Том Сойер за границей - Марк Твен

Но больше всего мне хотелось поглядеть на дервишей – я ими очень интересовался из-за того дервиша, который сыграл такую штуку с погонщиком верблюдов. Мы нашли их целую кучу в какой-то церкви. Они называли себя вертящимися дервишами – и в самом деле вертелись, да так, как я еще в жизни не видывал. На них были надеты высокие шляпы вроде сахарных голов и полотняные юбки, и они беспрерывно крутились и вертелись, как волчки, а юбки ихние развевались во все стороны. Я такой красоты еще ни разу не видал и, глядя на них, совсем ошалел. Том сказал, что все они мусульмане; а когда я спросил, что значит мусульманин, он мне объяснил, что это всякий, кто не пресвитерианин. Выходит, что в штате Миссури их множество, только я раньше не знал.

Мы не видели и половины того, что надо было посмотреть в Каире, потому что Тому приспичило отыскать все места, которые прославились в истории. Мы прямо с ног сбились, разыскивая житницу, куда Иосиф складывал зерно перед голодом, а когда мы ее нашли, оказалось, что и смотреть-то там не на что – такая это ветхая развалина. Однако Том был очень доволен и поднял страшную бучу. Я бы ни за что так не орал, даже если б мне гвоздь в ногу вонзился. Как он вообще это место нашел, ума не приложу. Пока мы до него добрались, мы прошли не меньше сорока точно таких же житниц, и я думал, что любая из них вполне сойдет, но Тому только настоящую подавай – другие ему не годятся. Я никогда не встречал никого дотошнее Тома Сойера. Чуть он завидел ту самую житницу, он ее вмиг узнал – вроде как бы я узнал свою запасную рубашку, если бы только она у меня была. Но как ему это удалось, он вряд ли мог бы объяснить, – он сам в этом признался.

Потом мы очень долго рыскали в поисках дома, где жил мальчик, который научил кади, как рассудить дело со старыми и новыми маслинами. Том сказал, что это из "Тысячи и одной ночи" и что после, на досуге, он нам с Джимом про это расскажет. Ну вот, рыскали мы рыскали – до тех пор, пока я чуть не свалился с ног от усталости. Я стал просить Тома бросить это дело, прийти на следующий день и разыскать кого-нибудь, кто хорошо знает город, умеет говорить по-миссурийски и сможет отвести нас прямо на место, – но нет, он непременно хотел найти его сам, и все тут. Вот мы и поплелись дальше. Но тут произошла самая удивительная вещь на свете. Этот дом исчез (исчез много сот лет назад), и от него не осталось ничего, кроме одного глиняного кирпича. Никто бы в жизни не поверил, что какой-то деревенский мальчишка из штата Миссури, который никогда раньше в этом городе не бывал, может прийти, обыскать это место и найти тот самый кирпич. А вот Том Сойер это сделал. Я знаю, что он это сделал, потому что я сам видел. Я был рядом с ним в это время и видел, как он заметил тот кирпич и как узнал его. Да, сказал я про себя, как же он это делает? Что это – знания или инстинкт?

Вот все факты – точно, как было, и пусть каждый объясняет сам, как хочет. Я долго над этим думал, и мое мнение, что это отчасти знания, но главное тут инстинкт. И вот почему. Том положил кирпич в карман и сказал, что, когда вернется домой, напишет на нем свое имя и все факты и отдаст его в музей. Ну а я потихоньку вытащил кирпич у него из кармана и сунул туда другой, почти такой же, и он не заметил никакой разницы, – а разница-то была. По-моему, это решает дело: тут главное инстинкт, а не знания. Инстинкт говорит ему, где подходящее место для кирпича, вот он и узнает его – по месту, а не по виду самого кирпича. Если б дело было в знаниях, а не в инстинкте, он бы узнал этот кирпич, увидев его снова. А он не узнал. Теперь вы понимаете, что, сколько бы там ни кричали, будто знания такая замечательная штука, – инстинкт в сорок раз больше стоит, потому что он такой безошибочный. И Джим то же самое говорит.

Когда мы вернулись обратно, Джим спустился вниз и взял нас на борт. В лодке сидел молодой человек в красной феске с кисточкой, в красивой голубой шелковой куртке и в широких штанах; поясом ему служила шаль, за которую были заткнуты пистолеты. Он говорил по-английски и хотел наняться к нам в гиды и показать нам Мекку, Медину и Центральную Африку – и все за полдоллара в день и за харчи. Мы его наняли и поехали, включив полный ход. После обеда мы очутились над тем самым местом, где израильтяне переходили Черное море, когда фараон хотел их догнать и на него обратились воды. Там мы остановились и хорошенько осмотрели место. И Джим очень обрадовался, он сказал, что видит все в точности, как оно было. Он видит, как израильтяне идут между стенами вод, а египтяне догоняют их, спеша вовсю; а когда они вошли в море, он увидел, как воды возвратились и потопили их всех до одного. Потом мы снова включили полный ход, понеслись дальше и стали парить над горой Синай и осмотрели то место, где Моисей разбил каменные скрижали, и ту равнину, где расположились сыны Израилевы и где они поклонялись золотому тельцу. И все это было ужасно интересно, и гид знал каждое место не хуже, чем я свой родной город.

