, что была у нее лишняя профессия.

— Подвиг? — переспросил Атнер, широко раскрыв глаза.

— Да! Героический подвиг.

Ребята ошарашенно переглянулись и разом закричали:

— Расскажите!

— Да уж начал, так слушайте. Все это я доподлинно узнал от ее бывшего партизанского командира. Пришла она в отряд, это еще в начале войны, и просится в разведку или на диверсию. Тогда все так просились. Ну, а командир, конечно, спрашивает, кто она, откуда и какой у нее стаж диверсионной или разведывательной работы.

— Никакого у меня стажа в военном деле нет, — ответила она. — Я просто хочу бить фашистов.

— А кто вы по профессии?

— Учительница, — ответила она так тихо, будто виновата была, что профессия у нее не военная.

— Да-а, — огорчился командир. — Школу открывать мы пока что в лесу не собираемся. Живите в отряде. Может, что когда потребуется переписать или еще что…

А когда разговорились, командир узнал, что она во время учебы в институте кончила и курсы электромонтеров. Командир ухватился за это.

— Чего ж вы, говорит, сразу не сказали? Если так, то вы получите очень серьезное задание.

Сделали ей документы, и пошла она в областной город наниматься к немцам электромонтером.

— Ну и взяли? — не выдержал Атнер.

— Женщин фашисты охотнее брали на работы, связанные с доступом в их жилища и рабочие места. Взяли и ее, да не просто так, а специальным электромонтером при гестапо и прочем начальстве.

— Ох, страшно ей было! — чуть слышно проговорила Ксанка.

— Вернулась она через полгода, после взрыва в театре. Там фашисты устроили именины своему генералу. Ну, она их и угостила — подговорила истопника, и с углем загрузили подвал взрывчаткой, а потом все это ухнуло. Вот вам и не девичье дело…

— Ну вот, а она про себя ничего не рассказывает, — огорченно заметила Ксанка. — Знали бы ребята, какой она была, не изводили бы. А то думают, что она трусиха.

— Глупенькие! — качнул головой Висеныч. — Да она ведь только за вас всегда дрожит. А сама-то за себя никогда не боится. Видели, где живет? Там и мужчина побоялся бы.

— А верно, ребята, — согласился Атнер. — Ночью на хоздворе страшно, как на старом кладбище.

А Ванько, почесывая в затылке, спросил, ни к кому не обращаясь:

— Неужели Евка могла и по столбам лазить?

— Но почему же не могла? — развел руками Висеныч. — В молодости она была, пожалуй, такая же шустрая, как вот Ксанка.

— Ну, а почему ж сейчас за нас так дрожит? — все еще с неудовольствием спросил Атнер.

— В войну очень много на ее глазах погибало таких, как вы. Насмотрелась она на страдания детей, вот и болеет за каждый ваш ушиб. Все ей кажется смертельным, все непоправимым.

— Чего ж вы нам раньше этого не рассказали?! — тяжело, не по-детски вздохнула Ксанка. — Разве мы ее так изводили бы…

— Ребята, — угрюмо заговорил Валерка. — А может, давайте не будем тайно делать дверь. А то опять испугаем.

— Добрым делом не испугаешь! — уверенно ответил Атнер, которому жалко было расставаться с заманчивым делом, увлекательным, как игра в разведчиков.

Валерка согласился с его доводом, но на душе не стало спокойнее…

— Ребята! — строго окликнула Ксанка. — Но больше не называть ее Евкой. Ни-ни!

5. Что произошло ночью

Было уже поздно. Огни в окнах спален погасли. Дети, да и воспитатели, давно спали. Только Евгения Карповна сидела в учительской над своей загадкой. Перебрала списки всех классов, начиная от старших до малышей, хотя совершенно невероятным было бы найти это проклятое «С. 3.» в списке первоклассников и даже третьеклассников. На отдельном листке бумаги Евгения Карповна старательно выписала все инициалы, которые совпадали с надписью на дверях.

В школе этих «С. 3.» оказалось восемь. Света Золотова, ученица восьмого класса, комсорг школы. Но эта вне подозрения.

Слава Зуев из пятого класса — болезненный мальчишка, не способный на такую выдумку. Да и малярничать, как подтвердил Виктор Семенович, он не умеет.

