Отрицание ночи - де Виган Дельфин

Жоржа раздражало и поведение Лизбет – ее громкий голос, необоснованная шумная веселость и любовь к тряпкам. Впрочем, повадки Люсиль вызывали у отца не большую симпатию – ее вечное витание в облаках, скрытность, время, которое она растрачивала неизвестно где, неизвестно в какой компании, напялив на себя облегающие брючки, накрасив губы, жеманно хлопая глазами и храня многозначительное молчание. С тех пор как дети Жоржа выросли, стали пропадать на вечеринках, часами красоваться перед зеркалом, прежде чем отправиться восвояси в сопровождении неведомых молодых людей и девушек, чьи имена Жорж частенько слышал за ужином, но не мог запомнить, – с тех самых пор отец презирал своих отпрысков и считал их предателями.

Чем дальше, тем жестче и злее Жорж высмеивал детей. Самый смешной повод – какой-нибудь прыщ, покрасневшие глаза и ускользающий взгляд – тут же использовался против подростков. Жорж прекрасно жонглировал словами и все подмечал – одежду, аксессуары, ужимки. Отец все подвергал тщательному беспощадному анализу. Иногда его критика напоминала линчевание. Жорж всегда оставлял за собой последний удар и последнее слово.

Люсиль не являлась исключением, но отец никогда не унижал ее. Люсиль избегала его, предусмотрительно обходила острые углы. С тишиной бороться сложно, поэтому Люсиль молчала, вела – так думал Жорж – секретную двойную жизнь, скрытую от всех. Впрочем, отец отыгрывался на друзьях Варфоломея, которые явно ухаживали за Люсиль: уличал их в малообразованности, физической недоразвитости и мелких амбициях. Особенно Жорж ненавидел Фореста, юношу с ангельскими чертами лица, который глаз не спускал с Люсиль.

А Люсиль в ответ ненавидела всесильность отца, его жестокость и ослепляющую агрессию. Она видела искаженное болью лицо Жоржа, его брезгливо расширенные ноздри, кривую горькую улыбку. Она его не узнавала и не помнила, в какой именно момент он сломался. А может быть, наоборот – Жорж наконец стал самим собой, показал свое истинное лицо? Он, отец, вечно хваставшийся прямо-таки сверхъестественными способностями своих детей, теперь издевался над их вкусами, сомнениями и желаниями. Когда-нибудь Мило, Жюстин и Виолетта тоже облачатся в модные наряды, сделают себе современные прически и захотят устроить революцию. Когда-нибудь они тоже покинут отца.

Лиана выслушивала супруга растерянно и спокойно, стараясь его смягчить. Для нее подростковый период в жизни детей тоже оказался закрытой незнакомой территорией с высокой оградой, чьи законы и порядки Лиана со своим провинциальным прошлым, поздним половым созреванием и семьей, где авторитет отца никто никогда не оспаривал, отказывалась понимать. Она бы предпочла, чтобы дети не росли вообще, всегда оставались маленькими и послушными. Если вдуматься, Лиана на самом-то деле только младенцев и любила, вернее, любила их нежную лакомую плоть, которую буквально смаковала, одаривая бесчисленными поцелуями. Разумеется, Лиана сохранила близкие отношения с Лизбет, своей главной палочкой-выручалочкой. Разумеется, Лиана гордилась Варфоломеем, объективно говоря, прекрасным молодым человеком. Мило тоже ее не разочаровал – он хорошо учился, читал газеты, интересовался миром. Девочки еще не выросли, так что Виолетту мать до сих пор могла целовать сколько угодно. Что касается Люсиль, то после Пижье она стала запираться в комнате, курить и демонстрировать вежливое равнодушие, ни на секунду не выдавая ни своих мыслей, ни чувств.

Люсиль давно выскользнула из-под материнского крыла.

Дважды за неделю Люсиль и Лизбет умудрились вернуться со своих вечеринок гораздо позднее установленного отцом часа. Поэтому, когда кузены пригласили их на праздник в Шавиль, Жорж безапелляционно запретил девушкам выходить из дому. Тот факт, что сестры несколько недель подряд специально выбирали платья для такого события, ничего не менял. Вместо долгожданной пирушки Жорж потребовал присутствия девушек на ужине в компании коммерческого директора агентства, молодого юмориста и режиссера телевизионных фельетонов, в которых несколько раз участвовали Мило и младшие сестры. Во время ужина Люсиль и Лизбет старательно улыбались и отвечали на вопросы, а сразу после десерта вежливо распрощались с гостями и ушли спать.

