Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина

— Пиздец, — говорю шёпотом.

Все, больше никакого совместного сна, до тех пор, пока не найду себе любовника. Ещё не хватало перед дочкой опозориться. Встаю тяжело, словно столетняя старуха, иду на кухню. Нет сил заварить чайник, просто пью воду прямо из под крана… А потом снова себя убеждаю.

— Ничего от тебя не останется, — втолковываю себе. — А он наиграется… ты сто раз это видела, Люба. Уедет, а ты останешься, с полями своими, дочкой… Только в глазах местных станешь миллионерской подстилкой.

Последнее звучало особенно внушительно. А ещё — воскресенье. Я задницей чую, приедет Хабаров. Едва дочка просыпается, хватаю её за руку и бегу к родителям. Прятаться.

— Ты же сказала отсыпаться будешь, — удивилась мама.

— Не вышло, — криво улыбнулась я. — И потом, у тебя столько моркови непрореженной, у меня просто руки чешутся за неё взяться.

И правда в огород иду, усадив дочку завтракать. Ну, где мне ещё раком стоять, как не над грядкой с морковью? Выдергиваю зелёные кустики молча, сосредоточенно, а в мыслях — голый Хабаров.

— Дочь, ты меня без урожая оставишь.

Гляжу — и правда. Я не прореживаю, я уничтожаю морковь, уже четверть грядки полностью выдернула. И мама смотрит пусть и молча, но блин, так проницательно… А ведь наверняка дошли слухи. И про камаз моркови, и про танцы… Это же село, тут все друг про друга все знают. Но молчит, и я так благодарна маме, что ничего не спрашивает…

— Может, сходишь в магазин? — предложила мама. — Мне хлеб нужен…

— Нет, — испугалась я.

У мамы безопасно. Здесь никто не будет посягать на мою девичью честь. По чести — она наверняка восстановилась уже за столько времени непорочного поведения. Можно сказать, девочка. Никаких выходов в свет, даже в магазин. Вон Маришку отправить с запиской, тут до магазина близко, она это дело обожает.

А мама долго стояла, смотрела, опять же — молчала. Слава богу. Я ударно прореживала ненавистную морковь, причём взяла себя в руки, и делала это образцово показательно. Старалась. Бабушка точно оценит. Мама ушла домой, а я возилась ещё долго, пока не закончила… иду на обед, ладони грязные, спину ломит, зато честь на месте. Руки отмыла прямо на улице, из дачного подвесного рукомойника, домой захожу, открываю дверь, а там…

— И весь город видно! — взахлёб рассказывает моя дочурка. — Целиком! А вечер уже, и там огоньки, огоньки, целая миллиардная стая!

Я замираю, даже дыхание задерживаю. Не так здесь безопасно, как мне казалось. Крадусь на цыпочках по коридору. Картина маслом — Маришка с вдохновленным лицом рассказывает о своих приключениях. И все невинно так, с точки зрения ребёнка, конечно… А уж родители читают между строк, смотрят на меня выдидающе.

— Дочь, — прошу я, буквально сдергиваю её с табуретки. — Мне кажется, по нам соскучилась вторая бабушка.

— Ну-ну, — задумчиво протянула мама. — У бабушки то морковь без твоего внимания страдает.

А я что? Я ничего. Дочку в охапку и бегом. Причём деть активно сопротивляется, она ж не все дорассказала, и в результате ноет всю дорогу.

— Зачем мы от бабушки ушли? — недоумевала она.

— У второй бабули морковь точно не прорежена.

Маришка глаза округляет и смотрит на меня с испугом, прежде за мной такой страсти к огородничеству не водилось. Поля я свои люблю, да, а вот огороды не очень, они тоску нагоняют. Дочка так удивляется, что даже замолкает и перестаёт протестовать. А бабуля ожидаемо нашлась в огороде, в цветастом сарафане, розовых носках, калошах и пуховом платке накинутом на плечи. Все дела бросила, к забору прислонилась, смотрит на меня внимательно. Так внимательно, что я думаю, а может ну его, и обратно? Но там мама… а если домой, вдруг Хабаров заявится? Как показал прошлый день, иммунитет у меня на него так себе, значит показана изоляция. От Хабарова.

— Внучка, — окликает она меня, не дождавшись, пока я дойду, шагаю то я все медленнее. — Ты на развод то не подала?

