Стёртые буквы - Елена Первушина

У Ксанты тоже есть подарок для будущего наследника — маленький калейдоскоп. Жестяная трубка, в которую вставлены три длинных узких зеркала. С одного конца трубки — маленькое стеклянное окошечко, с другого конца вставлено широкое матовое стекло, на которое набросаны крошечные осколки цветных стеклышек. Смотришь в окошечко, поворачиваешь калейдоскоп, и перед глазами вспыхивают отраженные в зеркалах бесчисленные узоры. Каждый появляется лишь на мгновенье, потом, когда трубка переворачивается, стеклышки перемещаются, и узор сменяется новым.

Около полугода назад Ксанта учила танцевать неуклюжую и застенчивую дочку мастера из цеха зеркальщиков. И как-то, болтая с ее отцом, вспомнила, что видела такие трубки на ярмарках в Королевстве. Теперь в одном из сундуков ее Храма лежат несколько дюжин таких калейдоскопов — ждут достойных владельцев. Лах только растерянно вертит игрушку в руках, но все же одаривает Ксанту своей замечательной улыбкой. Жрица улыбается в ответ, она более чем уверена, что на досуге, когда он разберется с подарками, калейдоскоп придется ему по вкусу.

Вручив подарок, Ксанта делает пару шагов в сторону Кервальса и разводит руками: мол, помню уговор и ни на что не претендую. Но к своему безмерному удивлению, она тоже получает подарок, и какой! Всех прочих жрецов хозяин замка наградил деревянными шкатулками, но сейчас по знаку Кервальса двое слуг ставят у ног Ксанты весьма внушительного вида сундук. Она поражена, поражены и прочие жрецы, но что тут поделаешь? Остается только низко поклониться и поблагодарить за нежданную доброту Того, кто делит Хлеб.

Наконец церемония окончена, и все с радостными криками устремляются в замок — к теплу очагов и горячей еде. И Ксанта вдруг обнаруживает, что осталась одна со своим чудо-сундуком. Прочие жрецы без труда унесли шкатулки в руках, а ей, похоже, придется попотеть. Ага, значит, это и имел в виду Кервальс, когда отвалил столь щедрый дар. Ну ладно, она хорошо знает, что за все удовольствия приходится платить. Ксанта хватает сундук за ручку и терпеливо тащит через весь двор, потом вверх по лестницам до своей комнаты. К счастью, он скорее громоздкий, чем тяжелый. В комнате темно и холодно, но дрова, кремень и трут еще остались — Ксанта разводит огонь, отогревает руки, потом достает из-за пояса нож и наконец открывает сундук. Сначала ей кажется, что сундук попросту пуст, потом она видит на дне кусок тряпки, сдергивает ее, садится на пол и начинает хохотать. Со дна сундука на нее глядят грустные глаза Керволана Неудержимого.

В награду за свои художества она получила тот самый портрет из галереи. Что ж, жаловаться решительно Не на что — Кервальс поступил по справедливости.

— Поедешь со мной в Кларетту, — говорит Ксанта портрету. — Тебе там понравится. У меня в Храме ты за день увидишь больше красивых девушек, чем здесь за всю свою жизнь. И могу поспорить, ни одна из них тебя не проклянет.

14

Этим вечером в замке снова пировали, но на сей раз никто и не подумал пригласить Ксанту, да она и сама не ждала приглашения. Она мирно грелась у очага, жевала пирожки, допивала остывшее вино и думала о том, чем займется завтра вечером по приезде в Кларетту. Постепенно ее мысли вернулись к портрету, она вытащила беднягу Керволана из сундука и поставила перед собой.

— Почему ты в самом деле такой грустный? — с интересом спросила она. — Совесть замучила? Или переживаешь, что тебя женщина прокляла? Так вроде ты так и так неплохо пожил. Вон и внуку успел что-то доброе напоследок сказать. Хотя нет, погоди-постой! Что-то у нас с тобой странное получается. Совсем-совсем странное. Или я сегодня весь ум напрочь отморозила, или… Ну-ка погоди-ка! Я сейчас вернусь, никуда не уходи!

Ксанта хмыкнула, выскользнула в коридор, на цыпочках добежала До танцевальной залы и встала перед портретами предков Кервальса и Керви, Тех, кто резал Хлеб в замке Вепря, и начала считать на пальцах.

Значит так. После того как Керволану исполнилось пятьдесят лет, он должен был передать власть в замке своему старшему сыну. Или, по крайней мере, объявить об этом. Но… Как там говорил Тамо? Кальстан, старший сын Керволана, умер совсем молодым, и замок унаследовал младший: Потом прошло еще лет двадцать-тридцать, и настал черед Кервальса, потому что его старший брат тоже погиб в юности. А Керволан жил. Похоронив сына, похоронив внука. Да, та девица, с которой нехорошо себя повел, знала толк в проклятиях. И что же у нас получается дальше? А дальше получается, что если проклятие все еще действует, то очередь за Керви. И по всей видимости, именно на это намекал Кервальс вчера ночью.

Хотя до вечера было еще далеко, в зале царил жемчужно-серый полумрак, дождевые тучи почти совсем отгородили землю от солнечного света. Впрочем, по резкому и звонкому стуку капель в оконные стекла Ксанта угадывала, что снаружи поднимается ветер, может быть сегодня на закате они еще успеют увидеть солнце. Жрица села на ступени лестницы, обхватила голову руками. Там наверху, в пиршественном зале, веселье в самом разгаре. Ничего, пусть веселятся, им можно. Их совесть чиста. А мы будем разбираться в том, что мы наделали.

Так, вернемся к Кервальсу. Кервальс знает про проклятие. Добрый дедушка рассказал, да и у самого глаза и уши есть. Кервальс знает все и женится в первый раз. У него один сын. Идут годы. Годы идут, а у него по-прежнему один сын. И тогда он понимает, что, возможно, скоро останется без сына, а замок — без наследника. Он женится во второй раз. И получает второго сына. Своего? Клота уверена, что нет. Она сегодня мне трижды это обиняком сказала. Собственно, она и приходила для того, чтобы это сказать. Она ждет, что, начав докапываться до истины, я не остановлюсь, а, узнав правду, не смолчу. Но я служу не Айду, а Гесихии и не обязана провозглашать правду на всех перекрестках. Могу сказать, могу и промолчать. Так что же я должна сделать?

Прежде всего, слова Клоты — это всего лишь слова Клоты, кормилицы старшего сына, возмущенной тем, что ее выкормыша обошли. Сплетня. Хотя это вполне возможно. В первом браке у Кервальса долгие годы не было детей, во втором почти сразу же после свадьбы рождается сын, а потом у супругов опять долгие годы нет детей. Возможно, что бесплоден именно Кервальс, и Лах — не его сын. Эту же сплетню косвенно подтверждает Атли, когда говорит, что собственноручно благословил брак Кервальса и Ликорис. На поклон к алтарю Атли приходили будущие супруги, когда хотели, чтобы их брак скрепили не только доводы рассудка, но и любовь. Понятно, когда о взаимной любви просит старый муж. Но для чего это нужно молодой жене? Возможно, она надеется, что муж простит ей прежние грешки? Впрочем, так или иначе, если Лах уже был в чреве Ликорис, когда она стояла под балдахином у алтаря Атли, он считается законным ребенком Ликорис и Кервальса. Тут уж ничего не попишешь, чего бы ни желала Клота.