Некрополь - Дэн Абнетт

— Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни делал, но ты должен сказать мне, что намереваешься делать. Не держи меня в неведении.

— Обещаю, — ответил он.

Совет Причастных был сферическим театром, расположенным на Хребте, прямо над величественным залом Легислатуры, и он был отведен исключительно для благородных домов. Куполообразная крыша расписана фресками, изображающими Императора и божественные машины Марса, парящие в сияющих облаках. Столбы теплого желтого света падали вниз по периметру круглого потолка и освещали бархатные троны высоких домов. Кроме Часса, все были на месте: Гавунда, Йетч, Родъин, Анко, Кроу, Пийдестро, Номферэнти и Вьюик.

Маршал Кроу увлеченно беседовал с братом, старым и умудренным годами лордом Кроу. Вице-маршал Анко, сияющий и подобострастный, представлял генерала Штурма своему пышно разодетому кузену, лорду Анко. Комиссар Каул дипломатично приветствовал лордов Гавунду и Номферэнти. Чернь и слуги наводнили зал, бегая по поручениям, принося серебряные подносы с освежающими напитками или просто охраняя благородных хозяев с зачехленным оружием на поясах.

Гонг пробил четыре раза. С шипением отъехала позолоченная дверь в восточном углу комнаты, и мастер-законодатель Анофий прохромал в комнату, сверкая в желтом свете переливчатыми одеждами и покачивая перевязанной лентами треуголкой в такт каждому шагу, сделанному по вышитому ковру. Он использовал свой длинный золотой скипетр как трость. Мальчики-пажи держали его шлейф и несли инкрустированный драгоценными камнями вокс-пикт-дрон и Книгу Законов улья на украшенной кисточками подушке.

Анофий добрался до своего места. Он настроил серебряную трубку вокс-передатчика и заговорил.

— Благородные дома, прошу внимания. — Все оглянулись и немедленно заняли свои места. Каул, Штурм и остальные военные отошли в сторону.

Место лорда Часса пустовало.

Анофий пролистал данные на инфопланшете, который держал один из пажей, и приложил трясущийся палец к влажным губам.

— Вопрос на голосование. Ратификация подробных планов обороны, предложенных нашим благородным другом, генералом Ночесом Штурмом, была представлена вниманию присутствующих домов. Вопрос нет резона откладывать. Улей, дай Император ему богатство и долголетие, ждет.

Шестью рунами поддержки шипящие голограммы осветили зал над Анофием. Дома Родъин и Пийдестро голосовали против окрашенными в темный зловещими огнями.

— Принято, — просто сказал Анофий. Совет Причастных вновь наполнился разговорами и движениями.

Узорчатая стальная дверь с западной стороны зала открылась, и лорд Часс, сопровождаемый телохранителем, вошел в зал. Повисло неловкое молчание. Оно продолжалось, пока Часс спустился по ступенькам, пересек зал и занял положенное ему место. Обернув его длинный шелковый шлейф вокруг его трона, телохранитель и слуги отошли.

Часс осмотрел круглый зал. Несколько вельмож отводили глаза.

— Вы голосовали. Я отсутствовал.

— Вас призвали, — сказал лорд Анко. — Если отпущенное время выходит, голос конфискуется.

— Вы знаете правила, благородный лорд, — прохрипел Анофий.

— Я знаю, что меня… не допустили.

— Да полно вам! — воскликнул Анофий. — Кого можно не допустить здесь, в высшем парламенте улья Вервун. С учетом исключительности ситуации, я позволю вам проголосовать сейчас.

Часс оглянулся снова, прекрасно понимая, почему лорд Кроу отводит взгляд.

— Я вижу, вопрос был решен шестеро против двоих. Мой голос, за что бы он ни был, теперь ничего не изменит.

— Голосуй за что хочешь, брат мой лорд, — прожурчал Гавунда через украшенный серебром проволочный аугментор, покрывавший его рот, словно сжавшийся узорчатый паук.

Часс покачал головой.

— Я воздерживаюсь. В этом нет смысла.

Группа людей входила через восточный люк. Комиссар Тарриан пытался задержать их, но его оттерли. Это были Гаунт, Гризмунд, Нэш и их старшие офицеры.

— Не могу поверить в такое коварство, Штурм, — выплюнул Нэш в лицо генералу. Жильбер двинулся, собираясь спорить с роанским командиром, но Штурм остановил его резким щелчком пальцев.

Гаунт прошел напрямую к трону мастера-законодателя и выхватил инфопланшет прямо из рук растерянного пажа. Он просмотрел его.

— Значит, это правда, — сказал он, глядя на Штурма и маршала Кроу.