Ну, а остальные — все малыши из первого и второго классов. Предполагать, что «С. 3.» — это не имя и фамилия, а имя и отчество — нелепо: дети никогда не называют себя по имени и отчеству. И все же Евгения Карповна заглянула в личные дела некоторых, самых подозрительных.

В окно постучали раз и другой.

— Что еще за фокусы! — вслух воскликнула воспитательница и подошла к окну как раз в тот момент, когда по стеклу снова хлестнуло большой веткой растущей за окном березы.

Приоткрыв окно, Евгения Карповна тут же его захлопнула, охваченная сыростью и холодом. На дворе разыгралась по-настоящему осенняя непогода. Лил дождь с сильным порывистом ветром. Подумав о том, как она будет добираться домой в одной кофточке, Евгения Карповна зябко вздрогнула.

В надежде, что дождь перестанет, она просидела в неуютном, холодном кабинете еще часа полтора. Березовая ветка все так же хлестала по окну. И каждый раз Евгении Карповне казалось, что вылетят стекла. Видя, что непогода рассвирепела не на шутку, Евгения Карповна достала старую географическую карту, наклеенную на марлю, и, накрывшись ею, отправилась домой. Но только вышла за порог, ветер, насыщенный густым дождем, подхватил ее импровизированный плащ, поднял высоко над головой, промочил его насквозь, словно в речку окунул, и бросил опять на спину — теперь прикрывайся. Мокрая карта прилипла к спине, к плечам и холодила до костей.

Евгения Карповна, покашливая, шла все быстрей и быстрей.

Еще на полпути она вынула из кармана ключи и, привычно нащупав толстенький, пузатый ключик, приготовилась сразу, с разгону воткнуть его в замок. На хоздворе было так темно, что Евгения Карповна даже не смотрела на дорожку, все равно ничего не видно. Ноги сами несли ее по привычным извилинам тропинки, пробирающейся среди хозяйственного хлама. И все же даже в этой кромешной тьме она увидела какой-то просвет там, где была ее дверь. В тревоге последние метры уже не прошла, а пробежала. И, только ухватившись за дверную ручку, поняла, что это белела сама дверь.

— Неужели и ее покрасили?! — воскликнула она в сердцах.

В мыслях мелькнул розовый значок со злополучным вензелем.

Но Евгения Карповна тут же отогнала это видение: не могут же на двери ее собственной квартиры навешивать какие-то нелепые знаки!

Войдя под навес и сбросив с плеч скользящую холодную тряпку, в которую превратилась карта, Евгения Карповна долго шарила по двери рукой, держащей ключ, но замка не находила. Наконец в отчаянии поняла, что и дверь у нее совсем другая. Слегка потянула, дверь охотно, без обычного нудного скрипа, открылась.

Войдя в комнату, полную непривычной лесной свежести, она включила свет и остолбенела.

Прежде всего бросились в глаза ее любимые цветы — огромные хризантемы в вазе на середине стола и белый, словно только что выстроганный пол. Сначала она так и подумала, что пол сострогали, но у порога, возле влажной еще тряпки, на которой стояла Евгения Карповна, увидела щетку со стальной щетиной и поняла, что пол старательно выскребли и вымыли. Глянула под кровать — там вместо ржавой продырявленной жестянки стоял большой, с высокими бортами самодельный добротный противень из белой жести. Противень был наполнен сухим белым песком. Это для кошек.

И тут, будто почувствовав, что хозяйка о них подумала, вокруг ног ее завертелись Киска, Ласка и любимец Уголек.

Подхватив на руки черненького котенка с белыми, словно измазанными в сметане лапками, она спрашивала его, что тут произошло, кто был в доме и наводил всякие порядки и беспорядки. Уголек мяукал, ластился, облизывал пальцы хозяйки и пытался устроиться на руках спать. Но хозяйка сегодня не была настроена его баюкать. Опустив Уголька на пол, погладила Киску и Ласку. И, оглянувшись, медленно, с удивлением и даже с радостью посмотрела на дверь. Оказывается, и дверь и даже косяки были новыми, только что выстроганными из добротного, еще пахнущего смолой дерева. Вот откуда шел такой сочный лесной дух!