Но тут у нас случилась беда, и все наши планы пошли насмарку. Томова старая кукурузная трубка до того распухла и покоробилась, что уже никакие завязки и веревочки не помогали: она треснула и развалилась на куски. Том прямо не знал, что делать. Профессорская трубка ему не годилась – она была пенковая, а человек, который привык к трубке из кукурузной кочерыжки, знает, что все остальные трубки на свете ей в подметки не годятся, и ни за что другую курить не станет. А мою Том не хотел брать, сколько я его ни упрашивал. Мы прямо не знали, что и делать.

Он все обдумал и сказал, что нам надо порыскать кругом, посмотреть – не найдется ли такой трубки в Египте, Аравии или еще где-нибудь; но гид сказал, что это все напрасно – их там нету. Том сильно приуныл, но вскоре развеселился и сказал, что нашел выход.

– У меня есть еще одна кукурузная трубка – первый сорт и почти новая. Она лежит у нас дома на стропилах над кухонной плитой. Джим, ты с гидом поедешь за ней, а мы с Геком расположимся тут, на горе Синай, и будем вас дожидаться.

– Что вы, масса Том, да нам и в жизни наш город не найти! Трубку-то я найду, потому что я вашу кухню знаю, но, ей-богу, мне ни за что не найти ни нашего города, ни Сент-Луиса, и ничего такого. Мы ведь дороги не знаем, масса Том,

Это был факт, и он на мгновение поставил Тома в тупик. Однако вскоре Том сказал:

– Послушай, все это чепуха. Я тебе скажу, что надо делать. Наставь компас и лети на запад – прямо, как стрела, пока не найдешь Соединенные Штаты. Тут ничего трудного нет, потому что это будет первая же земля, на которую ты наткнешься по ту сторону Атлантического океана. Если ты прилетишь туда днем, дуй себе дальше, прямо на запад от верхней части побережья Флориды, – и через час и три четверти доберешься до устья Миссисипи, при той скорости, какую я тебе поставлю. Ты будешь лететь на такой высоте, что земля покажется тебе сильно выпуклой – вроде как таз, перевернутый вверх дном; и задолго до того, как ты туда доберешься, ты увидишь целую кучу рек, расползающихся в разные стороны, и с легкостью узнаешь Миссисипи. Потом можешь лететь вдоль нее на север еще час и три четверти, покуда не увидишь, что в нее впадает Огайо. Теперь тебе придется смотреть в оба, потому что будет уже близко. Наверху, по левую руку, ты увидишь, как в нее впадает другая лента, – это будет Миссури, немного выше Сент-Луиса. Здесь надо спуститься вниз, чтобы следить, какие городки будут попадаться по дороге. За пятнадцать минут ты пролетишь штук двадцать пять, и когда увидишь наш, то сразу его узнаешь; ну а если нет, можно крикнуть и спросить.

– Если это так просто, масса Том, я думаю, мы сможем это сделать. Да, сэр, я знаю, что сможем.

Гид тоже был в этом уверен и сказал, что, наверное, скоро научится стоять на вахте.

– Джим за полчаса всему вас выучит, – сказал Том. – Управлять этим шаром так же просто, как челноком.

Том вытащил карту, нанес на нее курс, измерил и сказал:

– Самый кратчайший путь – лететь обратно на запад. Тут всего каких-нибудь семь тысяч миль. Если лететь на восток, вокруг всего света, получится почти вдвое больше.

Потом он сказал гиду:

– Вы оба должны все время следить за счетчиком, и каждый раз, когда он будет показывать меньше трехсот миль в час, вы должны подниматься или опускаться до тех пор, пока не найдете штормовое течение, идущее по пути с вами. На этом шаре вы можете лететь со скоростью сто миль в час без всякого ветра. В любое время, когда вам вздумается, вы сможете разыскать двухсотмильный шторм.

– Мы так и сделаем, сэр.

– Смотрите, не забудьте. Иногда вам придется подниматься на несколько миль вверх, и там будет зверский холод, но большей частью шторм будет гораздо ниже. Ну а если вам посчастливится напасть на циклон – вот это будет здорово! Из профессорских книг вы можете узнать, что в этих широтах циклоны движутся на запад, и притом довольно низко.

Потом он подсчитал время и сказал:

– Семь тысяч миль при скорости триста миль в час. Вы можете проделать весь путь за одни сутки – за двадцать четыре часа. Сегодня четверг. В субботу к вечеру вы уже будете здесь. Живо давайте сюда пару одеял, провизию, книги и прочее для меня и Гека и отправляйтесь. Нечего тут прохлаждаться – я хочу курить, и потому чем скорее вы доставите трубку, тем лучше.