— Стратегические соображения генерала Штурма были приняты и ратифицированы Высшим советом, — шелковым голосом сказал вице-маршал Анко. — И я настоятельно советую вам и остальным иномирским командирам проявить немного уважения и любезности по отношению к обычаям и принятым в этом высшем парламенте процедурам. Мы не позволим нашим древним традициям оказаться попранными…

— Вы все глупцы, — безразлично сказал Гаунт, положив инфопланшет и отвернувшись. — Если больше печетесь о церемониях и традициях, чем о жизни. Вы только что совершили огромную ошибку.

— Вы обрекли на гибель этот улей — и нас вместе с ним! — рявкнул Нэш, кипя негодованием. Гаунт взял огромного роанского генерала за плечо и повел прочь от спора.

— Вы удивили меня, маршал, — глядя на него, сказал Гризмунд, еле сдерживая холодную ярость, словно боевого пса на короткой цепи. — По нашим встречам у меня складывалось впечатление, что вы кое-что смыслите в стратегии.

Маршал Кроу поднялся.

— Мне жаль, что вы разочарованы, генерал Гризмунд. Но план генерала Штурма показался мне разумным. Мы должны спасать улей. И комиссар Каул, который — позволю себе напомнить — живьем видел врага, нас поддерживает.

Гризмунд печально покачал головой.

— А что бы вы сделали? — спросил лорд Часс.

Раздались крики и протесты — все против Часса.

— Лорд Часс имеет право знать! — чистый, сильный голос Ибрама Гаунта заставил крики умолкнуть. Гаунт повернулся лицом к вельможе. — После некоторых наблюдений генералы Нэш, Гризмунд и я открыли бы юго-западные ворота и снарядили бы бронетанковую колонну, чтобы встретить противника, а следом пошла бы пехота. Фланкирующий маневр, чтобы встретить их снаружи Стены, вместо того, чтобы отдать все, что у нас есть.

— Сработало бы это? — спросил Часс.

— Мы никогда не узнаем, — ответил Гаунт. — Но мы точно знаем вот что: если ждать, пока они доберутся до Стены, нам будет некуда отступать, когда это произойдет.

— Некуда.

Благородный Часс хотел продолжить расспросы, но Совет Причастных потонул в шуме, и Гаунт вышел прочь, за ним по пятам шли разгневанные Гризмунд и Нэш.

— Комиссар? Полковник-комиссар? — В людном зале променада перед Советом Причастных, где парламентские работники и помощники из домов носились туда-сюда среди гильдийцев и представителей ординарных домов, Гаунт остановился и повернулся на голос. Высокий мрачного вида мужчина в богато украшенном бронежилете проталкивался сквозь толпу следом за ним, пряча оружие в правой руке под атласной тканью. Гаунт отправил спутников вперед с остальными генералами и повернулся лицом к человеку. Телохранитель кого-то из домов, несомненно.

Мужчина подошел и учтиво отсалютовал.

— Рудрек, лейб-гвардеец его превосходительства лорда Часса из благородного дома Часс. Мой лорд просит о встрече с вами в ближайшее удобное для вас время.

Мужчина передал Гаунту маленькую печать с имперским орлом на одной стороне и гербом Чассов на другой.

— С этим вы приняты в доме Часс в любое время. Мой лорд будет ждать.

Пока Гаунт смотрел на символ, лейб-гвардеец поклонился и отбыл, проглоченный толпой.

«Ну а теперь что?» — гадал он.

Сальвадор Сондар почти проснулся, сон покачивался на краю сознания. Жидкость вокруг него была сладкой и теплой, розовая биолюминесценция мягко светилась.

Щебет что-то бормотал ему, мягко, умиротворяюще и интригующе. Он не умолкал теперь все время, во сне и наяву.

Сондар повернулся в воде.

Что? Ну что там? Что ты хочешь?

Южные наружные трущобы горели, и пепельная завеса висела над усыпанными камнями улицами, разрываемая перекрестными ветрами, циклонами, расходящимися от самых больших пожаров.

Несмотря на свирепое партизанское сопротивление, зойканские силы продвигались через руины большими отрядами пехоты и колоннами танков, тысячами бойцов, невозмутимо движущихся сквозь хаос на север.

Первые уже были всего в километре от Куртины.

Глава седьмая

МАШИНЫ СМЕРТИ

Победа и смерть — сестры-близнецы, и мать их — война.

Артподготовка приближающейся зойканской сухопутной атаки в середине утра двадцать пятого дня внезапно смолкла. Наблюдатели улья тщательно отслеживали передвижения вражеских легионов сквозь наружные трущобы, но на двадцать второй день плотность дыма и туч пепла, укрывших регион, снова сделала задачу невыполнимой. Теперь же к нулевой видимости добавилось гробовое молчание.