С разводом меня пилит вся родня. Да и я понимаю, что нужно, а все тяну. С дурацким штампом в паспорте как-то спокойнее, привычнее, да и папа же Маришкин… но то, что разговор начала так круто это явно не к добру. Я бы все же дала задний ход, но у дочки лопнуло терпение и она ускакала в дом. Я подключаю тяжёлую артиллерию.

— Я тебя так люблю, — говорю я. — Бабуль… сильно-сильно. Я полдня у мамы в огороде, и такая голодная, ужас просто.

И обнимаю, такую свою маленькую, и правда, изо всех сил любимую бабушку. Она тает, хотя виду и не подаёт. Я её единственная внучка.

— Уууу, коза, — ворчит она. — Сейчас борщ поставлю греть. А у мамаши твоей вообще ни стыда, ни совести, сама, как лошадь, а ребёнка мучает.

Ребёнок это я. Ну что же, хоть в глазах бабушки. И от Хабарова я точно спасена до вечера минимум, а может и ночевать тут останусь, береженого бог бережёт. Послушно ем борщ, натираю до блеска полы, встречаю с хворостиной Зорьку. А время идёт, вечер уже, я все решиться не могу, сидеть мне, трусливому зайцу тут или домой идти. Решила Марина.

— Мам, — сказала она потягиваясь. — Я вчера так устала, что никак не наотдыхаюсь. Пошли домой?

И правда, дура, сколько бегать можно, словно у меня в огороде моркови нет… Морковь у всех растёт, спасибо бабуле. Нужно идти домой и надеяться, что Хабаров не придёт.

— Люба! — крикнула мне в спину бабушка, я обернулась. — Пословицу про двух зайцев помнишь?

Я кивнула. Спорить с бабушкой не стала, а ведь по сути у пеня ни одного зайца нет. Один сгинул черт пойми где, а второму нужны просто задорные потрахушки. А мой дом пуст, темен, словно заброшен, мне перед ним стыдно даже. И гора морковная никуда не делась, высится в сумерках внушительной громадой…

— Мама, — спросила меня дочка перед сном. — А зачем ты его боишься?

— Кого?

Я даже не сразу поняла, Марина вздохнула устало, словно досадуя на мою несообразительность.

— Дядю миллионера.

— Его зовут Марк, — поправила я. — Дядя Марк

И замерла. Второй раз в жизни произнесла его имя. Такое вроде красивое, короткое, а я его боюсь словно. Хотя, как показывает сегодняшний день, я вообще много чего боюсь.

— Он называет меня девочкой.

Моя дочка — на редкость упряма. Я снова вздыхаю. Объясняю — дядю миллионера я не боюсь. Просто он большое начальство и очень занятый человек. Негоже отвлекать власть имущих на свои морковные дела. Маринка не верит, спать уходит нехотя, тем более — в свою комнату. Надеюсь хоть сегодня Хабаров не приснится…

Не приснился, и если честно этот факт меня немного расстроил. Я как бы ждала, хоть и не хотела… Маринка спокойно проспала до утра в своей комнате, а по дорогу на работу была сдана старшей бабушке. Свою маму я пока боюсь, а бабушка меня защитит. Шагаю к сельсовету и думаю, что день готовит. Машина моя готова, наверное, а то все завтраками кормят. По пожару, который Хабаров своими поползновениями совсем у меня из головы выбил наверное что-нибудь уже известно. Вот получу уазик, и сразу на поле, подсчитывать ущерб… А мимо дома Хабарова я прошла совершенно случайно, просто задумалась и сбилась с курса.

Джип стоял во дворе, встало быть их сиятельство ещё дома. Вот вроде и боюсь встречи с ним, и одновременно замираю в предвкушении. Вот что делать мне? Стараюсь не выворачивать голову, прохожу чинно и с достоинством. Всё равно придёт ко мне в кабинет.

Не пришел. Ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать. Больше я ждать уже не могла, у меня же поля… Вышла в коридор. Из кабинета, который Хабаров облюбовал доносится жеманное хихиканье Анжелы. Я зубами скриплю. Нет, я вовсе не ревную, ни капли. Просто вот так флиртовать на рабочем месте, это же верх неприличия и безнравственности! Хрен с ними, пусть без меня предаются разврату, я женщина серьёзная и вообще замужем…

За машиной я пошла пешком, за мной увязался такой же пеший Виталик. У меня в голове Хабаров с Анжелой, в то что говорит парень я даже не вникаю, потом буквально силой вытряхиваю себя из своих мыслей.