После отбытия гостей Жорж, возмущенный столь ранним и нелепым побегом дочерей, поднялся наверх, чтобы рассказать своенравным девицам о правилах этикета, однако обнаружил совершенно пустые комнаты и открытое окно. Отец и мать немедленно сели в машину и добрались до Шавиля меньше чем за пятнадцать минут.

Жорж припарковал машину около дома. Несмотря на закрытые ставни, музыка раздавалась даже на улице. Лиана позвонила в дверь. Жорж ожидал в машине. Уже через две минуты мать забрала девушек с вечеринки и усадила в автомобиль. В зеркале заднего вида Люсиль поймала взгляд отца и вжалась в сиденье. По возвращении в Версаль Жорж в ярости и с криками на глазах у дочерей порвал платья, которые они так долго шили специально для праздника в Шавиле. Ночью Люсиль решила сбежать из дому и жить свободно. На следующее утро она поделилась планом с Лизбет, которая не заставила долго себя уговаривать. Сначала они хотели инкогнито поселиться в Пьермонте, найти работу и откладывать деньги. Затем Люсиль дерзко намеревалась уехать куда-нибудь далеко-далеко.

В привычный час сестры сделали вид, что идут в школу, но на самом деле сели в первый поезд до вокзала Сен-Лазар, потом зашли в банк, чтобы забрать скопленные Лизбет деньги – из двух сестер лишь одна работала (нянькой) и умела экономить. В Париже на Лионском вокзале девушки купили билеты на поезд до Пьермонта.

Никогда раньше Люсиль не замечала, насколько дом в Пьермонте запущен и мрачен. Пронизывающий холод и влажность – будто в дом никогда не ступала нога человека – заставили Люсиль содрогнуться. В первый же вечер она стала слышать странные звуки, доносящиеся с чердака, и попросила Лизбет спать вместе с ней. Наутро девушки встретили у дверей дома улыбающегося и удовлетворенного Жоржа с пакетом круассанов. Он приготовил вкусный завтрак, затем усадил девушек в машину. Через два часа они были в Париже.

В компании Фореста Люсиль шлялась по широким бульварам и ходила в кино. Друг Варфоломея влюбился в девушку с первого взгляда – то ли в Версале, то ли в Пьермонте. Форест вел себя целомудренно и вызывал у Люсиль доверие. Спать с ним она не хотела. В ту пору Люсиль носила короткую стрижку «под мальчика», водолазки, узкие брюки, туфли на плоской подошве – в общем, играла в Джин Сиберг. Форест мечтал стать фотографом. В Пьермонте он сделал серию фотографий, на которых Люсиль, Лизбет и Варфоломей прыгают или пляшут у железной дороги. В тот день на вокзале на Люсиль свалился железный знак, поврежденный дождем и ветром, с надписью: «Переходите дорогу, глядя по сторонам. За одним поездом может следовать другой».

В Париже Люсиль и Форест как-то раз сфотографировали свое отражение в зеркале – чудесная пара. Однако Форест остался для Люсиль всего лишь опытом первого флирта, добрым воспоминанием.

Габриеля Люсиль встретила, когда ездила с родителями в Аликанте. Несколько лет подряд они вместе загорали на пляже и веселились по вечерам. Габриель, самый младший брат Мари-Ноэль, коллеги Жоржа, красиво говорил и отличался прекрасным атлетическим телосложением. Его темные волосы контрастировали со светлой копной Люсиль. Он чувствовал себя комфортно в любой ситуации и казался очень уверенным. Габриель часто заходил в гости, в дом, который Лиана и Жорж снимали в Испании. В последнее лето, проведенное с родителями в Аликанте под жарким июльским солнцем, Люсиль впервые занималась любовью с Габриелем.

Спустя несколько недель Лиана заметила, что у дочери увеличилась грудь. Люсиль забеременела. В Версале Лиана и Жорж устроили семейный совет и решили, что в сложившейся ситуации Люсиль лучше выйти замуж. Ей тогда только исполнилось восемнадцать, Габриелю – двадцать один. Впрочем, родители не настаивали. Люсиль сама сделала выбор. Не задумываясь. Она любила Габриеля и давно мечтала о собственной семье и собственной жизни. Вдали от суеты и чужих миров Люсиль собиралась создать собственное пространство. Она никогда не пыталась представить себе свое будущее – конкретное раскрашенное в разные цвета. Она просто не умела отрешиться от того, что есть, от своего настоящего. А иногда Люсиль казалось, что ее мечты просто слишком невероятны и необъятны – даже в голову не помещаются.